Нашествие арабуру

— Если применят, — сказал тайсё Го-Данго, — то все мы погибнем, — и он невольно посмотрел на новое оружие, которое привезли из далеких гор накануне.

Огромная пещера была заставлена тележками с камадо . Пахло 'потаенной' горючей смесью и окалиной. Горючую смесь называли 'потаенной', потому что никто не знал ее состава, кроме Акинобу и Натабуры. Рецепт они вычитали в европейских манускриптах, точнее, у Архимеда, добавили кое-что свое, и получилось грозное камадо. Правда, громоздкое на поле боя, опасное для самих воинов, его надо было еще совершенствовать, но времени на это просто не оставалось.

— Против летающих джонок оно бесполезно, — сказал Го-Данго. — Да, можно сжечь дракона, да, можно напугать пехоту, но настоящего самурая этим не устрашишь.

Тайсё Го-Данго в новое оружие не верил. Ему казалось, что нет ничего надежнее испытанного временем катана, нагинаты и лука, а все остальное пригодно лишь для дикарей. А ведь на камадо была сделана главная ставка, поэтому Го-Данго и нервничал.

— Да... вопрос... — вздохнул Натабура. — Надо точно знать, применят летающие джонки или нет.

Они вышли на свежий воздух. При их виде свита, которая оставалась снаружи, вытянулась в струнку, а из кустов выбежал радостный Афра и чинно сел рядом с Натабурой.

Пещеры находились в глубоком овраге и хорошо были замаскированы низкорослыми деревьями. Стая красноклювых амазин взвились над ивняком и унеслась прочь. Иканобори, правда, уже не летали безнаказанно, но могли появиться в любой момент, поэтому охрана, состоящая из гвардии, схватилась за дайкю и стала озираться, а ее начальник Иваномури подошел к Го-Данго и с поклоном напомнил об опасности. На него не обратили внимания, но стали чаще поглядывать на небеса.

— Знаете, что, — сказала Акинобу, который до этого молчал, — пошлем-ка к кецалям их главного черта Майяпана.

— Он уже целую луну не просыхает, празднует свое назначение, — заметил Натабура.

Под команду Майяпана выделили три тысячи человек, а самого его назначили сёгуном . Он также отвечал за ниндзюцу. На радостях он насовершал столько подвигов, которых другим хватило бы на всю жизнь: захватил в плен сотника и убил трех иканобори. Как это ему удалось, никто до сих пор не понял.

— Ну вот и пошлем пьяного. Меньше подозрений, — сказал Акинобу.

— Это мысль! — согласился Го-Данго. — Эй!

Послали за Майяпаном. Он тотчас явился, голый по пояс, разрисованный, как арабуру, и с запахом перегара.

— Нет, не будут помогать, — заверил он, выслушав вопрос. — Ушмаль не сторонник вмешательства. Точнее, ему это запрещено.

— Кем? — удивился Натабура.

Он уже слышал, что у кецалей есть хозяева, но хотело узнать поподробней. Может, Майяпан что-то вспомнил.

— Не знаю, — пожал плечами Майяпан. — Знаю, что вмешательство силой запрещено.

— Зачем же тогда они приперлись сюда? — в раздражении спросил Го-Данго.

Они уже давно ломали себе голову над этим вопросом, но не находили ответа, к тому же он подозревал Майяпана в неискренности и если бы не заступничество Язаки, в лучшем случае прогнал бы Майяпана на все четыре стороны.

— Помочь арабуру может, но воевать с нами не будет, — уверенно сказал Майяпан.

— А что ты еще знаешь? — спросил Акинобу.

— Один раз я у них видел оружие посильнее мшаго и майдара. Тем оружием они с другими кецалями воюют.

— Неужели они так сильны? — удивился Акинобу.

Ему стало интересно, он вспомнил, что читал о небесных войнах в рукописях варваров. Майяпан не врал, действительно, эти войны не касались землян. Должно быть, они имели отношение к Богам, которые на небесах выясняли отношения между собой.

— За день могут страну уничтожить, — похвастался Майяпан.

