— Я позвоню, — протянул тот, заверяя, и отключил связь.
Светлана влетела в квартиру Цезаревой, надеясь, что Лика еще не довела себя слезами до потери пульса, не натворила что-нибудь с собой. Женщина заметалась по квартире и застыла на пороге кухни: подруга живая здоровая сидела посреди помещения и, хмуря брови, смотрела на нее:
— Здравствуй. Тебе нравится моя квартира? Ты не обидишься, если я ее тебе подарю?
Светлана хлопнула ресницами и осела на табурет:
— Ликуся ты в порядке?
— Ага, — заверила та. — Если ты снимешь пальто я напою тебя чаем. С пирожным. Вадим вчера набрал всего ... и позавчера.... Я очень злая, да? Он мне сладкое покупает тоннами. Зачем?
— Ты не злая, ты слишком худенькая, — тихо, в тон девушке заметила Светлана. — Лика, что случилось? Что за разговоры о квартире, переменах?
Цезарева встала и суетливо начала накрывать стол, ставить чайник.
— Лика, это он, да? Он настаивает, чтоб ты продала квартиру?
— Нет, — вздохнула тяжело.
— Тогда объясни в чем дело?
— Разденься. У меня тепло.
Светлана скинула пальто и опять уселась за стол, с видом человека решившего остаться на своем месте до скончания веков, или до тех пор, пока не услышит вразумительный ответ.
— Давай ты не будешь меня ни о чем спрашивать? — робко предложила Лика, видя, как напряженно следит за ней подруга. — Вечером приедет Вадим. У него все спросишь.
— А его пошлю, а не спрошу! Он кто?!
— Брат Егора Аркадьевича.
— Ага. Мало одного дармоеда было, дубль явился...
— Не смей оскорблять Вадима!
— Ах, вот как?! Нет, надо было мне его в субботу выкинуть вон!
— Не смей плохо говорить и думать о Вадиме, а то поссоримся! Он хороший, он очень добрый и честный человек...
— В курсе — идеал. Как все вокруг тебя — с нимбом и крылышками за спиной.
— Он не ангел...
— Слава Богу, хоть это понимаешь...
— Он Архангел!
— А... — Света хрустнула челюстями, от возмущения забыв слова.
— Да. Он воин. Одинокий паладин.
— Хорошо, что не менестрель. Так что этот рыцарь гитары и секиры удумал?
— Ничего.
— Тогда почему ты плакала?
— Прощалась.
— С кем?
— Ты хочешь, чтоб я опять заплакала? — сморщилась Лика. — С прошлой жизнью прощалась, с квартирой, с мамочкой, с Питером. А с тобой не могу — сил уже нет.
— Тихо, только без слез, — то ли приказала, то ли попросила Светлана. — По пунктам разложи: почему прощалась? Что в голову пришло? Приснилось, что ли что-то? Или Архангел твой идею подкинул?
— Я уезжаю. Совсем. Навсегда, — выдавила девушка, склонив голову почти до стола.
— Куда?
— Куда муж скажет.
— Муж?! — Светлана пыталась понять, откуда он мог взяться, и не смогла. — Помоги понять — на прошлой неделе ты точно была не замужем, позавчера тоже, а сегодня твое семейное положение резко изменилось. Как такое возможно? У нас теперь мужьями во всех маркетах торгуют и там же печати в паспорте ставят, да? Лика, о ком речь? Какой муж? Это Вадим что ли муж?
— Да. Ты не сердись, я сама не знала, что замуж за него выйду. Даже не думала. Ну, зачем я ему? Сравни его и меня? Он такой...
— Подожди! Какой он я в курсе. Скажи лучше — он сегодня явиться?
— Да. Обещал...
— Прекрасно. Я подожду твоего `супруга'! Чувствую, нам с ним есть о чем поговорить.
— Он тебе не понравился? А ты ему, по-моему, очень.
— Угу, — кивнула Светлана, сверкнув глазами.
— Правда, Света, он даже просил тебя пригласить на ужин.
— Не отказываюсь. И с удовольствием побеседую с твоим Архангелом. Тема, как раз, назрела.
