— Ты не понимаешь, — с жаром возразил я волку. — Это принципиально. Я же не полный идиот и понимаю, что с одной стороны, меня могут не понять рабы, а с другой — лорды не потерпят вмешательства в их мир. Но пока я здесь, я не собираюсь спокойно смотреть на это безобразие. И если черти попытаются удерживать меня дольше, то я им всю преисподнюю в рай превращу!
— Эк ты хватил! — рявкнул волк, усмехаясь. — Пусти козла в огород...
— Вот, вот! Я им еще всю капусту перепорчу, у меня еще половина этого мира в восходящих превратится! Вот тогда-то их инферно и заплачет крокодильими слезами! — хорохорился я в боевом запале.
Пока мы с волком обменивались мнениями насчет разумности моих действий, наш маленький отряд вышел на поля и слился с первой группой работающих там рабов. Реакция была, как если бы в туалет типа сортир бросили пачку дрожжей. Народу сразу стало не до работы, все забурлили и закипели праведным гневом. Одно пока было не очень понятно: на кого этот гнев был обращен? В стане революционеров произошел раскол, отчего бурление превратилось в кипение страстей, и мы могли серьезно пострадать, если бы лавина революционеров не хлынула советоваться с остальным народом.
В результате всего через пару часов на полях не осталось ни одного работающего. Я уже с некоторым сомнением вспоминал, что еще ни одна революция не сопровождалась повышением благосостояния народа. Как это и пошло с самого начала, весь лагерь повстанцев разделился на две группировки: осторожное большинство, не решающееся менять шило на мыло, и активное меньшинство, которому хоть трава не расти, а дай погулять с лихого плеча. Причем надсмотрщики-мутанты почти в большинстве присоединились к активным революционерам.
Я некоторое время служил жупелом революции, молча следя за жаркими совещаниями. И то, что долетало до ушей, не очень меня вдохновляло. Все больше смута напоминала кровавую историю реала, когда свобода воспринималась каждым, как собственная неограниченная власть и право распоряжаться другими. Особенно это проскакивало в речах монстров-надсмотрщиков.
Глядя на такое положение вещей, я решил вмешаться, что оказалось нетрудно: пока что никто власть лордов в этом мире не отменял. Забравшись на стол, я поднял руку и подождал, когда народ угомонится. Пришлось говорить на понятном их уху языке:
— Люди, слушайте слово лорда! — при первых же моих словах воцарилась тишина, и мне осталось только продолжить твердым, властным голосом. — Я пришел в этот мир со дна преисподней и путь мой лежит наверх. И вот что я вам скажу: у вас в этом мире есть последний шанс выбраться из инферно, чтобы выйти в свободный и бесконечный в своем разнообразии астрал. В нижних мирах это, фактически, будет невозможно, так как вы окончательно утратите человеческий облик. Путь к настоящей свободе лежит не в борьбе с темными ангелами за власть и не в цеплянии за жалкое существование. Только если сумеете построить настоящую демократичную общину, вы сможете создать условия жизни, в которых будет возможно реализовать самый верный путь наверх: путь сочувствия и сострадания. Только отказавшись притеснять кого-либо, вы сможете освободить свою душу от гнета инферно. И если даже сейчас мне не удастся уговорить или победить князя Шираза, и здесь все останется по прежнему, в любом случае, у каждого останется возможность проявлять любовь и сострадание к ближним вопреки правилам дьявольской игры...
— А снуфы? — послышался крик из толпы.
— Да, снуфы ужасны. Это последняя преграда для пути наверх, но если вы сумеете выдержать их издевательства, они отступят, и дальше будет легче. А сейчас, прошу вас ничего не делать, прежде чем я не выясню отношения с Ширазом. Я всего лишь восходящий ангел, а инферно огромно, и шансы на победу у меня невелики. Знаю только одно: пока у меня есть силы, пока я жив, буду стремиться исправить мир к лучшему, как бы безнадежно и глупо это не выглядело со стороны.
— Но ты же темный ангел, лорд? Ты не можешь идти против своих.
