— Вы чего, светлых богов тоже демонами считаете? — я обалдеваю от такой наглости!
— Точно! Нам все равно, четверка светлых богов, или Молох, Кали и ее демоны. Раз поклоняешься не Создателю, — значит, демону.
— Врете, и я могу это безоговорочно доказать, — заметил я в "солидной" манере, как на семинаре, — про Мардога, бога Солнца, что скажете? А его знак вампирам очень не по вкусу. А сами же говорили, что вампир — это демон, захвативший чужое тело! Как же демон на демона ополчится?
— Ничего подобного! Не Мардога это знак. Крест — он везде крест. Именно креста боятся вампиры. Называй его знаком Солнца, знаком Мардога, коловратом или свастикой, как хочешь! Не суть. Он — Крест... И по милости Божьей дано было оружие против демонов простым людям. Но спасибо надо не какому-то там Мардогу говорить. У многих народов тот же крест, но имени Мардога они и не слышали. И бога-солнце многие зовут по-своему. И вообще, это нормально для язычников — обожествлять стихии. Ветер, воду там... Солнце — уж обязательно!
— Там еще загогулинки, у креста!
— Не валяй дурака, Петя: с загогулинками, без загогулинок — все равно крест.
— А святая вода? Ее ведь если в серебряном сосуде со знаком солнца светлым богам посвятить, то она вампирам — как серная кислота!
— Святая вода, говоришь? — Паисий начал даже слегка паясничать...— а если в медном сосуде? Или оловянном? А если на сосуде знака креста не будет?
— Нет, не получится ничего... — пришлось признаться мне, — не слышал о таком...
— Так может, дело не в богах, а в кресте или в серебре? По логике если рассудить?
* * *
Спорить с религиозными фанатиками — увольте! Хотя, должен признать, что-то в их словах есть, какая-то система. Богословие, если честно, никогда не было моим особым коньком, да и народ вокруг меня колени, на молитве стоячи, в кровь не стирал. Принято было, что колдуны, в основном, поклоняются Арру, против вампиров хорошо знаки Мардога действуют, а всякие чудеса — это не богов дело. Колдунов — пруд пруди, и почти каждый воду в вино превратит, если напряжется, конечно...
Примерно об этом я и сказал монахам. Они только потупились и признались мне, что очередной их церковный раскол из-за того и произошел, что один ретивый неофит с неслабыми колдовскими способностями начал на каждой службе такие фокусы выделывать, из лучших побуждений, вероятно.
Странные монахи... Нормальные служители культов в леса не отселяются. Только если уж человеческие жертвы приносят и не хотят, чтобы их видели. В чем-чем, а в этом христиане никогда замечены не были. Они и к колдунам относились всегда очень настороженно. Нормальные служители нормальных культов в городах храмы строят, денежку в кружку собирают, силы копят, а затем рационально их используют. А чтобы христиане какие-то чудеса творили — не было такого. Скорее наоборот, они кудесника из своей среды на пинках вынесут. И чтобы нормальные монахи из какого ни возьми ордена каждому встречному признавались, что они почти что одержимые, но это не мешает им веровать и молиться — не бывать такому никогда.
Разговор был довольно откровенным, и Александр, молчащий до того в тряпочку, потихоньку стал отмокать. Видно было, что он тоже хочет высказаться, но стесняется товарищей. Надо бы его подтолкнуть...
— А давно скит существует? — задал я вопрос, который просто невозможно было не задать. И отношения монахов с Конкрудом, равно как и с гуляй-польскими бандитами надо бы выяснить.
— Он вообще-то давно построен...— вздохнул Паисий, — но мы здесь недавно, года не прошло. А до нас и вообще никого не было.
— Это как так? — удивился я, — и не растащили по бревнышку?
— Далеко тащить, да и хранит нас милость Божья, — опять заладил свое Паисий... — но я, если честно, не уверен, что еще год выдержим... Возможно, двери заколотим, да отправимся отсюда подальше... Рядом с бандитами жить — все равно что на вулкане... Если б не храм... Он освящен был чин по чину, мы на это много надежд возлагали...
Совсем ничего непонятно. То, что жизнь здесь не сахар и не варенье, и без лишних слов понятно. Место глухое, бандиты под боком.
— Да уйдите, где бандитов нет, на ярославские земли, к примеру, и все дела!