— Не нужно насмехаться. Вадим действительно очень хороший человек, цельный. Идеалов нет, и каждого из нас есть недостатки, но с одними мы можем смириться, с другими категорически нет...
— Вот это мне как раз понятно. Ты можешь охать и ахать, восхищаясь достоинствами своего милого друга, а я позволь, буду судить его беспристрастно. Сдается мне, что он затеял какую-то аферу, с тобой в главной роли.
— Нет, Света. Зачем?
— Пока не знаю, но обязуюсь узнать.
— Ты слишком недоверчива и скептична...
— Слышала не раз. И хочу сказать, что ничуть не печалюсь поэтому поводу. Потому что жива и не закусана до смерти, благодаря своим ценным качествам. И тебя кусать не дам, и использовать как бездушную куклу!
— Мне очень неприятно слушать тебя, — качнула головой Лика. — Ты оскорбляешь гнусными подозрениями чистого, честного человека. Как тебе не стыдно, Света?
— Никого я пока не обвиняю, а пытаюсь постичь суть происходящего. Всего лишь. Ты мне чаю-то нальешь? Пирожным поделишься?
— Да, прости, — спохватилась Лика, взялась за чайник, принялась разливать чай по чашкам. — Я хотела бы попросить тебя, не нужно грубить Вадиму, пожалуйста, Светочка. Он похож на тебя — тоже не доверчив снаружи, а внутри романтик и бояться, это показать. Ты такая же — считаешь идеализм слабостью, а сама идеалистка.
— Угу, — не стала спорить женщина. Принялась дегустировать пахучий, заморский чай и пирожное. Лика села за стол и тяжко вздохнула, опять загрустив:
— Не знаю, как буду жить там без тебя?
— Зато с Архангелом, — поддела подруга.
— Да. Я нужна Вадиму и надеюсь смогу стать его помощницей опорой, а не обузой. Но все равно страшно. Всего... И чужбины, и перемен, и того что будет и как? Но я знаю, что должна это пройти! — вскинула взгляд на Свету. — Я поняла буквально перед твоим приходом, что Господь не зря соединил нас. Я должна помочь Вадиму, а для этого должна помочь себе и очнуться, вылезти из своей квартиры-скорлупы, стать сильнее, самостоятельней!
— Здравая мысль, — кивнула женщина и потянулась за другим пирожным.
— Лев Анатольевич, профессор, к которому меня возил Вадим, заверил меня, что я нормальна. И сказал, что мне нужно быть увереннее в себе, забыть все диагнозы, что мне ставили, потому что они не верны.
Светлана кивнула. Она готова была пожать руку не только умнице — профессору, но и Вадиму, что свел Лику с ним. Что ж пожалуй с парой недостатков мужчины, Света готова смириться за один этот факт помощи.
— А что он еще сказал?
— Мне? Много, хорошего. Мне даже стыдно было.
— Чего?
— Не знаю. Они такие обходительные все, улыбчивые, доброжелательные, а я какая-то неуклюжая, косноязычная. Лев Анатольевич спрашивает, а мне стыдно сказать что-то не так и подвести Вадима.
— А он с профессором разговаривал?
— Да. Мне мультики включили, журналы дали, а сами ушли в кабинет. Только мультики я не смотрела, в холле у них много цветов, они вянут, уход не правильный.
— И ты кончено просветила медперсонал в сфере цветоводства.
— Конечно, а иначе б погибли растения, — сообщила доверительно и нахмурилась. — Свет возьми себе эту квартиру, переезжай сюда. Я серьезно: вы ж у себя в двухкомнатной на плечах друг у друга живете — ты, брат с семьей, родители, бабушка...
— Рекса забыла... Ты, когда уезжать собралась?
— Как Вадим скажет.
— А-а, ну да, — постукала в раздумьях пальцами по столешнице и услышала музыку. — Что это?
— Не знаю, — не меньше удивилась Лика.
— Похоже сотовый.
— Твой?
— Нет, у меня другая мелодия. Может Вадим твой, телефон свой забыл?
Лика пошла на звук в комнату и принесла на кухню малиновую раскладушку: плоскую, красивую, и безумно дорогую. `Не мужской телефон', — отметила Света и помогла подруге открыть его и ответить на звонок.
— Да? — еле слышно выдохнула Лика.
— Это Вадим. Как дела малыш? Как себя чувствуешь?
— Хорошо, — расцвела в улыбке. — Ко мне Света пришла.
— Замечательно. Я уже на полпути к дому.
— Ой, а я ничего не приготовила! Но я сейчас...
— Ничего не нужно, все уже в машине, со мной. Ждите. Приеду, будем праздновать.
И отключил связь.
Лика осторожно положила телефон на стол и с блаженной улыбкой погладила пальчиком его поверхность: ей казалось, что она прикоснулась к Вадиму. А ведь так и есть — это его телефон, значит, как любая вещь хранит частичку хозяина.
Ей было бы трудно расстаться с Вадимом, и жить, постоянно думая о нем, переживая, изводясь от тревоги за него. Мир денег, которому он принадлежит, слишком жесток и может искалечить его, задавить ростки доброты, теплоты, света, что еще всходят в душе мужчины, еще цветут. Нет, Лика не даст им зачахнуть в душной среде сухих цифр и расчетов, и отвоюет каждый колосок, каждое зернышко.
— Я постараюсь, я очень постараюсь, — заверила телефон под пристальным взглядом подруги. И улыбнулась, оттерев слезу.
На этот раз, она плакала от счастья, уверенная, что Богом ей данная жизнь не пройдет в пустую. И не нужно сомневаться, искать ее цель и смысл, потому что он ясен — помочь, уберечь, отогреть, поддержать. Создать крепкий тыл для любимого, чтоб он знал — чтоб не случилось — у него есть твердое плечо, верная рука, которая мало не даст ему упасть, но и защитит от коварного удара. Спасти, отогреть хоть одного человека! Вот цель, вот смысл.
— Я люблю тебя...
— В этом я как раз не сомневаюсь, — вернула подругу с небес на землю Светлана. — А во взаимности — очень. Вадим твой не производит впечатление романтика, пылкого влюбленного, безобидного человека. Не прост твой любимый, сам себе на уме дяденька...
Маша открыла двери квартиры, и не успев удивиться непривычной тишине, увидела брата. Тот стоял посреди коридора и растерянно смотрел на сестру:
— Мань, что за хрянь происходит, а?
Девушка села на пуф и принялась снимать сапожки:
— Еще раз Маней назовешь, получишь в лоб.
— Маш, а Маш, что происходит-то?
— Да чего ты заладил? Что опять начудил?
— Не я. Лика уволилась, прикинь?
— Уволилась? — не поверила девушка, но насторожилась. — Может, мама ее рассчитала?
— Не-а, я мамане звонил, там вообще финиш — разоралась, как потерпевшая и трубку бросила. Представляешь, время пять, а ее нет, обеда тоже, папаня вне зоны действия сети... В Тюмень, что ли улетел?
Маша замерла с обувью в руках:
— Мать до сих пор с работы не пришла?
— Не-а, — парень сам был беспредельно удивлен и похоже принимал странные события происходящие в семье на свой счет.
— Почудил, да? — укоризненно качнула головой сестра. Парень отвернулся, шмыгнув носом.
— Я-то причем? — буркнул.
— А что расстроенный? Из-за ужина? Сейчас сообразим.
— Да сообразил я сам, что маленький что ли? Пельменей вон сварил, дел-то! ... Лику жалко. Чего она уволилась-то? А потом плачет.
— Плачет?
— Ну! Позвонил ей, а она ревет — уволилась, говорит, больше не приду. Вы держитесь. Родителей слушайся... ну и фигню всякую пороть начала. Бред! Хотел у матери узнать, что твориться, а она пьяная, злая как ...
— Ты что это на мать наговариваешь?! — строго одернула парня девушка. — Не пьет она.
— Ага?! Тайник показать? Где коньяк хранит? Да что ты изображаешь оскорбление? Сама прекрасно знаешь, что у нее залеты бывают.
