Металикана проявилась передо мной как раз, когда я уже заканчивал точить небольшой брусок. Соблюдая наши правила, он не стала тормошить меня расспросами, и тоже устроила себе лёгкий перекус.
— Ну и как? Змей Горыныч? — выпалила она, стоило только нам проглотить последние куски.
Я засмеялся, ведь было почти похоже.
— Ага, только надеюсь, когда вырасту, у меня всё же будет одна голова, а то жрать за троих и отдуваться как одному будет очень напряжно!
Она понимающе расхохоталась.
— Ты неделю был без сознания, как самочувствие?
— В этот раз я не отдыхал от прогрессивной хирургии, — я пожал плечами. — Так что не плохо, я бы даже сказал, что хорошо отдохнул.
— И как долго ты собираешься здесь оставаться?
С учётом того, что отпуск я взял на две недели, из которых уже прошло одиннадцать дней, мне следовало поторопиться.
— Ещё сутки, после того как Троица... Не удивляйся, он странный получился, — заметил я на её лице заинтересованное выражение. — В общем, когда он закончит предварительный осмотр, я буду, в принципе, готов идти.
— А твой палец?
Я посмотрел на мгновенно потеплевшую ладонь.
— Сам отрастёт, я чувствую, что источник удалил все последствия, и это теперь вопрос времени.
Металикана покивала, и несколько нервно прошла вокруг меня. Выдавали её крылья, их кончики были излишне напряжены и неестественно выпрямлены.
— Ты знаешь, у меня есть два вопроса, которые я хочу задать тебе именно сейчас, когда ты почти ушёл. И думаю, тебе понятно, что это за вопросы, — от этого спокойного тона мне стало не по себе. И будь, я проклят, если это были не ТЕ вопросы. — Впрочем, первый уже почти не имеет смысла.
— Да, я жив и мир реален, — первый вопрос был решён, когда я ушёл из дома. До этого я жил не выходя из долины. Но раньше, когда я только начал быть снова живым, меня всё ещё терзали воспоминания о том, как я едва не исчез. Мы вели жизнь изоляционистов, и для меня не было больше ничего кроме долины и Металиканы. И вот, спустя некоторое время у меня стали появляться мысли о том, что никакого мира вне дома нет, да и сам мой дом вместе с сестрой являются моим бредом, который я вижу на грани конца.
Тогда я решил, что вопрос будет отвечен когда я уйду, и смогу увидеть мир и живущих в нём. Что сказать, я не ожидал от своего разваливающегося сознания сколько-нибудь сложных иллюзий, и многое случившееся стало подтверждением моего бытия.
— А второго вопроса ты боишься, но... Я должна его задать, — я дёрнулся.
Плохой вопрос подымает из памяти плохие воспоминания. Я не убегаю и не отказываюсь от них, но я и не могу постоянно чувствовать их давление. Однажды я просто оставил их где-то в глубине себя, и понадеялся, что там они и останутся.
— Скажи, Газилл, ты ещё видишь сны о Пустоте?
Глава 34
Ни я, ни Металикана не сомневались, что моё прошлое ещё не раз аукнется и так или иначе проявит себя. И в первую очередь это ожидалось от снов, где оно могло вернуться в виде кошмаров-воспоминаний, в которых я бы заново переживал свой распад. К моему облегчению, ничего подобного не было, и я просто спал, спал без сновидений.
Первый сон случился внезапно, спустя уже почти полгода с начала новой жизни, в самую, обычную ночь, когда я уже совсем забыл и думать о них. В тех грёзах я летал на своих собственных крыльях над неизвестными землями и встречал разных, подчас очень странных, существ. Проснувшись, я ещё долго приходил в себя, разница между тем как я себя ощущал во сне и после него, наяву, сбивала с толку, собственное тело казалось слабым и неполноценным. Кажется именно тогда было положено начало моему стремлению скорее развиться, и той неуёмности, с которой я вынуждал Металикану ужесточать обучение, и в итоге испытать меня дыханием. Но тогда мы радовались этому сну и отсутствию в нём кошмаров. Она говорила, что подобные сны были обычны для тех, кто благодаря используемому ещё до создания "Ученика" способу — "Посвящению", становился Новыми Драконами. Они знали о своём предназначении и подсознательно стремясь к нему испытывали своеобразные видения будущего.
