Лошадей они сдали в городскую конюшню — верхом в городе дозволялось ездить только страже, а жители и гости могли воспользоваться наемными экипажами, коих здесь было в избытке. От экипажа Глаша решительно отказалась и теперь от души наслаждалась пешей прогулкой по улочкам сказочного городка. Маркиз плелся где-то позади нее — он не успевал за энергичной длинноногой москвичкой, привыкшей к темпу большого города. Заглядевшись на витрину кондитерской, в которой лежали румяные крендельки и пышные булочки, та на полном ходу влетела в парня, только что вырулившего из дверей магазинчика с промасленным бумажным кулем в руках. От неожиданности он выронил сверток, по мостовой покатились булочки и бублики, распространяя дразнящий аромат ванили и корицы...
— Ой, простите! — пролепетала Гликерия, глядя на погубленную выпечку. — Что же я натворила!
На удивление, незнакомец, оказавшийся высоким привлекательным шатеном лет двадцати, лишь заразительно расхохотался и воскликнул приятным музыкальным голосом:
— Ничего страшного! Я сам виноват, — а затем обжег Глашу взглядом искристых янтарных глаз — и ее сердце забилось так часто, что она сразу поняла: это любовь!
Похоже, любителю бубликов она тоже приглянулось: тот не сводил с Гликерьи глаз, тепло улыбался и, похоже, был уже готов пригласить ее отведать крендельков вместе. Но тут Глашу нагнал Оливье, и юноша ее мечты поспешно ретировался, а сама она чуть не свернула себе шею, провожая взглядом симпатичного сладкоежку.
— Поздравляю! — пробурчал маркиз. — Ты встретила своего первого магнетика.
— Это был магнетик? — вспыхнула девушка.
— А ты сама не поняла? — насмешливо спросил Оливье. — Или подумала, что встретила свою судьбу?
Не признаваться же зловредному маркизу, что так и было! Поэтому Глаша лишь напустила на себя равнодушный вид и зашагала вперед, пока запыхавшийся спутник не окликнул ее у здания театра. Обитель искусств от остальных домов отличалась только наличием радостно гудящей толпы у входа.
— Ишь как люди театр любят, — восхитилась Глаша, возвращаясь к маркизу, застывшему перед афишей с изображением прекрасной полногрудой блондинки.
— Нам надо сюда, — объявил Оливье, поворачиваясь к ней, и решительно ткнул пальцем в афишу.
— Ты уверен? — насмешливо поинтересовалась девушка, проследив направление движения. Палец маркиза угодил прямиком в ложбинку глубокого декольте нарисованной блондинки. — Я еще понимаю, чего там забыл ты, но мне-то с этого какой интерес? — язвительно уточнила она, и Оливье, обернувшись к афише, вспыхнул и поспешно убрал руку.
— Это наш шанс выйти на главу магнетиков, — пояснил он. — Не можем же мы бродить по городу, опрашивая прохожих? А ведущая актриса театра — одна из сильнейших магнетиков, и она уж наверняка подскажет, где его искать.
— Браво, Шерлок Холмс, — снисходительно обронила Гликерия и подмигнула. — Так и скажи, что тебе охота поглядеть на ее прелести воочию!
— Глаша! — укоризненно воскликнул Оливье. — Да у меня и в мыслях не было!
— Ты уверен? — озабоченно спросила она, окинув оценивающим взглядом плакат. — Тогда с тобой определенно что-то не так.
— Ну как с тобой разговаривать? — посетовал маркиз, мученически возводя голубые глаза к бирюзовому небу.
— А чего со мной разговаривать? Я не имею ни малейшего представления о том, где живет хранитель амулета. Разговаривать надо с ней, — она кивнула на афишу.
Толпа у дверей радостно ухнула и повалила внутрь.
— Тогда пошли на представление, — потянул ее за руку Оливье. — Да быстрей, видишь — сколько желающих.
Желающих и в самом деле было предостаточно. Народ валил в театр с таким энтузиазмом, как будто сегодня вечером там ожидалась раздача слонов или первый в истории королевства Кукуй фестиваль стриптиза. Путники быстро нырнули в очередь, и через несколько минут уже входили в небольшой зал местного театра...