— Я неудачный ангел и все делаю не так, как кому-нибудь надо, а как чувствую это сердцем. Может, не всегда правильно, но не ошибается тот, кто ничего не делает...
— Вот, вот! Наломаешь сейчас дров, а нам расхлебывать!
— Поэтому-то и прошу вас: ничего пока не предпринимайте! Вернее, работайте, как работали. Вы узнаете о переговорах по тому, кто к вам выйдет в следующий раз: я или Шираз. А пока, прощайте! — больше я ничего не стал объяснять. Просто спрыгнул со стола и прошел в сопровождении Шермана в мигом образовавшийся живой коридор. Впереди нас ждал замок князя... ну, может и не ждал — почем тут узнаешь?
Точно, не ждал, как не ждали и стражи у закрытых ворот. Охранники были еще те херувимы: страшненькие, покруче надсмотрщиков. И морды — любой крокодил обзавидовался бы. А о чем, спрашивается, с такими крокодильими мордами разговаривать? Во всяком случае, не о девушках или хорошей погоде. Я и спросил их прямо: где, мол, их лорд — князь Шираз. Однако, то ли у крокодилов со слухом плохо, то ли с головой, но они молчали, только иногда произнося фразу: "Проваливай, пока цел!" Лишь, когда я выхватил свою железку и сказал, что поотрубаю им головы, один снизошел до более подробного объяснения, ответив:
— Ты тут своей зубочисткой не тычь, если жить хочешь. Князь все равно никого не принимает. А если ты такой крутой, он сам тебя найдет.
Я еще немного постоял, разевая рот — из него хотело вырваться так много обидных слов, что они явно мешали друг другу. Голова же тем временем сообразила, что я ничего против такой стражи сделать не смогу. Так что, отойдя в сторонку, еще раз прикинул на глаз неприступность стен — она была абсолютной.
— Что делать будем? — спросил я расстроенно волка. — Не переть же, считай, голым пузом на копья охраны? Они, может, меня и не смогут съесть, но в капусту покрошить — запросто.
— Давай на ночь устраиваться. Смотри, смеркаться стало. А утро вечера мудренее.
— Что-то мне не хочется к этим повстанцам без результата возвращаться.
— А кто и просит? — буркнул волк. — Смотри: за замком у горы лес. Остановимся там, костерок запалим. Продуктов дедовых у нас еще на ночь хватит. Так что не пропадем!
Волчьи доводы меня добили — я настолько устал от всяческих выяснений отношений, что уединение в лесу показалось манной небесной. Мы устремились к темной опушке и, пройдя с полчаса по какой-то полузаросшей дорожке, нашли неплохую полянку рядом с ручьем, сбегавшим с горы Анафем. Что, спрашивается, еще нужно непривередливому путнику? Конечно, чего уж быть ханжой, пятизвездочный отель не помешал бы, но если такового в наличии не имелось, то и горевать о несбывшихся возможностях смысла не было.
Мы поужинали чин-чинарем (спасибо спичкам и еде в котомке), и я стал ожидать в сгущающихся сумерках, когда у меня отрастут мягкие крылья, на которых так удобно спать. Взглянув на волка, который развалился, раскинув лапы и выставив свое пузо к огню костра, я понял, что сегодня мне придется разделить ложе из собственных крыльев с полуголым мужиком, пусть и знакомым, но слегка подванивавшим псиной. Спасало одно: на тот момент я сам буду вроде как и не человеком.
Оригинальную, можно сказать, решающе рациональную мысль внес Шерман:
— Слушай, ты забыл одну вещь! Скоро ты обрастешь крыльями и сможешь навестить замок сверху. Причем, я настаиваю, чтобы ты захватил туда и меня!
Я вылупил свои округлившиеся от удивления глаза на своего приятеля: это ж надо забыть о таком простом и очевидном решении вопроса, как попасть в гости туда, где вас не хотят радушно встречать:
— Конечно! Мы поступим точно в соответствии с поговоркой: "Заступи черту дверь, так он в окно лезет!"
