Рукопись из Тибета.

— Кто не поверил, тех уже нет, а другие далече, — бесцветно сказал я. — Например Улаф Пальме или тот же Михаил Сергеевич

— Этот мудак тоже был здесь?! — вскинул брови гарант, имея в виду бывшего партийного соратника.

— Был. — И плохо кончил. Вот к чему приводит неверие.

— Я это свидетельствую, — торжественно прогудел Кайман. — От имени великого Будды!

— Да, дела, в тудыт тебе качель, — озадачился Ельцин. — Даже выпить захотелось.

Я взглянул на Каймана, тот понимающе кивнул, "динь-дили-динь" пропел в его руке колокольчик.

В чуть приоткрывшуюся дверь скользнул монах, просеменил к иерарху, тот что-то шепнул ему на ухо.

Служитель молча поклонился и исчез. Нетленной тенью.

— Ну, так что, как говорят у русских попов "по лампадке?" — щелкнул я себя по кадыку пальцем через несколько минут, обращаясь к погрузившемуся в нирвану президенту.

— Да, без бутылки тут хрен поймешь, — вернулся он в объективную реальность. — Приглашайте, черти!

Кайман молча встал со своего трона, сунув в подставку жезл и величаво спустился с возвышения. Далее шагнул за него, давнув скрытую в стене кнопку. Одна из панелей бесшумно откатилась в сторону, открыв потайную дверь, после чего иерарх сделал Ельцину приглашающий знак рукою.

Тот, с кряхтеньем встав, зашагал в нужном направлении.

В просторном изыскано отделанном помещении (то была комната отдыха) был накрыт стол с холодными закусками, на котором красовались несколько бутылок маотая.

— Прошу, — уселся во главе стола Кайман. Мы с гарантом, разойдясь в стороны, расположились друг против друга.

Далее, на правах хозяина, иерарх наполнил рюмки, Ельцин, покашляв в кулак, огласил тост за содружество наций, после чего все дружно дернули головами.

— Хороша водка черт! — крякнул вслед за этим гарант, нюхнув корочку хлеба — А соленого огурца нету?

— Увы, — выдохнул воздух приятель. — Мы же китайцы.

— Ну, тогда давай по второй, — махнул рукой европеец. — Где наша не бывала!

Дернули по второй. Бледные щеки самодержца порозовели.

Вскоре обстановка за столом стала непринужденной — гость начал величать иерарха Пашкой, а меня Иваном, вслед за чем пожелал песен.

"Хорошо не танцев" подумал я. Вслед за чем Кайман вызвал монаха, и тот притащил гитару.

Сначала под чутким руководством были исполнены "Степь да степь кругом", далее "По тундре", а в заключение "Интернационал". Сказались гены коммуниста.

Когда же нетвердо ступающего гаранта в тиаре Панчен — Ламы (Кайман подарил ее на память), охрана бережно выводила из дворца, он поочередно нас облобызал, обещая прислать вагон паюсный икры, а затем, подмигнул мне. — Так значит, говоришь Путин?

— А вроде ничего мужик,— сказал Кайман, после того, как грузное тело загрузили в "мерседес", и кортеж покатил от дворца, направляясь в сторону аэропорта.

— Ничего, — согласился я. — Когда спит зубами к стенке.

Глава 12. Есть только миг...

В мае 2000 года в России состоялась инаугурация нового президента. Кто им стал, известно.

А вот икры нам с Кайманом Ельцин так и не прислал, возможно, забыл или ее разворовали по дороге.

Но на душе все равно было светло и благостно.

Судьба России оказалась в надежных руках. И новый гарант стал трудиться словно раб на галерах.

По такому случаю, согласовав вопрос, с кем положено, мы взяли себе длительный отпуск.

— Панчен-Лама Кайман, по примеру Папы римского, задумал учинить религиозный вояж в Бутан, Индию, а потом Венесуэлу, куда и отправился в марте с пышной свитой. Я же вплотную занялся альпинизмом, желая покорить священный Кайлас. Из склонности к разного рода авантюрам и в назидание потомкам.

