Ульяна медленно подошла на два шага к Макарову...
— Нет! Не делай этого! — закричал Алексеев.
— Черт вас возьми! Можно же как-то договориться! — вторил ему Яхонтов.
— Заткнитесь, ничтожества, — презрительно бросила Пентиселея.
— Не бойся... — прошептал Андрей.
Это были его последние слова. Раздавшийся выстрел оборвал космонавту жизнь. Его тело завалилось на спину от удара пробившей лоб пули.
— Нет! — закричал Юрий.
Андрей не просто был его коллегой и другом. Они прошли через невероятные испытания, которые невозможно себе вообразить. Они прошли долгий путь, держась всегда вместе. Они исколесили полмира ради призрачных целей, которые казались им самым главным, что может быть в жизни. И теперь Андрей Макаров умер. Так просто, нелогично и глупо. И страшно. От руки собственной дочери...
Она стояла молча. Прикрыв глаза. На лице не дрогнул ни один мускул. Она сделала свой выбор. Наставница резко развернула ее к себе лицом и влепила звонкую пощечину.
— Это тебе за то, что колебалась, сучка. За сомнения твои. За твои чувства. Сегодняшнюю ночь проведешь в моей спальне, дрянь. Буду тебя воспитывать. — Пентиселея говорила пугающе спокойно. Но еще больше пугала покорность и какая-то зомбированность Ульяны.
— Да, наставница...
В подвал ворвалась еще одна вооруженная амазонка. Вид у нее был очень возбужденный. Она бегло окинула помещение взглядом и обратилась к старшей.
— Пентиселея! Кажется, прояснилась ситуация с Минервой и Лерой!
— Что там? — наставница уставилась на нее.
— Ахиллес!
— Не может быть! Так, сестры, уберите отсюда труп! — наставница бросилась к выходу.
Амазонки подхватили мертвое тело Андрея Макарова и потащили следом. Последней вышла, идущая медленной поступью, глядя на полосу крови своего отца, остающуюся от волочимого тела, молодая амазонка Ульяна.
Корзина таки и осталась стоять у клетки нетронутой. Юрий сел на пол и тихо плакал, не в силах поверить в гибель своего единственного оставшегося в этом мире близкого человека. Варяг продолжал сжимать побелевшими кулаками прутья решетки. Вячеслав грустно смотрел на Алексеева и тихо бормотал:
— Дайте только до них добраться... Я им устрою...
— Неужели все это не сон? — вздохнул Николай.
Холод продолжал хлестать пленников ознобом. А на полу лежали разбросанные карты с голыми девицами и тянулась к двери бурая лента крови их товарища, который еще несколько минут назад был жив и не знал, сколько времени ему уготовано судьбой до того момента, когда все для него закончится раз и навсегда.
20. АХИЛЛЕС И ПЕНТИСЕЛЕЯ
— Жизнь полна потерь. И тебе не меньше это известно чем мне. Я тоже потрясен и скорблю вместе с тобой. Но нам надо выжить и довести наше дело до конца. Понимаешь?
Николай проснулся и взглянул на говорившего Варяга. Тот сидел на полу рядом с Юрием и пытался его утешить. Алексеев молчал и смотрел на засохшие пятна крови на полу и хмурился, стиснув зубы. Слабость, вызванная недавним ранением, склонила Васнецова в дремоту, но долго спать он не мог из-за холода. И теперь, проснувшись, он чувствовал разочарование. Ему ничего не приснилось. Не было девушки-Раны. Не было никаких новых откровений. Этот был сон без сновидений. Как сон мертвеца. Может, его судьба предрешена, и он вскоре умрет, как и его товарищи? Может, поэтому ему ничего не приснилось? Земля-Рана покинула его, поняв, что он уже не в состоянии ей помочь, так как обречен.
— Как думаешь, Славик, нам конец? — спросил Николай у брата.
Тот кряхтел от ушибов и побоев и морщился от злобы и боли.
— Черта с два. Я еще побарахтаюсь. Будут нас убивать, порву хоть одну. Твари.
В окнах под потолком уже стемнело. Вот и прошел еще один день и эта чернота в крохотных прямоугольниках мутного, потрескавшегося и перетянутого скотчем стекла, как и холод в подвале, были словно предвестниками скорой смерти, которая уже ждет за порогом той ржавой, скрипучей двери.
