Он очнулся, вздохнул и заглянул в ее глаза. Похоже, она действительно не помнила! Что ж, такое вполне могло быть. Своеобразная защитная система психики. Что, кстати, не с лучшей стороны характеризует эту самую психику...
— Ничего не было, прекрасная йоха, — невесело сказал он. — Ничего. Только сорвали юбку. Больше они ничего не успели.
И наконец-то случилось то, чего он уже и не ожидал: девушка захлюпала носом и затряслась в рыданиях. И он повел ее домой.
Глава двадцать девятая
Кола Гончар — дела житейские...
Эта партия была удачной. Все, как обычно. Не зря их семейство прозывалось Гончарами. Вот только...
— Опытная форма опять треснула, — заметил старший сын. — А я говорил, что если стенки разной толщины, то вот здесь все равно порвет!
— Думай, как сделать, чтоб не порвало, — безмятежно отозвался Кола.
Так, и только так. Дети должны настраиваться на решение проблем, а не на поиск объяснений, почему не удается что-то сделать. Потому что лень, вот почему в большинстве случаев! Вот и пусть думает теперь, как проводить обжиг, хе-хе...
— Что тут думать? — буркнул старший. — Работать надо. Вот как раньше работали. У нас и без опытных форм все разбирают...
— Если б не ставили опыты, до сих пор бы сидели в предместьях столицы нищими горшечниками! — отрезал Кола Гончар. — Так что — думай! А не отращивай сало на заднице... А я завтра спрошу, чего надумал. А послезавтра опыт поставишь по надуманному, критик сопливый...
— Завтра отряд Хиста имперцы на черепки разнесут! — буркнул Бэр. — И деревню заодно с ними, и не вспомнят про завет, что мирные — вне войны! Вон верхнюю улицу как корова языком слизнула...
— Им напомнили! — сообщил помрачневший глава семейства. — Есть и у нас сила!
Раненый десятник отлеживался почему-то не в госпитале, а у него дома. И не в том дело, что мешал — места в доме первого богатея хватает! Но ведь дочка так и крутилась, так и крутилась... Ну и пусть бы крутилась, дело молодое... но ведь и младшая там же! Передерутся! А ссоры в семье — не по заветам! Ох уж это женское соперничество! Да хоть бы было из-за кого! Полицейский — никчемный муж, то всем понятно! Всем, кроме ревнивых девок..
Вдалеке неумело загудела труба. Ага, стадо возвращается с полонины. Подпасок дудел, старался вовсю, но куда ему до Дерстина! А толстяк пропал. Лихие времена настали...
Младший сын тут же бросил работу, вытер руки тряпицей и осторожно потянулся. Понятно, спина. У всех гончаров — спина. Болит, в смысле. Такая уж профессия. И руки от сырой глины опухают, если не беречься. Как и у женщин, которым приходится много доить... Хорошо, что есть завет: после возвращения стада всякой работе конец! Иначе не было б здоровья в деревнях. Сразу понятно, что заветы давал человек, много поработавший сам. Знать бы еще, кто... кого благодарить, у кого просить заступничества? Ну не к Творцу же всякий раз обращаться с ерундой? Да Творец-то, надо полагать, и глины никогда в руках не держал! Да и есть ли руки у этого лодыря?! Ишь, какой беспорядок в подведомственном мире, а Он и не почешется!
Глава семейства вдруг сообразил, что стал ругать Творца совсем как младший сын-богохульник, и смущенно выкинул неподобающее из головы. Священник все же. Мда, священник...
— Стадо домой — работу долой! — неприлично радостно пропел младший, Эке, и прошелся танцем по мастерской.
Танцевал здоровяк не очень-то, в отличие от работы с глинами — но он старался. Пол загудел от топота слоновьих ног, и нежно откликнулись вазы и блюда. Ничего, это пройдет. Просто — не нагулялся легиньх, не натанцевался вволю, не набрал еще свой букет восхищенных взглядов. Вот и дружинка его тоже ведь бегает каждый вечер на площадку, кружит синими юбками. Пусть танцует! Беременным танцевать полезно, и ребенок уродится веселым и шустрым. Вот Ялинька, дзуда строгая и неприветливая, танцев сторонилась, и родился Санниэре таким же хмурым. И так же на танцы слегой не загонишь. Да и не умеет он... и вообще ничего не умеет... вот разве что драться...