Тем более, что бывал в океанских пучинах и недрах Земли.

Для полноты ощущений осталось влезть на гору. На которой никто не бывал. Как пел в свое время всенародно любимый бард Высоцкий.

Дело упрощалось тем, что один из наших монахов — охранников из Шаолиня, шерп* по национальности, был кроме всего прочего отличный скалолаз. Совершивший пару лет назад восхождение на Джомолунгму*.

— Звали его Хо, парень не боялся внеземных сил и был не прочь прославиться.

К концу апреля, под его чутким руководством, я неплохо освоил высотную науку, и, закрепив ее на практике, мы поднялись на несколько вершин в окрестностях Лхасы.

Когда же на самой высокой, озирая сверху этот чудесный мир, я сообщил связчику о своем намерении, тот без колебаний заявил, — я пойду с тобой, Учитель.

Накануне 9-го Мая (хотелось приурочить мероприятие к славной дате), со внутреннего двора Поталы в небо поднялся вертолет, в котором находился экипаж, мы с Хо и три молодых послушника.

Прострекотав над Крышей Мира, стальная птица взяла курс на запад к озеру Манасаровар, откуда планировалось восхождение.

За иллюминаторами дымились Гималаи, над которыми плыли облака, внизу синели артерии рек, темнели скальные плато и зеленели долины.

На закате Ми-8 приземлился на уже знакомом берегу, винты, совершив последний оборот, застыли, и мы сошли в почти осязаемую тишину, вдыхая легкими запахи прозрачных вод и полыни.

Пока остальные выгружали снаряжение с припасами и устанавливали палатки, мы с Хо отошли на дальнюю косу, за которой разгорались дальние зарницы, где вознесли молитвы богам, прося их милости перед рискованным предприятием.

Затем вернулись на стоянку, где уже пылал огонь, унося в фиолетовое небо искры, поужинали вместе со всеми, прихлебывая обжигающий чай и глядя на Кайлас, таинственно поблескивающий вдали вершиной. Далее проверили снаряжение и загрузили рюкзаки, приторочив к каждому по спальному мешку с ледорубом.

В путь двинулись, едва в небе поблекли звезды и заалел восток, бормоча под нос священные сутры.

Одеты мы были как тибетские монахи во время странствий: оранжевые широкие штаны с куртками, а поверх шерстяные накидки и лишь на ногах скрипели по мшистым камням альпийские шипованные ботинки.

Для начала, двинувшись по пути коры, я решил снова навестить древний монастырь с его настоятелем, где подробно расспросить о маршруте восхождения на Кайлас немецкой экспедиции, о чем сообщил Хо.

Тот без раздумий согласился.

— Изначально выбрать правильное направление, большое дело, — сказал, размеренно шагая, шерп. — Придется меньше петлять и тратить сил. Они нам пригодятся на других этапах.

Как и в прошлый раз, к монастырю, напоминавшему ласточкино гнездо над обрывом, вышли к исходу дня. Когда в ущельях заклубился белесый туман, и стало холоднее.

В его гулком зале, с почерневшем от времени Буддой Шакьямуни на пьедестале, зябко кутаясь в накидки, грелись у горящего очага два преклонных лет монаха.

— Мир вам, уважаемые кущо-ла сказал я, — и мы с Хо поклонились.

— Привет тебе гуру Уваата, приложил руку к груди старший. — Вот ты и снова здесь. — Мы рады тебя видеть.

— А где праведный Хушахе? — поинтересовался я, когда сняв рюкзаки, мы устроились у огня, протянув к нему руки. — Отдыхает?

— Нет, — тихо ответил второй. — Он ушел в высший мир, чтобы возродиться в новом качестве и теле.

— Доброго ему пути, — возвели мы с Хо кверху глаза. — И очередной светлой жизни.

— А вот это, Учитель просил передать тебе, — достав из-за пазухи знакомый пенал, протянул мне его старший. — Разверни пергамент. Там для тебя слова вновь родившегося.

Я снял резную крышку, вынул реликвию и развернул. На оборотной стороне чернели несколько иероглифов, исполненных тушью.

"Поспеши. Тебя ждут" гласили они. А чуть ниже был оттиск перстня со знаком огня. Его я видел на пальце старца.

"Многозначительные слова" — подумал я, а вслух спросил у отшельников, читали ли они эту фразу.

— Да, кивнули те. — Читали.

— Что она значит?

— Желание Священной горы,— поворошив рубиновые угли, сказал старший. — Она желает тебя видеть.

— Почему?

— Это знают только высшие силы (пожал плечами).

Все это время Хо сидел молча, — переводя глаза со старцев на меня. Беседа его явно заинтриговала.

— А не можете ли вы указать мне направление, по которому на Священную гору пытались подняться чужеземцы, о которых поведал мудрый лама Хушахе? — спросил оракул у отшельников.

— Мы с братом то время был послушниками у Учителя, — пошамкав губами, прикрыл веки старший. — И вместе с ним наблюдали восхождение. С новым солнцем укажем вам путь, по которому двигались чужеземцы.

Затем мы поужинали, передав монахам захваченные с собой подарки: плиточный чай, спички и теплые накидки. При этом я сообщил, что завтра, в течение дня, мои люди доставят для них топливо и продукты (соответствующее распоряжение было отдано накануне).

— Ты добрый человек, — ответили отшельники. — А теперь отдыхай со своим спутником. Мы же вознесем за вас молитвы.

Засыпая на жестком ложе из камыша, я слышал, как потрескивал костер, под шепот древних слов, обращаемых к Всевышнему.

Утром, попив чаю с овечьим сыром и прихватив груз, мы вчетвером тронулись в сторону Кайласа. Монахи с посохами шли впереди, а мы с Хо, навьюченные снаряжением, за ними.

Отшельники вели нас по горной, известной только им, тропе над бездной. Далеко внизу шумел горный поток, изредка на скале возникал снежный баран, вверху, раскинув крылья, парил ястреб.

За очередным поворотом тропа оборвалась, ее заменили несколько покрытых мхом длинных жердей, переброшенных над провалом, по которым мы перебрались на другую сторону ущелья.

Оттуда по гранитной осыпи спустились вниз, к прыгающей по камням в радуге брызг речке, и по ее берегу вышли на скальное плато, поросшее редким кустарником, в сотне метрах от подножия Кайласа.

— Здесь была стоянка чужеземцев перед восхождением, — указал старший монах посохом на обломок скалы, с выбитой на нем рунами "СС". В виде двух молний.

— А поднимались они по продольному лучу знака огня, — вытянул руку вперед и вверх, его брат.

Я извлек из рюкзака цейсовский бинокль, приложил к глазам, и сильная оптика приблизила вертикаль знака, оказавшейся уходящей вверх расщелиной.

— На следующий день, достигнув середины, воины двигались по поперечному лучу, вправо, — продолжил монах, — а потом сверху опустилось облако, и они исчезли.

— Так было, — оперся на посох второй. — Мы с Учителем видели все с верхней галереи храма. Которую потом разрушило землетрясение.

Я перевел окуляры чуть в сторону, там тоже змеилась трещина, возможная для прохода.

— Ну что же, уважаемые кущо-ла, — опустил бинокль. — Можете возвращаться назад, а мы будем готовится к восхождению.

— Да сопутствует вам удача, — поклонились монахи, вслед за чем пошагали назад. К своей обители.

Мы же сняли с плеч рюкзаки, поставили их на мох и стали извлекать снаряжение.

Помимо ледорубов, у нас были прочные страховочные веревки, кошки со шлямбурами и карабины

— Как думаешь, Хо, сколько времени может понадобиться, чтобы туда забраться? — приложив козырьком руку к глазам, задрал я голову к далекой снежной вершине.

— На Джомолунгму мы поднимались пять дней, при ее высоте 8840 метров. Кайлас ниже — 6890. При благоприятной погоде на это уйдет три — четыре дня, — прикинул послушник. — Возможно чуть больше.

Спустя полчаса, экипировавшись и вознеся молитвы, мы начали восхождение. По пока не особо крутой и довольно широкой у подошвы трещине. Шли цугом или "связкой", как говорят профи. Впереди опытный Хо, за ним я. Размеренно и неторопливо.

Через сотню метров расщелина стала резче забирать вверх, сужаясь, и мы пристегнулись друг к другу страховочным концом, защелкнув на широких поясах металлические карабины.

Еще через сто, мой связчик стал вгонять в гранит анкеры, поочередно ставя на опору ноги, я карабкался за ним, стараясь не сбить дыхания.

Первую остановку мы сделали в небольшой впадине на пути, где отдохнув минут десять, стали взбираться дальше.

Теперь ледоруб Хо стал звенеть чаще.

К полудню, тяжело дыша (сказывалась разреженность воздуха), мы вползли на довольно широкий карниз, в обе стороны от которого ответвлялась еще трещины, видимые издалека как поперечные лучи свастики.

Здесь, привалившись к скале, подкрепились галетами с копченой колбасой и плиткой шоколада, запив все водой из фляг, после чего примерно час отдыхали.

Далее двинулись по кромке трещины вправо, по маршруту альпийских стрелков, и вскоре выбрались на небольшой плоский ледник. Остолбенев от увиденного.

В разных его концах, из-под зеленоватого льда, белели несколько лиц, и просматривались тела в защитном камуфляже.

— Их убили Боги? — шепотом, спросил Хо, громко сглотнув слюну и настороженно озираясь.

— Думаю нет, — чувствуя как по телу пробежали мурашки, — хрипло ответил я. — Скорее всего это была снежная лавина. Которая потом частью растаяла.

— Воины словно живые, — шагнул тибетец к ближайшему лицу, четко просматривавшемуся рядом с нами. — И вроде как глядят, — прошептал мистически, наклоняясь.

Из — подо льда действительно пучились глаза. А на смертной маске застыл ужас.

На вороте куртки трупа серебрились петлицы штурмбанфюрера,* а на муаровой ленте чернел рыцарский крест. Венчая его могилу.

— Это их начальник, — кивнул я на остальных. После чего мы осмотрели все зеркало льда. Под ним застыли еще девять тел. Рослых молодых парней. У некоторых на головах были кепи с цветком эдельвейса и у всех личное оружие.

Рядом с последним, на четверть вытаяв из массива, торчал ржавый наконечник знамени в футляре. Его, как видно, планировали водрузить на вершине. К которой истинные арийцы так и не дошли. Вмерзнув в лед, превративший их в консервы.

Долго оставаться в этом дьявольском месте не хотелось, и мы двинулись вперед, теперь по непроторенному пути. Где еще не ступала нога человека.

К вечеру трещина закончилась вывалом в скале, образовавшем подобие пещеры, в которой мы решили заночевать. Ночью подниматься дальше было невозможно.

Сняв рюкзаки, мы отстегнули притороченные сверху спальники, которые развернули под нависшим козырьком, извлекли спиртовку, на огне которой сварили чай, вскрыли две банки тушенки, пачку галет и поужинали

Вслед за чем забрались в спальные мешки, и мой спутник вскоре захрапел. Демонстрируя отличные нервы.

Уваате же, несмотря на усталость, не спалось. В голову лезла всякая чертовщина.

Например, откуда старый Хушахе мог знать, что я вернусь и что имел ввиду, написав свою загадочную фразу; отчего именно погибли альпийские стрелки — гипотеза с лавиной была маловероятной.

Между тем на далекую землю внизу опустились сумерки, здесь же на высоте еще был свет, призрачный и неверный, словно из другого мира.

Затем померк и он, на небе крупно заблестели звезды. Таинственно мерцала Большая медведица, куда-то звал Млечный путь, исчезало и появлялось вновь, созвездие Ориона.

Под их небесный круговорот я вскоре уснул. Крепко и без сновидений.

Весь следующий день, с короткими перерывами на отдых, мы поднимались почти по вертикальной стене базальта, вбивая в расколы крепеж и подтягивая друг друга. При одной из таких операций я едва не сорвался, повиснув над пропастью, но Хо вовремя пришел на помощь.