Васнецов взглянул на эту дверь и она, словно повинуясь какой-то нечаянно отданной им мысленной команде, издав жуткий и угрожающий скрип, открылась.
Пленники ожидали увидеть кого угодно. Пентиселею. Пчелку. Группу пьяных амазонок, предвкушающих свальную оргию со смертельным исходом...
Но только не того, кто вошел в подвал. И не с завязанными глазами. Не как пленник. Людоед шел к клетке, держа руки в карманах своего черного мундира. Шинели на нем не было. Однако на голове как обычно, черный берет со знаком радиоактивности вместо кокарды.
Яхонтов вскочил и схватился за решетку.
— Какого хрена, Илья?! — зарычал он. — Что здесь происходит, и как ты тут оказался?!
— Тихо брат. Не торопись, — спокойно ответил Крест, разглядывая пол со следами свежей крови и разбросанными картами.
Следом за ним вошли две вооруженные амазонки, которые встали по обе стороны от двери, и наставница по прозвищу Пентиселея.
— Ба! — с вызовом захлопала она в ладони, — Сам великий Ахиллес к нам пожаловал! Я потрясена твоим безрассудством, которое ты, наверное, считаешь за смелость! Уж после того, что ты сделал.
— Здарова, гадина, — ухмыльнулся Крест, обернувшись, — Почему не ты вела переговоры, а прислала какую-то тупую овцу, которая двух слов связать не может? Я рассчитывал пообщаться с какой-нибудь стервой поважней. А большей стервы на этой планете не сыскать. Кстати, мне очень понравилось как твои воительницы меня обыскивали. Пусть еще пару раз обыщут, вдруг я где ножичек припрятал.
— Оставь свои шуточки, ничтожество, — скривилась Пентиселея. — У тебя статус не тот, чтобы с тобой переговоры королева вела. Мне бы отправить на переговоры с тобой, больную крысу, но уж извини. Не оказалось под рукой. А так, вонючая крыса, самый твой уровень.
— Ишь ты. А кто только что меня назвал великим Ахиллесом?
— Да ты не обольщайся. Подонок он и есть подонок. А ты самое оно.
— Да я хуже, чем подонок. И не скрываю этого. Ладно, — Крест покачал головой, — Любезностями обменялись. Теперь может, к делу перейдем?
— Ты лучше объясни, как у тебя наглости хватило явиться сюда? Ты же прекрасно знаешь, что мы уже много лет за твоей поганой головой охотимся. С тех самых пор как ты нашу основательницу и ведунью, Ирочку Листопад убил. Как ты посмел сюда припереться, да еще оскорбления свои мужицкие сыпешь и требования какие-то выдвигаешь?
— Во-первых. Наши былые разборки между мной и Ириной Листопад никого кроме нас двоих не касались. И не касаются. Если вы так скорбите по ней, то почему у нее могила не ухоженная? Во-вторых. Я пришел с белым флагом. Я парламентер. А ты знаешь правила. И эти правила в этом городе соблюдают все. Парламентер неприкосновенен. Все эти правила чтят. Даже бандиты, терминаторы и душманы. Даже сектанты проклятые. И ты знаешь, что если вы эти правила нарушите, то через три часа здесь будут и казаки и 'Ирбис' и сталкеры и националисты и еще бог знает кто. Им только повод дай. А самый лучший повод, это убить парламентера. Убить парламентера, более тяжкое преступление, чем шляться по метро. У тебя еще будут вопросы по поводу моей наглости?
— Ну ладно. Допустим ты парламентер. Только имей ввиду, смертный приговор тебе тут никто не отменял. И при первой возможности...
— Да при первой возможности я сам ваш поганый курятник вырежу.
— Посмотрим. И с чем ты пожаловал к нам, Ахиллес?
— Я уже давно не Ахиллес. Меня уже много лет вся Москва знает как Людоеда. А пришел я за вашими пленниками. Ясно?
Пентиселея ухмыльнулась и покачала головой.
— А с чего ты думаешь, что я пленников тебе отдам? Они наш трофей и у нас свои планы на их счет.