— А храм освященный бросить? — не выдержал Александр. Взыграло ретивое! — Где мы другой найдем? Ты хоть знаешь, как храмы православные сюда, в Великоречье, "проваливались"?
— Кусками? Как города? — предположил я, заподозрив подвох в вопросе.
— Кусками! — передразнил меня Александр, впав в крайнюю ажитацию. — А что за куски? Много храмов православных провалилось? Сколько священников провалилось? Я о священноначалии не говорю! — молчаливого Александра словно прорвало. Долго парень терпел, но не вытерпел. Аж побагровел весь... — Ты скажи, где Ильинская церковь в центре Ярославля? Та самая, которую Ярослав Мудрый построил? В честь которого сам город назван? И что на ее месте? Дворец светлейшего князя, Владимира Кирилловича, два весла ему в рукав!
Не только я, но даже Паисий с Тихоном заинтересовались "веслами". Смущаясь и отводя глаза, Александр объяснил, что весла можно вставлять в рукава для создания "царственной" осанки. Но он просит прощения за то, что не сдержался...
Монахи все-таки скромные и стыдливые люди. Они ничего не стали уточнять...
— И монастыря ни одного не провалилось... Как воду в вино превращать — так сколько угодно желающих! А как хоть одного священника рукоположить — так совсем никого! — Александр снова набирал обороты. Судя по безучастным рожам Тихона и Паисия, такие концерты им не внове. А тут новое лицо — то есть я. Что ж, послушаем. И тема интересная, и долг свой гостевой выполнить надо...
* * *
Стволом СВД-П я отклонил выброшенное в длинном выпаде лезвие — не то нож, не то кинжал, и надульником — в глаз нападавшему. И пырой по голени, и прикладом в низ живота. Левой рукой захватить падающего вражину за одежду и толкнуть его в нужную сторону — туда, откуда уже несся на меня второй. И прикладом этому в челюсть, в ухо ли — ниже черного тюрбана. Нападавшего уносит влево, и он заваливается набок. Оглянулся, посмотрел — Паисий, захвативший третьего в борцовский захват, удерживал его очень нежно — аж смешно. Но если бы он держал этого худосочного паренька с востока, судя по иссиня-черным волосам, чуть менее нежно, то голова этого бойца, загнутая под углом в 90 градусов к толстому плечу Паисия, не удержалась бы на его нешироких плечах, покрытых камуфляжной накидкой-пончо.
— Отпусти его, — миролюбиво посоветовал я Паисию, и тот послушно разжал руки. Послушание, первый из обетов монашеских... Ох-ох-ох, правильные вы мои... Парнишка в тюрбане, не веря, что просто отпускают, резко отпрыгнул от Паисия спиной вперед и напоролся на мой нож, который я вынул левой рукой, и от резкого движения инстинктивно вскинул перед собой. Как там у христиан в их священном тексте: подставь левую... Я и подставил.
— Что ж ты, Петя? — укоризненно спросил меня Паисий, когда парнишка захрипел и осел на землю.
— Да я его конвоировать собрался...— растерянно ответил я, — воткнул бы в трицепс ножик и рулил до скита... Сходили, нах, на пасеку!
Не успел Паисий слова вставить, как нам пришлось отбиваться от неожиданно резво дернувшихся двух других. Тот, который должен был бы лежать на земле с раскроенным черепом от моего удара прикладом, подскочил из положения лежа и ткнул мне в челюсть кулаком. Хорошо, я успел чуть отшатнуться, потому что в руке у паренька был зажат кастет. Пришлось ударить его прикладом снова. Ну и еще разок, для ровного счета, чтоб уж не поднялся. Гад приложился башкой о камень, лежащий на краю тропы, окрасив его кровью. Не жилец! Третий, почти и не пострадавший, наоборот, решил уползти по земле, как змея. Странно! Молодые совсем, вооружены неплохо, на черные рубахи накинуты камуфляжные накидки-пончо. Неудобно же! Паисий вовремя оказался рядом с лежащим и вдавил локоть вражины в землю молодецким притопом. Пистолет доставал, гаденыш! Два притопа, два прихлопа я тоже добавил. Окровавленный нож воткнул в землю возле глаза пленного, так, что лезвие слегка оцарапало ему щеку.
— Кто такой и откуда? — надо бы ему представиться, а то нехорошо: только мы с Паисием по лесную тропинку ступили, собирались на скитскую пасеку заглянуть, а тут эти появляются, откуда ни возьмись!