— Нам надо все точно узнать. Отправляйся-ка к ним и разузнай, что да как. А мы будем ждать.

Майяпан ушел и пропал. Вышли все сроки, а он не появлялся. Натабура каждый день, несмотря на занятость, справлялся о нем. И все больше хмурился. Он боялся произнести то, о чем думали все остальные: и Баттусай, и Го-Данго, и Гёки — что Майяпан предатель. Язаки ходил черный и при встрече воротил морду в сторону.

Если он предатель, рассуждал Натабура, то почему против нас не предпринимаются никаких действий? На всякий случай он приказал удвоить караулы, а войскам быть предельно внимательными. Ночью поймали трех арабуру и одного песиголовца. Но они толком ничего не знали и не слышали об Майяпане.

Один Акинобу верил в Майяпана и поэтому сказал:

— Придет он. Я верю.

У Натабуры были и другие причины хмуриться: арабуру затеяли какую-то странную игру и все дальше и дальше заманивали их на север. Нельзя было принимать сражение, не разобравшись в причинах, хотя они были очевидны: похоже, арабуру искали выгодное для себя место. Они выгнали из леса Руйдзю карин дикое зверье и заняли пещеры, в которых жили трехпалые иканобори. Дальше идти было просто некуда — за их спиной начинались отроги Фудзияма, где армии негде было развернуться.

Много раз Натабура держал военный совет на эту тему: принимать сражение или нет. Тайсё Го-Данго был 'за':

— Войска перегорят! Надо наступать, пока они рвутся в бой. Где бы арабуру ни захотели драться, мы будем наступать и победим.

Гёки был осторожней:

— Не следует соваться туда, куда нас заманивают. Они готовят ловушку.

Язаки твердил свое: в том смысле, что на все воля Богов. Он не разбирался в стратегии и больше прислушивался к своим ощущениям, но на этот раз пророчествовать остерегался.

Баттусай, который командовал армией в десять тысяч человек, тоже считал, что надо быть осторожней и не принимать сражения.

— Драться надо сейчас! — твердо сказал Акинобу.

Натабура высказывался последним:

— Посмотрим, что они нам предложат.

Для боя арабуру облюбовали долину реки Макабэ. Река начиналась в отрогах хребта Оу, в центре которого неустанно дымил Фудзияма. Перед сражением, словно нахмурившись, он выпускали клуб черного дыма и тихонько рокотал. Земля под ногами подрагивала. Ночью на его склонах были заметны огненные сполохи.

Можно было, конечно, пересидеть арабуру, дождаться зимы, а весной посмотреть, кто окажется сильней. Однако в этом случае возрастал риск потери инициативы. Но самое главное — начался голод. В некоторых провинциях уже подмешивали в рис толченую солому. В армии же еды осталось не больше, чем на пятнадцать дней.

Как бы и нам всем не пришлось есть солому, думал Натабура.

Отряды все прибывали и прибывали. Из провинции Хитати пришли две сотни босоногих крестьян, вооруженных мотыгами, цепями и косами. Им выделили трофейные яри, которые требовали починки, но крестьяне и этому были рады. А вот из Иваки явился целый отряд во главе со старостой, в полном вооружении и даже со своими знаменами главы округа, которого арабуру убили еще год назад.

— Ай, молодцы! — обрадовался Натабура. — Ай, молодцы!

— Готовы служить, господин! — поклонился староста.

— Как же тебе удалось сохранить такие силы? — спросил Натабура.

— Мы народ хитрый. Днем работаем, а ночью воюем, — ответил староста.

— Молодец! — похвалил его Натабура. — Дам тебе две тысячи человек. Возьмешься командовать?

— Возьмусь!

Самая южная провинция — Тадзима, прислала конников с луками. Из Наори пришли мечники, а из Миэ — целая толпа с такими разбойничьими рожами, что Натабура опешил.

— Откуда вы такие? — удивился он.

— Из тайных пещер, из глубоких долин, из болот! — кричали они.

Эти люди были вооружены дубинами, шестами и короткими луками. Го-Данго отправил их в легкие войска.