Если бы Глаше пришлось писать отзыв на представление под названием "Муки любви" в своем ЖЖ (который она, как истинная дочь своего времени, разумеется, кропотливо вела), она бы выразила свои впечатления так: "Пьеса — отстой, розовые сопли и полный бред. Аффтар, выпий йаду. А вот актеры — милашки, особенно тот, темненький, который так нежно мне улыбнулся перед тем, как задушить эту блондинистую дуру с афиши!"
После представления публика устроила продолжительные овации, а Оливье умчался в неизвестном направлении, велев спутнице ожидать его на улице.
Вернулся он слегка не в себе, всунул в руки Гликерьи клочок бумаги с нацарапанным на нем именем и адресом и целиком ушел в себя, мечтательно улыбаясь себе под нос.
— Оливье! — затормошила его девушка. — Что за дрянь ты пил? Дышал? Нюхал?
— Не смей так говорить о ней! — горячо вскричал он. — Она — ангел, — нежно проворковал маркиз и вновь впал в транс.
— Все понятно, — ухмыльнулась Глаша. — Только почему этого ангела зовут Орландо Сеймур?
— Что? Нет! — с досадой возразил он. — Ее зовут Орнелла Леман, и она самая талантливая актриса на свете... — в полном восхищении выдохнул имя блондинки с афиши маркиз.
— А этот Орландо? — раздраженно напомнила девушка, потрясая клочком бумаги и распространяя в воздухе удушливый аромат яблок, которым была насквозь пропитана бумага.
— А это — глава ее прекрасного рода, — отмахнулся ее спутник и заторопился. — Ну, я пойду...
— Куда? — вцепилась в него Глаша.
— Как куда? — искренне удивился он. — К ней! Она ждет.
— А к этому Орландо мне что же — одной отправляться? — вскипела Гликерия.
— Отличная мысль! — просиял Оливье. — Ты иди, иди, — невежливо поторопил ее он и подтолкнул в спину.
Глаша аж похолодела. Если невозмутимого маркиза какая-то рядовая магнетичка до такого полоумия довела, чего же с ней, впечатлительной девочкой, этот монстр, их главарь, сделает?
— Никуда я не пойду! — рассердилась она, повиснув у него на руке.
Маркиз скорчил страдальческую мину.
— Хочешь, я найму тебе экипаж? — с надеждой предложил он.
Глаша издала возмущенный вопль.
— Оливье, ты в своем уме?! Ты хоть помнишь, зачем мы здесь?
— Да что ты ко мне привязалась? — разозлился тот.
— Я привязалась? — задохнулась от возмущения Глаша, отпустив его руку.
— Вот и отлично, — обрадовался тот. — Тогда я пойду.
— А как же Кларисса? — крикнула Гликерия ему вслед.
Герой-любовник замер.
— Кларисса? — задумчиво проговорил он, обернувшись.
— Кларисса, твоя невеста! — воззвала к его разуму Глаша.
— Что за чушь ты несешь, — рассердился маркиз. — Какая еще невеста? Я женюсь только на Орнелле. Она — чудо!
— Ну и топай к свой Дурнелле, Казанова несчастный! — вспылила девушка. — Подумаешь, Ромео выискался! Дон Жуан! Ловелас! Бабник! ...Кобель!
Маркиз нерешительно топтался на месте.
— Чего надо? — зло буркнула Глаша. — Вперед с песней!
— Я тут подумал, нехорошо как-то без подарка возвращаться, — признался он. — А время позднее, ювелирные лавки уже закрылись. Ты не отдашь мне свой браслетик? Его камушки так пойдут к Орнеллиным глазам! — и он мечтательно закатил голубые очи.
— Совсем с ума сошел! — опешила Глаша, пряча руку с браслетом оборотней за спину.
— Может, хотя бы перстенек? — с надеждой произнес Оливье, указывая на кольцо дриад на другой руке. — Ну что тебе, жалко? — вкрадчиво спросил он, приближаясь к спутнице и возбужденно сверкая глазами.
— Я сейчас стражу позову! — дрогнула Глаша, отступая назад.
— Хотя бы один перстенек! — умолял Оливье, неумолимо надвигаясь на нее.