— Я твои планы обломаю малость. Ваш патруль у меня. Минерва, Лера и Марго. Это вы их не дождались, верно? — настала очередь ухмыльнуться Людоеду.
— Три сестры за четверых твоих козлов? Неравноценный обмен...
— За пятерых. Где пятый? — Крест нахмурился.
— Эти суки Андрея убили! — крикнул из клетки Сквернослов.
— Пасть закрой! — рявкнула Пентиселея, обращаясь к Вячеславу.
Крест шагнул к амазонке и угрожающим тоном произнес:
— Что это значит?
— Твоего друга убила его дочь. Одна из моих послушниц. Это их семейные разборки и наших переговоров не касаются.
— Да врет она все! — снова крикнул Вячеслав. — Это она все подначивала!
— Я сказала, заткнись!
— Нет, зайка, так дело не пойдет, — со злобой в голосе прошипел Людоед. — Их разборки или нет, но он погиб у тебя в плену. Теперь решай, кто из твоих трех шавок, что я в плен взял, умрет, отдав свою жизнь за его.
— Ты не посмеешь...
— Я посмею. Я самое отвратительное существо на этой долбанной планете. Я еще как посмею. И ты это знаешь. И еще. Я вижу, что один из моих товарищей избит сильно. Это значит, я убиваю одну пленницу за Андрея Макарова. А еще одной, за побои, причиненные моему другому товарищу, я отрезаю ухо и рублю нахрен указательный палец.
— Ты совсем озверел?! — воскликнула старшая амазонка.
— Я Людоед, деточка.
— Да ты кем себя возомнил, ублюдок?! Я сейчас прикажу прирезать и тебя и твоих подельников и разговору конец! И пусть приходят потом, кто хотят. Отобьемся! Не впервой!
— Да ты погоди, зайка, не суетись. Расклад таков. Вас тут тридцать две особи. Так? Это без тех дурочек, что в плену у меня. Сколько сейчас человек ждут моего возвращения и смотрят на ваш домик в прицелы, тебе не ведомо. Второе. В Балашихе, на Заречной улице у вас база. Питомник для поросят и кроликов с курями. Оранжереи всякие и самое главное. Ясли. Сколько там будущих стерв у вас на воспитании? Пятнадцать? А взрослых около сорока. Верно? Вот теперь напряги свое воображение и представь, что с ними будет, если я отсюда не выйду. А потом можешь убивать, если мозгов нет.
— Это тебе пленницы рассказали? Ты пытал их, скотина?
— Ну, я не склонен называть это пытками. Но они мне очень много рассказали. — Улыбнулся Крест.
— А ты не думаешь, что они обманули тебя?
— Я спрашиваю так, что врать при этом трудно, — он подмигнул амазонке. — Не надо меня недооценивать. Ирина меня недооценила, думая, что мое благородство не позволит мне ответить на ее давление. Она думала, что смиренно приму от нее все удары. Вы ведь все так любите поступать. Давите тех, кто по глупым идеалистическим причинам не в силах вам ответить. Но я сам удавил в себе благородство. Благородство, удел слабых и убогих. Ты прекрасно знаешь, на что я способен теперь. Так что не надо меня недооценивать.
— Блефуешь, Ахиллес, — прорычала Пентиселея.
— Хочешь проверить? — Людоед еще ближе подошел к ней и стал что-то шептать.
Николай понял, что Илья не хотел, чтобы его кто-то слышал кроме этой амазонки. Но сам Васнецов, с детства играющий на гитаре, обладал отменным слухом. И он отчетливо расслышал слова Людоеда:
— Я сжег миллионы людей. Неужели ты думаешь, что у меня возникнут колебания при мысли о том, чтобы вырезать ваш поганый выводок?
— Мразь, — презрительно бросила она.
— Конечно мразь, — кивнул Крест, — именно поэтому ты должна быть уверена в том, на что я способен.
— Мне нужно подумать. Ты не просто требуешь отдать тебе пленников. Ты хочешь забрать жизнь моей послушницы и покалечить другую. Мне нужно подумать.
Илья достал из кармана часы и взглянул на них.
— Думай быстро. Пятнадцать минут у тебя. Потом поздно будет для нас обоих.