Пришли даже морские вако со своими кривыми ножами, долго кланялись и просили прощения — мол, при арабуру было неплохо, но со своими лучше. Натабура пообещал им вольницу на двадцать лет вперед, и они кричали: 'Бонзай!'

Народ все прибывал и прибывал, и за три дня до сражения окрестные холмы по ночам были усеяны кострами. Го-Данго приказал жечь их как можно больше, дабы ввести арабуру в заблуждение.

Песиголовец Зерок командовал отдельным отрядом ойбара. Правда, отряд его был небольшим. Зато удалым.

А еще в армии самураев был полк хонки, вооруженных вилами, цепями и кусаригама . Правда, этот полк можно было использовать только в темное время суток. До поры до времени хонки сидели в самых глубоких пещерах и скулили:

— Ну пустите нас воевать! Ну пустите!

Ими командовал Киби Макиби, бывший демон дыр и колодцев, а теперь сёнагон , чем он очень гордился. В качестве родового знака он выбрал себе рисунок выползающего из норы крота на фоне восходящего солнца. Он мечтал, чтобы этот знак общим для всех хонки, пожелавших жить в мире людей. По непонятной пока причине у Киби Макиби выросли настоящие ноги, и он стал еще больше походить на человека.

Киби Макиби расхаживал по пещере, одетый в золоченые доспехи, и увещевал:

— Ждать надо! Ждать!

— Долго ли?! — скулили самые нетерпеливые.

— Как только солнце уйдет, так сразу.

— Тогда и кровушки напьемся!

— Эти лозунги прекратить! — кричал Киби Макиби. — Мы же цивилизованные существа!

— Конечно, цивилизованные, — отвечали ему, — а без кровушки не можем.

— Тьфу ты!

Майяпан появился на рассвете следующего дня — как всегда пьяный и веселый. Го-Данго велел разбудить Натабуру. Но он уже пятую ночь одетым спал в полглаза и вышел из палатки, как только услышал голоса.

— Велено передать, что можете воевать в свое удовольствие, — сказала Майяпан. — Кецали покидают страну.

— Как покидают?! — обрадовался Натабура. — Наму Амида буцу!

— Улетают на родину.

— Слава Будде! — воскликнул Натабура. — Понимай войска! — велел он Го-Данго.

* * *

Императору Дегановиду докладывали неутешительные сведения. Получалось, что против них выступило никак не меньше двухсот тысяч человек. Он только хмыкал и говорил:

— Эта толпа никогда не имела дела с обученными войсками. Мы раздавим их, как яйцо.

Дикари, снисходительно думал император Дегановид, наблюдая в волшебную трубу с позиции на вершине горы Макабэ.

Волшебную трубу ему подарили кецали. Теперь он видел далеко и очень хорошо.

— Прибыл ли Мэйдзи? — каждые коку спрашивал он.

Мэйдзи был представителем кецалей.

— Нет, господин, не прибыл.

— Куриное дерьмо! — выругался Дегановид, невольно оглянувшись. Рядом никого не было: Чичимек поскакал на артиллерийский холм, первый великий министр Дадзёкан отбыл на левый фланг, главный жрец Якатла, понукая своего раба Тла, поспешил на правый фланг, а прочие помощники с увлечением обсуждали начало боевых действий.

Тоже мне союзники, со злостью думал Дегановид. Ладно, сами справимся. Не хотите участвовать, так могли бы полюбоваться, как мы этим дикарям укажем их место.

— Ну где там Мэйдзи? — спрашивал он в нетерпении.

На самом деле, представителя кецалей звали так мудрено, что язык можно было сломать, и его стали называть по имени Мэйдзи, что на языке аборигенов означало — 'собака, у которой синий язык, острые уши и короткий хвост'. Разумеется, кецали даже не догадывались об этом.

Дегановид наблюдал. Дикари... думал он, дикари...

Из противоположного края долины, который терялся в утренней дымке, высыпали, как мошкара, всадники и лавиной понеслись к холмам, которые занимали арабуру. Не доезжая пятиста шагов, всадники выпускали тучу стрел и так же стремительно уносились назад к лагерю мятежников.