— Стра!.. — завопила она, и тогда одурманенный маркиз кинулся к ней, зажал рот рукой и насмешливо сказал:
— Хватит орать, глупышка. Совсем шуток не понимаешь?
— Ничего себе шуточки, — вспылила девушка и злорадно добавила. — Тебе так хорошо удается играть роль влюбленного теленка, что я почти поверила.
— Почти? — усмехнулся Оливье. — Теряю сноровку!
— Дурак, — процедила Глаша.
— Ну, и кто теперь зануда? — довольный собой, ухмыльнулся маркиз.
— Так что, мы идем к этому Орландо? — проворчала его спутница.
— Идем, — Оливье окинул ее критическим взглядом. — Только сперва тебя нужно подготовить к приему!
— Что, я недостаточно хороша, чтобы очаровать верховного магнетика? — вскинулась она.
— Можно сказать и так, — задумчиво проговорил он и взял ее за руку. — Идем.
— Куда это? — с опаской поинтересовалась Глаша
— У меня здесь есть одна знакомая... — загадочно ответил маркиз и поволок ее по улочке.
* * *
А в квартире Насти меж тем царил переполох: будущая свекровь готовилась к торжественной встрече драгоценной невестки. Когда хозяйка вернулась домой после работы, то обнаружила на столе живописно уложенные в блюда домашние соленья, а в духовке — противень с пирожками. Кроме того, квартира, которую аккуратная Настасья и без того всегда держала в отличном состоянии, буквально сияла чистотой и порядком (Настя потом еще долго, после поспешного отъезда тети Васи будет находить свои вещи в самых невероятных местах). По случаю приема дорогой гостьи Василиса обрядилась в бархатное бордовое платье, нацепила на себя все золотые украшения, завила волосы в крутые локоны и уложила их короной на голове — точь-в-точь, королева-мать, хмыкнула про себя Настасья. Королева-мать появлению хозяйки дома отнюдь не обрадовалась: вероятно, племянница показалась ей четвертой лишней в их идиллическом семейном треугольнике, — и даже вознамерилась услать девушку с глаз подальше, чтоб не мешалась под ногами. Но Настасья проявила нечеловеческое мужество и право присутствовать за праздничным столом себе отстояла. (Еще бы — Лариса-то предусмотрительно взяла с нее честное волшебное, что она ее на растерзание двум своим родственникам не бросит). Так что пришлось недовольной тетке выставить на стол, накрытый на троих, дополнительный прибор.
— Да надень свое лучшее платье, — процедила она, обращаясь к племяннице, — да кольца с сережками не забудь. Пусть Камилла видит, что родня у ее мужа — не голь перекатная.
— Что это? — шепотом поинтересовалась Лариса в образе Камиллы, когда Настасья при полном параде открыла ей дверь.
— Произвожу на тебя впечатление, — тихонько фыркнула подруга, облаченная в черное вечернее платье и обутая в туфельки на шпильках.
— Я потрясена, — оценила Лариса.
— Убью! — пригрозила Настя, пользуясь тем, что тетя Вася замешкалась в гостиной.
— Если я выживу после знакомства с родительницей, — ухмыльнулась волшебница и, отодвинув Настю в сторону, прошествовала к висящему на стене зеркалу, чтобы поправить прическу и изобразить томную красотку, любующуюся своим отражением, в тот момент, когда Василиса выплывет в коридор.
К сожалению, Ларисе не удалось посмотреть ни одной серии "Хитросплетений судьбы", чтобы понаблюдать поведение героини Камиллы Полонской воочию, но Настя очень подробно описала ей безропотную сиделку Верочку, и девушки решили, что лучше всего будет, если Лариса сыграет эту роль с точностью до наоборот и изобразит барышню строптивую, капризную, надменную и нахальную. Чтобы разочаровать тетку наверняка, волшебница подробно выспросила у подруги все больные мозоли Василисы и взяла их на вооружение. Тетя Вася не выносила, когда ей напоминали о возрасте, когда ей возражали, когда игнорировали ее советы и когда ее критиковали. Но больше всего ее раздражало, когда кто-либо, кроме нее, осмеливался называть ее сына Венечкой. Для посторонних существовала только одна форма наименования Вени — Вениамин.