Мастерские заперли. Сторожевых псов выпустили. Вот и все. Пока до усадьбы дойдут, женщины уже коров подоят. И усядется все семейство за стол под навесом. Эльфов станут поддразнивать, на Яху с Хистом многозначительно поглядывать... благодать! Хорошо все же, что уехали в свое время из города. Пусть и не по своей воле...
А каменные плиты на улице все же были кое-где вдавлены. Не усмотришь ведь за всем! Хватило же дури солдатикам Любея гнать обозы в часть прямо через село! На что тогда объездные дороги?! Вот и разбили мостовую! И патрули их пропустили как-то... да понятно, как: ребятки не из местных, у них и мысли не возникло поберечь сельское добро! А девки на них еще и заглядываются! Ну и что, что герои? Зато к деревенской жизни не приспособлены. Подхватит такой муж копье да и усвистает по приказу на полгода — и кто тогда хозяйство удержит? Сосед? Ну, сосед, может, и не будет против утешить одинокую дзуду — но это и все. Два хозяйства — это тебе не двух красавиц утешать, тут сил не хватит!
На площадке у харчевни танцы еще не начались. Только слонялся полицейский патруль в броне... в броне...
Что-то неприятно царапнуло у гончара в груди. Какое-то предчувствие, что ли?
— Гребло! — строго сказал он. — Мостовые разбили по вашему недосмотру! Поправлять сами будете?
Долговязый полицейский в сомнении покосился на неподъемные каменные плиты:
— Может, любеевский сброд припрячь?
— Эти поправят! Им только навоз кидать от своих битюгов!
— Лады, сделаем сами! — вздохнул Гребло. — Вот найду, кто проворонил обозы, вот они и поправят!
— Чтоб до завтра сделали, а не когда захочется!
— Если найду кого — они у меня прямо сейчас все поровняют! — охотно пообещал Гребло. — Мордами...
Калитку усадьбы перекрывала здоровенная бронированная фигура.
— Вы чего? — недоуменно спросил Кола. — Мне в свой дом пройти нельзя, что ли?
Спецназовец смутился и шагнул в сторону.
И снова кольнуло старого гончара. Опять броня! Понятно, что его усадьба охранялась, и еще как охранялась, но... но не так же явно!
Он оглянулся. По улице неторопливо брел полицейский патруль. Они что, так и шли за спиной от самой площади? И... верно, вон там еще что-то сверкает.
Он нахмурился и собрался устроить "кулаку" небольшой допрос — но тут объявилась сама господиня Ялинька.
— А пройдем-ка в дом, муж мой! — многообещающе произнесла она.
Кола задумчиво оглядел супругу. Ну надо же! Юбка белая, да вся изукрашенная! И башмачки такие изящные! И платок этак томно на плече сверкает! На обнаженном плече, между прочим. Рубашечка такая, что, считай, и не скрывает ничего...
— Что не так?
— Юбка белая, — хмыкнул Кола. — Ну, я рад, что не синяя. Пока что.
Женщина смутилась и оглянулась на охранника. Тот состроил бронированную физиономию, в смысле, опустил забрало, чтоб скрыть ухмылку. О давнем увлечении хозяйки эльфами, в общем-то, знали. И к чему это привело. А эльфы-то как раз сейчас как раз здесь и обретались!
— Пень старый, а все надсмехаешься, как в юности! — рассердилась господиня и утолкала мужа в дом.
— Кола! — возмущенно зашептала она. — Да поговори ты с ним! Совсем мальчик голову потерял — а так нельзя!
— Какой мальчик? — не понял Кола. — Эльф, что ли? А который из них? Или все сразу, как у них принято? Ну, я их очень даже понимаю... и поддерживаю... я и сам от тебя голову потерял... вот прямо сейчас...
— Вот прямо сейчас я тебе как врежу! — прошипела хозяйка и оттолкнула шаловливые руки. — Я про Хиста!
Гончар сразу посерьезнел и задумался.
— Ялинька, — осторожно сказал он наконец. — Ну, мы же с тобой жизнь прожили, всякое повидали... Молодые влюбляются, это такое свойство юности!
— Но Яха — дзуда!
— А когда это кому мешало? — сварливо сказал Кола. — На себя посмотри! В зеркало! Как расцвела-то, как только эльфы объявились! Того и гляди, на синее потянет!
Женщина возмущенно уставилась на противную физиономию мужа — и не выдержала, смущенно хмыкнула и отвернулась.
— Ну, мне, конечно, приятно, что мой шалопай до сих пор заглядывается на меня, а не на дружинку Эке! — призналась она честно. — А ведь Маха — юный цветочек, и из первых красавиц на деревне, то все на танцах признают! А я... Кола!!! Не сбивай меня! Я о чем с тобой говорила?!
Кола убрал руку.
— О любви, — вздохнул он. — И что? Тебя любят эльфы, и ты расцвела, вон даже охранники заглядываться начали. А Яху любит Дребен, и она тоже расцвела, и на нее тоже все заглядываются! И я рад, что у нас в семье такие красивые дзуды!
— Я расцвела, потому что меня любит муж! — сердито сказала женщина. — А Хист, он же у Яхи ночует уже, я сама видела! А так нельзя!
— Нельзя, — согласился Кола осторожно. — Но... вот ты бы с ним и поговорила. Сразу, как увидела. Приглядывать за невестками — твоя забота.
— А я и говорила!
— А он?
— А он, как и ты! Уставился на мою юбку, как на невесть что! А потом сказал, что Санниэре ну очень на отца похож! Ну и все! И что я ему после этого скажу?
— То не важно, — вдруг произнес Кола. — Важно, что скажешь мне.
Женщина уязвленно вскинулась — но получила в ответ такой отчужденный взгляд, что как-то сразу поняла, что разговаривает не просто с мужем, а с фактическим главой деревни, признанным лидером сельских священников... и, в конце концов, с очень умным человеком. И с очень непростым. Что и подтвердилось тут же.
— Ты ведь никогда не любила меня, — спокойно отметил он. — Но пошла в дружинки. За нищего горшечника с двумя детишками на руках. Без принуждения пошла. Почему-то. Это один вопрос. И ты бросила дружбу с мастерами кисти, оставила свои модные салоны... продала мастерскую, наконец — чтобы уехать с простым сельским священником в самую глушь, на границу со степью. Зачем-то. И это второй вопрос. И мы прожили здесь счастливо всю жизнь. Вырастили замечательных детей. Подняли мастерские, не уступающие гномьим. И все это время ты скрывала от меня свое прошлое. Зачем-то. И это третий вопрос. Ты ведь не из простых, господиня Ялинька. Мы жизнь вместе прожили, за столько лет многое открылось. Но я молчал бы — потому что... ну, это неважно. Но сейчас настали лихие времена. И я должен знать, кто со мной рядом. Верная дружинка, как мне мечталось всю жизнь — или... эльфийская соглядатайка? И это последний вопрос. А ты говоришь — Хист себя неправильно ведет, у Яхи ночует! А сама с нелюбимым двух дочек нажила... И как это в сердце у женщин совмещается — понять мужчинам не дано...
И он ожидающе уставился на жену.
— Почему... эльфийская соглядатайка? — тихо уточнила она.
— Пророчество, — ухмыльнулся он. — Самое главное эльфийское пророчество — про возвращение эльфийской королевы! По одной из расшифровок — это все должно произойти здесь! А тут и эльфы объявились. И возлюбленный твой — из эльфов, получается, хотя и не верилось ранее... И сын-первенец от него же. И женщина, которой место среди высшей знати столицы, почему-то жизнь провела в пограничной деревне, с нелюбимым. Э?