Никто не знал, начнется ли сражение сегодня, но все формальности начала сражений самураи выполняли с точностью, поэтому Дегановид и называл их дикарями. Стрелы были свистящими. Они завывали в полете, как демоны. У неопытного человека начинали дрожать коленки. Кто так сражается? — снисходительно думал Дегановид. Сейчас прискачут другие. И действительно: новая лавина всадников не заставила себя долго ждать. На это раз они имели наглость приблизиться к первому ряду укреплений — частоколу. Стрелки, прячущиеся в фортах на холмах, подстрелили несколько из них. А когда самураи схлынули, как морские волны, на поле остались лежать три тела.

Дегановид приказал доставить их, если живые, на холм. Хотя он знал практически все об армии мятежников, знал их возможности и даже планы, ему хотелось выведать еще что-нибудь.

Однако вместо пленников ему принесли их головы.

— Зачем вы это сделали?! — вскричал он.

— Господин, как только мы приблизились к ним, они ранили одного из наших, а потом убили себя.

Дегановид подавил в себе желание тут же дать залп из пушек. Мятежники вели себя, как по писаному: третье нападение уже было вызовом, не ответить на который было нельзя, иначе это считалось потерей лица. 'Дикарские предрассудки', — проворчал Дегановид. Скрепя сердце, он приказал Чичимеку выслать пару сотен кавалеристов

Что я делаю? Что я делаю, ужаснулся Дегановид, уподобляюсь дикарям. Но постепенно логика боя увлекла его. А ведь в этом что-то есть думал он. Первозданная удаль. Нет, дикари есть дикари.

Он был так увлечен созерцанием поля боя, что даже забыл о Мэйдзи. А когда вспомнил и спросил, ему ответили, что представитель кецалей еще не прибыл.

Между тем сражение начиналось. Как только третья лавина мятежников приблизилась на расстояние броска кавалерии, арабуру атаковали. Это были чичи, вооруженные короткими пиками, луками и мшаго. Их защитное вооружением состояло из золоченых доспехов, покрывающих все тело. Поэтому, когда чичи вынырнули из-под холмом, казалось, что золотая лавина, охватывая мятежников с двух сторон, несется по полю брани.

Еще никогда чичи не сталкивались в открытом бою с самураями. Чичимек убедил Дегановида в необходимости поддержать атаку иканобори. Еще до того, как лавины всадников перемешались, над ними пронеслись три дракона, изрыгая пламя. Они сожгли не меньше тридцати мятежников, но не расстроили их ряды и не оказали заметного влияния на бой. Дегановид был немного разочарован. Он ожидал, что дикари побегут, но они, напротив, стали стрелять по иканобори. Одному из них выбили глаз, а другому распороли брюхо, и он едва добрался до своих. Когда же всадники сошлись в ближнем бою, Дегановиду стало ясно, что самураи дерутся, как никогда: они оказались ловчее и быстрее, хотя их железные мечи не могли противостоять мшаго.

Дегановид как зачарованный смотрел на поле боя. Группки людей сходились и расходились. На таком большом расстоянии трудно было определить, кто берет верх. А когда Дегановид подносил к глазу волшебную трубу, то видел лишь отдельных сражающихся всадников. Мелькали красные и бордовые клинки мшаго, золоченые доспехи, искаженные криком лица и черные, как вороново крыло, самураи. Они падали на землю сразу, сраженные мшаго. Чичи вначале истекали кровью и только потом сползали с лошадей. И все же постепенно мшаго сделали свое дело: на поле лежало больше черных фигурок, чем золотых. Однако оставшиеся в живых мятежники и не думали обращаться в бегство. Несмотря на то, что их окружили со всех сторон, он отбивали атаку за атакой, и исход боя был неясен. У себя на родине, в сельве, ни Дегановид, ни Чичимек никогда не видели такого ожесточения. Обычно слабейшая сторона сдавалась на милость победителям, чтобы умереть на алтаре под обсидиановым ножом. Таковы были традиции. Так повелевал Бог Кетцалькоатль.