О, ирония! Найдёныши из разных рас, собранные со всего мира воспитывались под присмотров Драконов-наставников во всевозможных Орденах и Братствах не только как воины, но и как братья по оружию, как одна семья. И они прекрасно знали, что те немногие из них, кто выдержит все испытания — станет Драконом, подобно их учителям. И это в то время, когда Ученики, создания Драконов из их собственных душ, о своей судьбе не догадываются, и живут словно одиночки, не зная о своих сородичах, других Учениках. А ведь для нас развитие не какой-то вопрос одарённости или стойкости, это в самой нашей сути, это в нашей крови — взлететь в небо на своих крыльях.
"И именно по этой причине, и не будете вы знать о своей природе!" — так сказала мне тогда, в самом начале, в ответ на мои вопросы Металикана. — "Посвящённые добиваются своей силы тяжёлым трудом и испытаниями, а вы уже рождаетесь с ней. У вас не будет тех препятствий и слабостей, с которыми сталкиваются человеческие волшебники, и вы легко превзойдёте их. Уже этого будет хватать для вашей гордости, а если добавить ещё и знание о своей природе? Мы уже шли этим путём, и знаем итог — попирающий слабых тиран!"
"Но мне ты всё рассказала!"
"Ты был человеком, и ты помнишь свою уязвимость. Ты был на краю небытия, и ты знаешь истинное бессилие. И я верю, что ты сможешь удержаться от соблазнов."
"А если нет?"
Драконица, которую я тогда ещё не совсем воспринимал как сестру, и не знал, как к ней толком относиться, только пожала плечами и крыльями:
"А ещё я верю в свои методы воспитания!"
После того раза мне очень редко снились сны. Можно сказать, что они были весьма долгожданным удовольствием. До тех пор пока всё не изменилось.
Белое, раздирающее огненными когтями марево.
Идеально чёрный кристалл, засасывающий в своё ледяное нутро.
Я назвал их своими Врагами. Это такая же глупость, как тонущему во время шторма моряку проклинать море.
Но для меня они были медленным путём в небытие. И я, даже в своём новом теле, уже давно стоял на его пороге.
Сливаясь и скользя друг в друге, но оставаясь самими собой и не перемешиваясь, они обволакивали меня подобно воде. Рвущий слепящий жар и поглощающий холод накатывали волнами, норовя накрыть меня с головой.
Когда я наконец проснулся, я не мог даже дышать, и вообще казалось разучился управлять своим телом. Тогда мне это казалось простым кошмаром, но о невозвращении которого я был готов молиться кому угодно, лишь бы не чувствовать снова этого ужаса. Я даже на полном серьёзе собирался не спать вообще, очень уж пугающе было надолго закрывать глаза. Засвидетельствовав моё общее физическое здоровье, Металикана поступила весьма радикально и просто — ударом лишила меня сознания. Пришёл в себя я так же, как обычно происходило это после многочисленных магических истощений и потерь сознания из-за крепких драконьих оплеух. Иными словами, тело болело, в голове шумело, но в целом я был жив, здоров, и кошмаров в бессознанке не видел.
После столь убедительного примера принудительного усыпления я ложился самостоятельно, и в вернувшихся спустя пару недель снах снова летал. Но воспоминания тоже возвращались, с завидной настойчивостью, раз в месяц, но я снова испытывал прелести распада.
На четвёртом кошмаре мне удалось вырваться из снящегося воплощения небытия, и я оставил их за спиной. Они, Враги, оставались на расстоянии, казалось менее миллиметра, а я словно стоял прислонившись к стене. Но откуда-то я совершенно точно знал, что там, куда я смог уйти, они меня не тронут. Тогда я проснулся с облегчением.
Пятый кошмар вернул меня туда же, где я оставался в прошлый раз, ощущая всем тылом своих Врагов. Но к этому я был уже более менее подготовлен, Металикана не собиралась позволить мне сойти с ума от своих снов, и начала те самые состязания воли, когда мы пытались гипнотизировать друг друга. Контролируя и продумывая свои действия, я попытался намеренно осознать где нахожусь. Ответ меня... Озадачил? Ошеломил? Потряс? Напугал? Всё это и даже больше.
Осознание заставило содрогнуться всё моё существо.
Я был в Пустоте.
Что скрывается за этим словом? Ответов много, в каждом, как водится, есть и истина и заблуждение. Но я открыл для себя свою... истину.
Пустота — мифическое место во многих легендах о Сотворении. Часто её смешивают с Небытием, но это несколько не так. Небытие — Ничто, в котором нет ничего. Вообще. И там не может быть ничего. Именно туда я едва не канул, в последний миг ускользнув неизвестной мне до сих пор тропкой. Но Пустота — это своего рода полость в Ничто, нечто, внутри которого и находится то, что известно, как Бытие, Обетованное, и Сущее.
Пустота — это буфер между Бытием и Небытием, не дающий им столкнуться.
И как следует из её имени, здесь нет ничего, кроме неё самой. Здесь было бы невыразимо скучно, если бы не два но...
Первое — конец всему, из которого же, по многочисленным религиозным учениям это самое всё и возникло. Даже находясь спиной к Небытию, и стараясь не думать о нём, я всё равно ощущаю безысходность и свою даже не смертность, а скорее временность. И здесь, в Пустоте, от этого чувства и знания никуда не скрыться. Если бы не "НО" номер два.
Второе — величайший "тайм-киллер" всех времён и народов, оно же собственно, жизнь во всей её красе и великолепии. Именно в Пустоте, словно из гигантском кинотеатре, можно было увидеть всё Сущее. Это было то самое счастье, которое я чувствовал в тот недолгий промежуток времени между бегством от распада и началом своей новой жизни, а сейчас, в своём сне наблюдал со стороны. Разноцветные искры миров скользили на волнах тьмы и застывали в обелисках из света, но спустя всего несколько мгновений эти застывшие пики чернели, и распадаясь бесформенными валами снова несли многочисленные цветные огоньки дальше. Чтобы увидеть всё это полностью не хватало взгляда, и казалось, что сосредоточив внимание на одном мире можно увидеть всё, что там происходит.
Хлынувший поток образов и знаний едва не разбил меня на захлёбывающиеся в информационном шоке куски, и не отбросил обратно в Ничто. За казавшимися мне такими простыми искрами скрывались целые планы реальностей и вселенные, и моё слабое и истощённое сознание не могло разобрать и миллионной доли полученного. По счастью, я проснулся гораздо раньше, чем достиг своих равнодушных Врагов.
Ещё неделю я испытывал жесточайшую мигрень, и не мог даже толком поесть, а от суровых судорог не было не то что возможности разжать зубы, я и из позы зародыша-то не мог разогнуться. Исключительно заботой и стараниями Металиканы, я пришёл в более-менее приемлемое состояние, и наконец рассказал ей о привидевшемся во сне.
"Вряд ли кто-нибудь теперь знает о Пустоте больше тебя, — польстила мне она. — Ведь мало кто захочет лишиться всего ради знаний, которые не сможет сохранить. Благодаря подобным тебе, беглецам от Небытия, стало известно, что Пустота всё равно, что дорога в одну сторону, причём без возможности остановки, и вернуться в Сущее можно с крайне малой вероятностью, только увечной тенью от себя былого, и не получив ничего, кроме пережитого страха."
Критически осмотрев меня, она продолжила:
"Ну а у тебя кроме твоей памяти, собственно которой ты и был, отнять-то было и нечего, вот так ты и стал моим Учеником, — улыбнулась она — Невероятная удача, не находишь, суметь уйти от того, перед чем бессильны абсолютно все."
"Вот только, оно меня категорически не хочет оставить в покое, — я вздрогнул и сжался в комок. — Оно, похоже, просто желает от меня платы за бегство и полученную жизнь."
"Приди в себя, малыш, — с редко звучащей в её голосе мягкостью, Металикана нежно накрыла дрожащего меня лапами, и, словно в чаше, подняла к своим глазам. — Небытие не какой-то мстительный бог, или даже воплощённая Смерть, что преследует убегающего от неё хитреца из сказок. Из него всё началось, и в него всё когда-нибудь вернётся, и ты, малыш, при всей твоей для меня исключительности, слишком малая, я бы даже сказала, что просто ничтожная для него цель."
Я обмяк, и обессилено развалился на её лапах. Слова драконицы стали возвращать мне силы и дух.
"Выше нос, мелкий. Ты уже заплати ему раз своим страхом, а продолжать платить ещё и твоими кошмарами — это уже просто невероятная наглость! — я с изумлением смотрел, как она в неподдельной гордости выгнула грудь колесом. — Ты мой Ученик, а значит принадлежишь только мне! И только попробуй забыть об этом! А на свои сны — плюнь, я научу тебя бороться с этим."
И ведь научила. Не с первой попытки, правда, а только с третьей. Не став скрывать от меня своих открытий, Металикана рассказала о лавинообразно нарастающих у меня изменениях в энергетическом плане — связи души, тела и разума коверкались, и она почти ничем кроме ментальной практики не могла помочь. Было ясно, что мои сновидения перестали быть таковыми, и стали чем-то иным, с чем мог справиться только я сам.
В первые два сна я старательно держался подальше и от пугающего Небытия, и от излишне завлекающего движения искр Бытия. Впрочем, мои попытки найти золотую середину в Пустоте дали свои плоды, и я всё же определился с устраивающей меня позицией. Довольно нелепыми гребками и цепляниями за неизвестно что, я отволок себя в место, где тяжесть от присутствия Врагов сбивала обманчиво спокойное воздействие "тайм-киллера". Но это отнюдь не было компромиссом, спокойная жизнь с подобными убийственными снами была не то чтобы трудной, она вообще, лично мне, не представлялась возможной.
К счастью, усвоить науку Металиканы я успел до ставшего бы последним кошмара, и запер все негативные воспоминания в образную книгу, которую, в свою очередь, хранил глубоко в недрах памяти за табличкой "Бездна Угнетения!"
А ещё Металикана, неожиданно для себя, оказалась спецом по приведению в порядок мыслей и освобождению от проблемного прошлого. Хотя метод у неё был только один — нещадные тренировки с беззлобным подшучиванием за гранью чёрного юмора.
* * *
Я, ГГ, Троица, мы стояли вокруг белого постамента в светлой комнате без окон и дверей, а перед нами лежала книга в серой, бесцветной обложке. Вот только исходящей от неё жути позавидовали бы и Некрономикон, и дверь Хичкока вместе взятые.
У Ничто нет образа, вид моих Врагов был результатом исключительно восприятия распадающегося сознания, когда я находился в этом неприятном процессе. Но во сне, обладая телом, а не являясь набором сцепившихся воспоминаний и желаний, я едва не пожалел о наличии органов чувств. Сознание не просто отказывалось принять то что воспринимало, видение Небытия разрушало меня только одним своим фактом, и повернуться к нему спиной было самым лучшим решением. Раньше только незнание оберегало меня от этого воздействия, но стоило только перевести внимание от обнадёживающего и приятного движения Бытия, как Ничто проявило себя, касаясь меня и оставляя свой след в моей памяти. От немедленного конца меня спасало только то, что я всё ещё обладал живым телом в одном из миров Сущего. Но долго это состояние "Котэ Шредингера" не могло продолжаться, я буквально ощущал предельную натянутость и без того искажённых связей тройки "душа-тело-разум". Тем же благословенным наитием, которым я двигал собой в Пустоте, я зачерпнул её руками, и используя как оригинальные перчатки-ковши, вытащил из себя частицу Ничто. В высшей степени разумно и правильно было бы отшвырнуть клятый кусочек к его остальной массе, но сама его природа была такова, что он оставался частью меня даже будучи завёрнутым в лоскуты из Пустоты, и выбрасывать в Небытие такой путь к себе было бы уже последней глупостью.