— Ладно, — угрюмо бросила Пентиселея и направилась к выходу.
Людоед проводил ее взглядом. Затем посмотрел на оставшихся у дверей стражниц. Подмигнул им и усмехнулся. Затем подошел к клетке.
— Варяг, вот ты вроде умный мужик, объясни, какого рожна ты тут оказался? Я же сказал сидеть как мыши у гаражей и ждать меня. Сказал вам, бойтесь листопада. И вот тебе здрасьте. Сидите в клетке как макаки.
— Тебе, Людоед, в морду дать надо, — ответил Яхонтов.
— О как. Ну, спасибо брат.
— Я тебе не брат, черт тебя дери. Почему ты не объяснил нам, что за листопад такой? Взял и слинял с этой Нордикой.
— Я вам сказал достаточно. Вы же какого-то черта поперлись в ловушку. Дай угадаю. Наверное, услыхали, как какая-то баба на помощь зовет? И, наверное, наш благородный рыцарь Васнецов кинулся на помощь. Вы как из гаражей вышли, так вас дозор ихний в бинокли срисовал и начал манить. Так?
— Так да не так. Коля тут не при чем. Это я пошел на зов о помощи, — ответил Яхонтов.
— Да? Так значит это ты лоханулся? Вот от тебя такой глупости не ожидал.
— А ты как бы поступил, если бы кто-то звал на помощь?
— Прошел бы мимо с невозмутимым выражением лица, — улыбнулся Крест.
— Другого, я от тебя не ожидал. Но мы не такие как ты, слава богу.
— Не такие. Именно поэтому вы в клетке. Именно поэтому Макаров мертв а Славик побитый как собака.
— Сам ты собака, — огрызнулся Вячеслав.
— Что у тебя за дела с этими стервами? — спросил Варяг.
— Никаких дел. Мы злейшие враги. — Людоед пожал плечами.
— А чья могила у дуба была? — заговорил Николай. — Этой? Ирины Листопад?
— Это никого не касается.
— Опять секреты и недомолвки? — поморщился Яхонтов. — Это уже раздражает, знаешь ли.
— Это действительно не имеет значения для нашего дела. Так что больше не касаемся этой темы.
— А крест ты зачем сломал? — продолжал Васнецов.
— Крест, это я. Все я сказал. Закрыли тему. — Разозлился Илья.
— Ну ладно, каков твой план?
— Значит так. Королева пошла, разобраться, что происходит вокруг этого лагеря. Через минут пятнадцать, что я ей дал, она поймет, что никто базу не окружил и я тут один. Тогда она спуститься сюда, и начнет стебаться, как это они любят. Будет упиваться своим превосходством... Они далеко не сразу с нами расправятся.
— Погоди, так это... Ты действительно блефовал? Ты что псих что ли?
Людоед обернулся на амазонок. До них метров двадцать. Едва ли они слышат.
— Тише, Варяг. Скоро на эту базу нападут. Когда я вам кину ключи, откройте клетку, но ни в коем случае не выходите из нее.
— У тебя есть ключи?
— Нет. Но думаю, будут.
— Как?...
Дверь заскрипела и в подвал снова вошла Пентиселея. Она медленно, но уверенно вышагивала в сторону Людоеда. Взгляд ее был не таким как четверть часа назад. Взгляд ее сверкал хищнической злобой и предвкушением расправы. Она улыбалась одним уголком рта и делала движения губами, подбирая лучшую фразу для момента.
— Ахиллес, Ахиллес, — покачала она головой. — Ты меня окончательно разочаровал. Ты такой же тупой как все мужики. Тупой и неоригинальный. Мои разведчицы проверили все на два километра вокруг. Никого. Только в гаражном обществе трактор какой-то, на котором, наверное, вы и приехали. Как ты мог додуматься в одиночку пытаться спасти своих дружков да еще сам угодил в ловушку? — амазонка засмеялась. — Ну ты и дурак!
Людоед медленно стянул с головы берет и улыбнулся, отойдя от клетки и приблизившись к амазонкам.
— Однако твои девочки все-таки у меня в плену, — сказал он.
— А теперь это дело нескольких минут, узнать, где ты их держишь. Я не склонна называть это пытками, но на вопросы мои ты ответишь, скотина.