— Так уж и среди высшей, — неловко усмехнулась женщина. — Да, Кола Гончар... Непростой ты человек. И тебе ведь тоже не место в пограничной деревне? Я-то училась в институте благородных девиц. В столице. На очень особом факультете. Оттого и про пророчество знаю, и побольше, чем многие посвященные. А вот сельскому священнику, пусть даже и замечательному гончару, такое знать не положено! А уж привязки по месту и дате — знание и вовсе для немногих! За этакое убивают на месте! Да я бы молчала, очень уж устраивает меня мужчина по имени Кола Гончар — да настали лихие времена, и надобно знать, кто идет со мной по жизни! Так кто же ты, муж мой возлюбленный, хитрец и насмешник бородатый? У меня ведь даже и предположений не имеется — и подозрений не было до сего дня! Ох и непростой же ты человек!
И супруги напряженно уставились друг на друга. Молчание длилось и длилось, и обоим непонятно было, что делать дальше. В смысле, кому признаваться первому. И в чем. Но тут приоткрылась дверь, и в щелку сунула любопытный носик невестка Маха, только что упомянутый "юный цветочек".
— Дада, нана! — радостно объявила она. — А к вам гости! Говорят, издалека пришли! А их в калитку не пустили! Там же "кулаки" стоят чего-то! Так они кругом обошли, увидали Яху в саду, кликнули, ну она им и отворила калиточку к реке! Так и прошли! А я...
— А ты, веселушка, позови-ка сюда Яху для начала! — решил Кола. — А гостей — за стол, как положено по заветам. Или не знаешь?
— Яху — к вам, гостей — к нам! Ага!
И шустрая невестка умчалась, оставив дверь приоткрытой.
— Послушаем девочку для начала, что у нее там с Хистом, — смущенно пояснил он жене, пряча глаза. — Потом уж командира стыдить станем — если обнаружится за что...
— Да я сама видела!...
— Спрятался же ты, Гончар! — скрипуче сказали от двери. — С войском не сразу достанешь! Так что мы хитростью, одной хитростью... Именем Бога, Эре зовомым.... И что уставился-то? Или забыл, для чего тебя и где — и, главное, чему! — учили-то?
— Эре — одно из имен, — выдавил Кола, глядя растерянно, как в дом протискивается старик в плаще возчика, а за ним — сутулый худой юноша. И кто-то еще топтался на крыльце...
— Да ты скажи, Кола! — подала голос женщина. — Что-то и мне интересно стало, где и чему тебя учили!
— А ты помолчи, Ласточка! — шикнул старик. — Ныне мы все в одной упряжке...
— Как ослы! — не удержался Кола Гончар.
— Ну да, а как же... — не обиделся старик. — Сколько лет прошло, а Гончар, как и прежде, злоязычен и хитер! И это вселяет надежду, что все у нас получится!
— Чего надо? — враз охрипнув, спросил Гончар. — Столько лет не объявлялись, я уж забыл, кто вы такие! Я два десятка лет живу здесь простым священником — вот так и желаю дальше жить! И я — не Злоязыкий! Я Кола Гончар!
— А чего объявляться было без надобности? — удивился старик. — Но сейчас настали лихие времена! Император вспомнил о своих верных слугах — и призвал! И ты — один из нас!
И старик требовательно уставился на Гончара. А тот неуступчиво молчал.
— Вот то-то же! — как ни в чем не бывало сказал старик. — Дело у нас, Злоязыкий, таково: язва завелась, и надо бы ее ... вырезать. Пусть не всю, но верхушку обязательно! Главный визирь считает, этого будет достаточно. Так что позови сюда некоего Дребена Хиста, э? Он же у тебя ныне обретается, э? Уж очень трудно его достать в иных местах! Или вот ты, Ласточка, позовешь? Кстати, у меня и для тебя тайные слова приготовлены, хе-хе...
— А я их давно забыла! — растерянно сказала женщина. — Слушайте... ну нельзя же так внезапно! Вот вы бы еще к смертному костру явились со своими идиотскими тайными словами! Мне дочек замуж отдавать как-то надобно — а тут вы приперлись со своими секретами!...
— Аийя, йиша-ан-йетт! — раздраженно прошипел старый диверсант. — Ай, великий дурак создал отряд Ласточек! Бабы — в постели разведчицы, и нигде более! Вот так и донесу императору! Ну невозможно с женщиной работать! Беременная, что ли?!