Маша потерянно сникла, понимая, что скрывать правду смысла нет. И стало горько оттого, что мать опять уходит от неприятностей старым испытанным способом — напиться и спать. А им придется самим как-то жить разгребать навалившиеся проблемы.
Маша в сердцах отбросила сапоги:
— Да сколько ж можно?! Я что вам?! Ненавижу! — прошипела и заплакала.
Ей и так было хуже некуда, крутило от тоски и непонимания, ненависти и любви. Лика сначала с отцом, теперь с Вадимом. Ее Вадимом! Ее отцом! И не ответишь теперь, не достанешь — уволилась! И гори от непонимания, неразделенной любви, и осознания, что ее в принципе быть не должно. Но она есть и ест, гложет! Что делать, как выпутываться, кого наказывать, винить?!
Мало ей печали, так еще и родители добавляют! Разборки устроили. Мать — в бутылку, отец — в засаду! Ни помощи от них, ни объяснений, ни поддержки! Сейчас еще развод затеют для полноты картины! С них станется! Сволочи! И Лика — ехидна! А Вадим — подлец! Катя — дура! А сама Маша дрянь, тупица!
Когда все это кончиться?!!
Ярослав, открыв рот, смотрел на рыдающую сестру и не знал, что делать. Хотел успокоить, но та зло оттолкнула его и пошла на кухню:
— Врубай свое Lumine. Плевать на все!
— Маш, ты чего? — вообще перепугался юноша.
— А ничего. Гуляем! Родители налево, мы направо. Не переживай братец, ты тут не причем. Семья у нас такая, примечательная — каждый сам за себя. Не бойся — я с тобой, прорвемся, — и вздохнула, глядя на совершенно подавленного пацана: Ему-то за что? Она уже взрослая, не привыкать родительские эскапады переживать, мирить их, и самой с их отношениями мириться, заодно со своим проблемами в одиночку разбираться. Но Ярослав-то совсем еще ребенок — о нем бы хоть подумали!
Куда б деться от всего? В какую щель заползти, за какой горизонт улететь?
Когда появился Вадим, скепсиса у Светланы поубавилось. Она смотрела, как он нежно обнимает Лику, целует, и сколько не искала фальши, найти ее не смогла. Взгляд мужчины был теплым и ласковым, улыбка искренней, нежность далеко не показной.
— Здравствуйте Светлана, — поздоровался, обнимая Лику. — Спасибо что составили компанию моей жене.
— Не за что. А кроме ваших утверждений документальные подтверждения ваших слов последуют?
— Хотите видеть печать в паспорте и свидетельство?
— Странно, да?
— Света, — укоризненно посмотрела на нее Лика, доверчиво прижимаясь к Вадиму.
— Все правильно, малыш, — заверил он ее. — Светлана желает убедиться в моей порядочности и уберечь тебя от потрясений. Копии вам подойдут? — обратился к женщине.
— Копии чего?
— Интересующих вас документов. Увы, подлинники предоставить не могу: сданы в посольство. В пятницу будут готовы виза, паспорт.
— Так быстро? — опять усомнилась Светлана, немного нервничая оттого, что не может раскусить мужчину. Она не могла не признаться, что он нравиться ей с одной стороны, но с другой, она знала подобный тип людей и никак не могла взять в толк суть его игры, понять цель. Брак с Ликой ничего не сулил ему кроме хлопот, забот о которых, как человек здравомыслящий он не мог не знать. И напрашивался естественный вопрос — зачем они ему?
— И куда вы собрались?
— В Гётеборг, королевство Швеция, — посмотрел на женщину с насмешливым прищуром. — Спрашивайте Светлана, не стесняйтесь. А заодно помогите сервировать стол. У нас с Ликой сегодня большой праздник.
— В маленькой компании?
— Вас это удивляет? — подхватил пакеты, опередив Лику. Прошел на кухню и начал выгружать деликатесы.
— Может, разденетесь?
— Нет, это вы одевайтесь. Поможете мне забрать из машины остальное, пожалуйста.
Их взгляды встретились на минуту и Света поняла, что Вадим хочет поговорить без Лики. Он покосился на нее и попросил:
— Разбери без нас, хорошо?
— Да. Разберу и стол накрою.