— От медведя бежали, — с южным, хазарским акцентом, растягивая гласные, проговорил лежащий на земле мальчишка, пацан совсем, в школу бы ему ходить, да в одноклассниц влюбляться!
— Внутрь, и ворота закрываем! — тихо прошетал Паисий и подхватил мальца на руки. Я посмотрел туда, куда обращен был взгляд монаха, и охнул: к нам подваливал хозяин здешних мест, серый медведь. Двигался он бесшумно и быстро, но мы бы, конечно, убежали, потому что перед забором осталось и первое и второе для обеда хищнику. Все испортил харазец: он угрем вывернулся из рук Паисия, и в два прыжка оказался нос к носу с медведем, жадно принюхивающемуся к телу того, кто напоролся на мой ножик.
-Аскер! — крикнул наш пленник и упал. Мы даже не заметили, как медведь сломал его: удар лапой был быстр и силен.
— Паисий, бегом! — у меня было плохое предчувствие, случайно оказаться здесь эти ребятки в черном не могли. В черном, конечно, кто только не ходит, но если эти ребята — туги, то от этой секты поклонников Кали ничего хорошего ждать не приходится. Напасть на мирный монастырь и разграбить его для них дело не только обычное, но и "богоугодное". По-моему, зуб мне выбили, и крови во рту довольно, и больно, и в башке звон, да и хруст какой-то подозрительный был...
Не успели мы подбежать к калитке монастыря, как услышали выстрелы. Стреляли по нам, по заревевшему и вставшему на задние лапы медведю и по монастырю из самозарядок, а в монастыре были только две двустволки, да старенькая трехлинейка. Хорошо хоть, не попали, да и из-за частокола в ответ послышались два выстрела из Мосинки. Закрыв калитку, мы бросились бежались к храму, и тотчас упали на землю, исключительно на всякий случай. Треск ручного пулемета с одиночным выстрелом не спутаешь! Хорошо, что частокол усилен земляным валом — не всякая пуля пробьет. Подбежали на четвереньках к двери храма, юркнули внутрь.
— Чего медленно так бежал? — задыхаясь, спросил Паисий, сжимая сорванную с плеча двустволку в своих немаленьких ладонях, — крутость свою хотел показать?
— Я пока бежал, зуб придерживал...— объяснил я, тоже задыхаясь, — отвлекало...
По бревнам небольшой церкви как будто стучали молотком. Это из пулемета нас поливают, не жалея патронов. Под прикрытием пулемета и на штурм можно решиться!
— Как придерживал, руками? И зачем? — заинтересовался монах, прикидывая, можно выглянуть из узкого окна-бойницы, или лучше подождать...
— У меня зуб выбили, но не до конца. Пока бежал, он во рту болтался, ужасно неудобно... Пришлось языком придерживать... А в руках у меня винтовка была, жить-то хочется...
Положение наше аховое. Мы заперты в срубе, который "храм". Бревна толстенные, крепкие, гнили нет. Это хорошо! Дверца через частокол и вход в храм на одной линии — а это плохо! Кто так строит? Хоть какой-нибудь захаб — и нападавшим пришлось бы туго. Саша на колокольне что-то делал — у него там прекрасный вид, там же и винтовка монастырская должна лежать, да и гранаты мои именно Саша прибрал — я видел! Только он не торопится открывать огонь, потому что сам под плотным обстрелом. Хорошо хоть дал пару выстрелов, отвлек от нас стрелков, пока мы внутрь частокола запрыгивали. Вырваться без потерь — ноль процентов. Заперты и заблокированы. А не забежать сюда нельзя было — смели бы из пулемета, как метлой. Здесь хоть стены толстые, из винтовки да пулемета не прострелишь.
Взрыв прозвучал оглушительно, и как раз со стороны дверки. Понятно, там земляного вала нет, слабое место. А где тонко, там и рвется.
— Во-во, мне тоже жить охота... — прокряхтел монах, и неожиданно гулко заорал, перекрикивая выстрелы, — Саша! Саша! Давай!
И немедленно за стеной раздался взрыв.
Вжавшись в стену, я переждал, пока громыхнет второй — Александр просто воспользовался моими гранатами, а их было всего две, — и быстро выглянул в окно. Мгновенно нырнув обратно, я встретился глазами с отлипшим от другого окна Паисием, который тоже умел считать, и, конечно, прекрасно знал, откуда у Александра гранаты.