— Камиллочка, — воскликнула тетя Вася, направляясь к дорогой гостье. — Какая честь видеть вас у нас!
— А вы, должно быть, бабушка Венечки, — мило улыбнулась актриса. — Странно, он мне о вас не рассказывал! Где же ваша молодая дочь? Неужели та юная девушка, что открыла мне дверь? — Лара обернулась к Насте и незаметно для тети подмигнула ей.
Улыбку мадам Суворовой перекосило, но она справилась с собой и воскликнула:
— Ах, тут так темно, что нетрудно и ошибиться! Я и есть мама Вениамина, Василиса Филимоновна. А это Настя, моя племянница и двоюродная сестра Вениамина.
Настя с удивлением покосилась на яркие лампочки, освещавшие небольшой коридорчик так ясно, как солнце в тропиках, и тактично промолчала.
— О, простите меня! — смутилась Камилла. — Я слегка подслеповата и не разглядела, как вы молоды...
Василиса расцвела.
— Вам, должно быть, не больше шестидесяти пяти? — добавила Камилла.
Тетя Вася побагровела и сухо поправила:
— Мне 53.
— Не может быть! — потрясенно воскликнула Камилла. — Серафиме Гуляевой, которая играет мою бабушку в "Трех жизнях", исполнилось шестьдесят шесть, но она выглядит моложе вас!
Тетя Вася пошла малиновыми пятнами.
— Ах, простите мне мою бестактность, — повинилась нахальная девица. — Возраст актрисы так обманчив, мои коллеги обязаны выглядеть молодо и на что только не идут ради этого. Вот Серафима, например, сделала уже четыре подтяжки! — доверительно сообщила она.
— По ней заметно, — процедила мадам Суворова.
— Вам нравится? — с сомнением спросила Камилла. — Хотите, достану телефончик ее пластического хирурга? У вас все не так запущено, вам и трех подтяжек хватит.
— Спасибо за заботу, — обиженно ответила молодящаяся Василиса. — И за комплимент.
— Ах, что вы! Я вот все хочу сказать, какое милое у вас платье, Василиса Филимоновна! — оценила актриса. — Похоже, это винтаж!
Приободренная похвалой "модной штучки", какой, несомненно, являлась Полонская, мадам Суворова расправила плечи и выпятила грудь.
— Обожаю старые вещи! — продолжила Камилла и поинтересовалась: — Оно досталось вам от мамы или от бабушки?
— Что? — непонимающе захлопала ресницами тетя Вася. — В каком смысле?
— Ах, вы, наверное, купили его на блошином рынке? — понимающе улыбнулась Камилла-Лариса и обернулась к близкой к обмороку Насте, что-то отчаянно символизирующей ей глазами. "Похоже, Настя в восторге", — самодовольно решила она и воскликнула:
— Ну что же мы стоим в дверях! Давайте пройдем в комнату! Мне не терпится увидеть Венечку. Веня, где ты? Я иду! — и, отодвинув в сторону опешившую от такого напора и еще не пришедшую в себя после порции ледяного душа тетю Васю, она прошествовала внутрь, где ее уже ожидал тщательно выбритый и причесанный жених.
— Венечка! — радостно воскликнула Камилла, вызвав очередной приступ зубного скрежета у Василисы, и, подскочив к вжавшемуся в диван Вениамину, звонко расцеловала его в обе щеки. А затем, слегка покачнувшись, изящно приземлилась к нему на колени и обвила руками шею. — Ах, какая я неловкая! Веня, рядом с вами у меня земля из-под ног уходит, — кокетливо сообщила она. Веня залился нервным пунцовым румянцем и еще больше вжался в диван, а Василиса аж закашлялась.
— Прошу к столу, — прохрипела она, изо всех сил изображая радушную хозяйку.
— Ах, как мило! — воскликнула Камилла, вскакивая с Венечкиных колен. — Соленья, пирожки — прям как у бабушки в деревне.
— Прошу прощения за наш скромный стол, — процедила мадам Суворова. — Виа-гра с ананасами не держим. Чем богаты, тем и рады.