— Только ты хуже черта. Тот хоть конкретно о своей выгоде думает, а у тебя в мыслях вечно такой душеспасительный тарарам, что лучше подальше держаться — пробурчал волк, поворачиваясь к огню другим боком.
Нашу милую беседу прервал тихий храп коня. Мы мигом заткнулись и расслышали, как в стороне дороги переступила ногами лошадь, и кто-то спрыгнул с седла прямо напротив нашей поляны. Вскоре в свете костра появился стройный, одетый в темный, облегающий костюм юноша, ведущий в поводу скакуна.
Я укоризненно взглянул на волка, как бы говоря: "Ладно, я тугим ухом не расслышал, но как же ты-то, со своим чутьем так опростоволосился?" Но устраивать дамские перемигивания оказалось поздно, и я изобразил из себя радушного хозяина, что было нетрудно, так как, и впрямь, чувствовал себя радушным хозяином этой поляны в данный момент. Я вскочил на ноги и с самой широкой улыбкой направился навстречу путнику.
— Прошу к нашему костерку! — мне удалось изобразить красивый пригласительный жест.
— Рад такой теплой встрече! — дружественно улыбнулся парень и представился. — Девон, путешественник. С кем имею честь беседовать?
— Демон?
— Нет, не демон, а Девон — имя такое, — с мягкой укоризной поправил молодой человек.
— Буль!
— Что, буль?
— Не что, а кто. Это я Буль — имя такое... — улыбнулся я, слегка передразнив собеседника. Затем пожал плечами, показывая, что ничего с этим не поделать, и, не давая юноше смутиться, продолжил. — Тоже путешественник, а это Шерман, мой партнер по путешествию.
Мы так и продолжали расшаркиваться. Этот Девон сумел сразу задать какой-то выспренно аристократический тон беседе. Я говорил и чувствовал себя надутым болваном, изображающим псевдоутонченного средневекового собеседника. Мы, как идиоты, говорили о погоде, темном лесу и неприступности горы Анафем, ловко обходя ответы на вопросы, вроде: "Какими судьбами тут оказались? — или: Что намерены здесь делать?" — и напряженно ожидая, кто в кого превратится с восходом луны.
А про себя я вел неутешительный подсчет: это уже третья ночь в этом мире. Если я задержусь еще хоть на день, то пойду на риск, то есть на второй уровень мира, и попробую действовать оттуда. Что это могло дать, я не очень представлял, но и сидеть, сложа руки, уже не мог.
— Значит, вы недавно в этих краях, — сумел поймать меня на чем-то в разговоре мой, немного странный собеседник. — А вы уже видели, в кого превращаются местные жители на полнолуние?
— Да уж, пришлось! — поддакнул я. — Еле ноги с Шерманом унесли.
Я чувствовал, что меня раскалывают, как пустой орех, но не мог ничего поделать. Ведь не будешь же портить отношения с вежливым путником всего лишь из-за каких-то глупых подозрений? Я панически пытался сообразить, с какого дикого перепоя тут могли бы завестись путешественники? Ну не от сырости же? Ведь, прежде чем появиться, путешественнику надо хоть мало-мальски иметь то, где эти путешествия можно совершать, а как я понял из всех предыдущих бесед, коммуникации в этом мире были весьма ограничены. Хотя я, может быть, ошибался в возможностях чертовых фантазий, а мир был огромен и полон всяческих чудес.
На мой вопрос, как ему удается путешествовать, Девон отвечал уклончиво, типа помаленьку, с чертовой помощью и так далее. Тогда я припер его вопросом:
— А в кого вы намерены обернуться этой ночью?
— Э-э... — протянул Девон и рассмеялся. — Позвольте мне оставить этот маленький секрет при себе. Пожалуй, мне уже пора в дорогу, я ведь тоже не хочу назойливо мешать вашим превращениям.
— Жаль, было приятно пообщаться со столь обходительным собеседником, но не смею вас задерживать! — сказал я, а сам подумал: "Тьфу! Какая же спесивая гадость лезет у меня изо рта!"