— Беда, Петя, — спокойно проговорил монах, — Саша неплохо отметал, но теперь они точно не уйдут.
Как же им уйти, если по двору в сторону пролома на месте дверки в частоколе ползет и кричит так, что закладывает уши, человек в изорванной и залитой кровью камуфляжной накидке. Еще двое лежат и не двигаются. Пулемет рядом валяется, МГ нижегородский. Тройкой прошли: пулеметчик на прикрытии и два штурмовика. Дверь взорвали в вошли... Почему только тройка? И вторая волна где? И почему за раненым не идут? Только проблема в том, что сначала нас надо убить, а потом раненого вытаскивать. Иначе не канает. Дистанция короткая совсем. Но подходить им надо обязательно.
— Захват не удался, так что или гранатами закидают, или колдовская атака пойдет, пулемета-то у них нет... Пожгут огненными шарами вместе с храмом... А давай я тебя покрещу? Все равно погибать... Мы-то, с ребятами, надеюсь, в рай попадем, а твоя судьба — под вопросом. Ты в загробную жизнь веришь? — Паисия хлебом не корми, дай попроповедовать.
— Спасибо за предложение, — буркнул я, — обойдусь пока...
— Ну, не хочешь водой — в огненной купели покрестишься, все же храм православный защищаешь! — удовлетворенный новой мыслью, Паисий даже соизволил поулыбаться.
Вот утешил, так утешил, святой отец!
Мерзавцы за частоколом засели, не видать их. Винтовочная пуля вряд ли пробьет и частокол и земляной вал — стрелять бесполезно. А то бы выстрелил: наверняка по обе стороны ворот засели, зуб даю, все равно он на нитке болтается.
Так дело не пойдет! Сейчас раненого вытаскивать будут, он до ворот дополз почти уже, так что или атака или ложная атака...
Выскользнув из двери храма, я бросился вперед. От храма до частокола расстояние было небольшое, и я надеялся, что подстрелить меня попросту не успеют. Последнее дело сидеть в здании, подвергаясь обстрелу и магическим атакам. Нет ни маневра, ни надежды отсидеться. А мне ведь многого не надо. Только момент затишья между огневой подготовкой и магической атакой... Если бы нам противостояло армейское подразделение, такого момента не было бы даже в теории, но с бандитами могло прокатить. Зажав в правой руке "чекан", а в левой нож и самый крупный смарагд, я одним рывком покрыл расстояние до ворот, надеясь прижаться спиной к частоколу и получить такой сектор стрельбы, который дал бы мне возможность стрелять в тех, кто подойдет к пролому. Походя бросил ножик в извивающегося червяком раненого. Сверху вниз бросать — тут и ребенок, хот раз игравший в "ножики", не промахнется.
Добежать до частокола я не успел. В него выдвинулась фашина, похожпя на кусок обшивки то ли с катера, то ли с автомобиля, бронелист какой-то. За раненым, точно! Из-за бронелиста неожиданно ударила ветвистая молния, изогнулась, ткнувшись в середину смарагда и обжигая мне пальцы, развернулась красивой дугой обратно, пробежалась короткими сполохами по людям, сгрудившимся за бронелистом, они обгоревшими головешками попадали на землю, а сверху упал тот самый лист, став бойцам надгробной плитой. Мне оставалось только стрелять по обгоревшим, один из которых активно шевелился и уже подтягивал к себе новенькую СВД-П, прям как у меня. Амулет был против молнии, не иначе. Но полусдохший уже, или слаюенький! Выцелив затылок третьего и хладнокровно нажав на спусковой крючок, я на всякий пожарный спрятался рядом со снесенными воротами, но лес вокруг скита был пуст и тих. Мало их было во второй волне, совсем мало... Почему? Ждал долго, нападающие столько менжеваться не должны — потеря инициативы это. Только когда чуть поодаль засвистала нежной переливчатой трелью какая-то птаха, я почувствовал, как меня отпускает напряжение боя, встал и пошел посмотреть, что за гости к нам пожаловали. Дверь сруба распахнулась, я оглянулся и увидел картину, от которой у меня отпала челюсть: Паисий выводил, нет, выносил стонущего и плачущего Александра. Ранили? Крови нигде не видно. Я подбежал к монахам, Паисий знаком показал мне, чтобы я помог опустить Сашу на крыльцо.