Мы раскланялись чуть не как пажи на придворном балу, и наш визитер исчез в темноте леса. Оставшись одни, мы с волком дождались, когда утихнет последний мягкий звук поступи копыт, и попытались обменяться мыслями на счет визитера. Однако, кроме недовольного рычания со стороны волка и заумного мычания с моей, ничего путного не придумали. А вскоре произошло событие, которое мы с нетерпением ождали: над лесом показался край огромной, начинающей стареть луны. Следом за ней я расправил шикарные черные крылья, а Шерман забегал на своих двоих ногах по лужайке, подбирая загодя сброшенные мною башмаки, рубашку и куртку.
— Ну что, летим? — спросил я, когда мне уже надоело ждать. — Сколько великовозрастный мужик может прихорашиваться? Ты еще губки подкрась и бровки подведи.
— А что, помада есть? — невозмутимо переспросил Шерман и, увидев меня, готового лопнуть от возмущения, рассмеялся. — Выпусти пар, а то от перегрева перья вылезут! Как тогда полетим? Кстати, меч отдай мне... пожалуйста!
— Ты умеешь им орудовать? — удивился я. — Это ведь не столовый нож.
Шерман вместо ответа, ловко выхватил клинок из ножен и проделал пару весьма неосторожных пассов прямо перед моим носом.
— Ну как? — весело спросил мой хулиганистый напарничек.
Я был невозмутим, как кремень. Будешь тут невозмутимым, когда боишься пошевелиться и стараешься боковым зрением рассмотреть, сколько перышек сумел смахнуть с меня этот оболтус.
— Будь моя воля, булавки бы не доверил таким выскочкам! Только с четырех лап встал, а мечом размахался: даже комары все от испуга попрятались, — постепенно меня отпускало и, смягчившись не только телом, но и сердцем, я согласился. — Хотя ты прав: я и так ядовитый, а тебе пригодиться.
— Спасибо! — воскликнул, воодушевленный и вооруженный друг.
Да, чего тут жеманничать: грешный волк стал другом ангелу. Услышали бы об этом в пасторальном раю, досталось бы мне на орехи!
— Только впредь не маши этаким вентилятором перед невооруженным ангелом.
— А что? — весело переспросил Шерман.
— Ангел, когда его загоняют в угол, становится непредсказуем, а в особенности такой неправильный ангел как я. Вот испугался бы сейчас до состояния медвежьей болезни, и отстирывали бы потом штаны полночи вместо того, чтобы на дело лететь.
— Ну, на такой "подвиг" и любой местный житель способен. А вообще-то получается, что меч — хорошее средство от запора.
— Как, впрочем, и от вшей. Ладно, полетели! — заметив, что Шерман навесил на себя все, что можно и нельзя, я с сомнением прикинул свою грузоподъемность. — И хватит на себя цеплять пожитки. Возьми только меч и одежду, а то я себе уже напоминаю чартерный аэробус дальнего следования.
Немного попрыгав по лужайке, отчаянно хлопая своими крылами, я наконец оторвался от земли и стал набирать высоту, удивляясь, как только вчера за несколько секунд взмыл из под тигриных когтей? Взлетев-таки над лесом, понял, что непроизвольно выбрал самое удачное время для похода в гости. А ведь было сомнение, что лучше выждать до полуночи, когда все должны спать. Но кто же спит ночью в этом мире? А сейчас луна еще только всплыла над кромкой леса, и замок скрывался в тени горы. Так что у нас были неплохие шансы подлететь незамеченными. Чем мы и воспользовались. Силы мои были далеко небезграничны, поэтому я, набрав высоту, быстренько зарулил в тень горы и уже оттуда влетел прямо куда-то в середину темной громады замка. Слегка помогали ориентировке редкие и слабые отсветы окон, да пара фонарей на внутреннем дворе.
Уже тормозя, чтобы не размозжить Шермана о что-то черное, приближающееся в темноте, я сообразил, что мы не договорились даже о самом маломальском плане похода в гости. Когда друг загремел башмаками по покатой крыше, я отпустил его и, приземлившись рядом, выдохнул:
