Джеймс вкратце изложил Поппи Помфри историю своей амнезии, тщательно избегая любых упоминаний о дементорах, чтобы не повлиять на результат обследования.
— У нас маленький медпункт, а не специализированная больница, — посетовала целительница, склоняясь над сундуком с доброй сотней склянок. — Я в основном занимаюсь травмами, переломами, ушибами, гематомами, выбитыми глазами и распотрошёнными внутренностями, но это только когда профессор Трелони добирается до антропомантии[79]. И у большинства учеников нет никаких проблем с мозгами, поскольку нет и самих мозгов. Поэтому, боюсь, мои возможности в диагностике ментальных травм будут ограничены. Тем более что прошёл уже месяц после того, как вы получили травму... Астральная проекция разума почти наверняка зарубцевалась, чакры завяли, а точка сборки сдвинулась.
Сухая рука проворно выхватила из сундука несколько бутылочек, наполненных жидкостями весьма неприятного вида.
— Но попробовать всё-таки можно. Мистер Поттер, подайте мне вон ту ёмкость.
Джеймс Бонд вынул из допотопного стерилизатора причудливо изогнутую бутылку с длинным носиком-трубочкой. Целительница начала смешивать в бутылке жидкости, тщательно отмеряя дозы при помощи пипетки и мерного стаканчика. Она не обращалась ни к одной книге, — в больничном крыле вообще не было видно книг. Очевидно, целительница обладала потрясающей памятью, поскольку она уверенно смешивала микстуру, хотя, по её же словам, раньше ей заниматься этим не приходилось. К тому же Бонд заметил, что на большинстве использованных склянок не было этикеток.
Жидкость приобрела грязно-бурый цвет и забурлила, выпуская зелёный дым. Целительница забросила в изогнутое горлышко несколько крупинок жёлтого порошка. Крупинки застряли в изгибе примерно в середине горлышка, и мадам Помфри поднесла этот изгиб к пламени свечи. Нагревшиеся крупинки внутри стеклянной трубки внезапно вспыхнули яркой фиолетовой вспышкой; зелёный дым пропал, как будто его и не было. В кабинете ощутимо запахло серой.
Джеймс Бонд наблюдал за этим действом, словно театрал, попавший на премьеру любимого спектакля в постановке любимой труппы. Он замечал каждый жест, каждое движение, каждый ингридиент. И гадал, каким будет результат.
— Ну вот, — мадам Помфри сложила бумажный пакетик с остатками порошка в сундук, выпрямилась и протянула Бонду бутыль с грязно-бурой жидкостью. — Теперь вам надо втянуть это в себя, задержать дыхание, вспомнить совершённое на вас нападение и резко выдохнуть.
— Я же заплюю тут всё, — смутился Джеймс.
— Это не жидкость, это газ, — возразила мадам Помфри. — То есть заплевать-то всё вы, конечно, можете, я не сомневаюсь в ваших способностях, но содержимое этой бутыли вам в этом не поможет.
Джеймс рискнул. Он резко выдохнул, закрыл глаза, приложил к губам горлышко бутыли и втянул в себя бурый газ, наполняя им лёгкие. Абсолютно мерзопакостный на вид, газ обладал запахом аниса, мяты и каких-то луговых трав...
...Запахом недавно скошенной травы на газоне...
...На газоне, вдоль которого бежит серая лента асфальта...
...По асфальту текут тени стремительно приближающихся странных, скользящих фигуры...
...Пистолет дёргается в руке, отправляя свинцовую пилюлю в цель. Фигура дёргается от попаданий, но не замирает изломанной игрушкой на асфальте, а встаёт и продолжает приближаться, совершенно не обращая внимания на смертельно опасные удары пуль с полым наконечником...
...А в голове снова раздаётся предсмертный стон графини Терезы ди Вичензо-Бонд, которую он называл Трейси, заливающей обивку автомобильного кресла своей кровью, — вовсе не аристократически-голубой, как полагалось бы, а алой, ярко-алой...
...И её лицо внезапно превращается в лицо Веспер, искажённое толщей воды. Веспер захлёбывается, пузыри воздуха поднимаются сквозь решётку старинного лифта, и смотрит, смотрит прямо в глаза, жертвуя собой ради человека, которого любит... Жертвуя абсолютно напрасно, она могла бы остаться в живых, если бы он был немного расторопнее... Её беззвучный крик пронзает уши и отдаётся могильным холодом прямо в сердце...
Бонд пришёл в себя, дрожа, свернувшись на полу и раздирая кашлем собственные лёгкие. Мадам Помфри склонилась над юношей, протягивая ему хрустальный бокал с водой и шоколад. Джеймс изо всех сил пытался успокоить своё дыхание, не обращая внимания на струящиеся по лицу слёзы. Когда он отпил из бокала, зубы выбили по хрусталю замысловатую чечётку. Отдавая бокал целительнице, он промахнулся, и вода вперемешку с хрустальными осколками брызнула по полу.
— П-п-п... Простите, — едва сумел выдохнуть Джеймс, упираясь одной рукой в опасно качающийся пол и вытирая катящиеся градом слёзы другой. — Я, кажется, в-в-всё-таки зап... Заплевал ваш кабинет.
— Ерунда, Гарри, это ерунда, — мадам Помфри была потрясена не меньше юноши. — Обязательно откуси несколько кусков шоколада, тебе нужно восстановиться. Подумать только, так напасть на ребёнка... Это просто подло. Репаро! — Разлетевшиеся по всему кабинету осколки хрусталя собрались воедино, и бокал восстал из небытия. — Хочешь ещё воды? Кусай, кусай шоколадку, не надо оставлять её мне, она всё равно просроченная.
— Да, я бы не отказался, — кивнул Джеймс, пережёвывая тягучую горько-сладкую массу и потихоньку приходя в себя.
— Агуаменти! Держи. Можешь не бояться разлить или разбить. Только пей маленькими глотками.
— Спасибо, — Джеймс припал к воде, отхлёбывая её по глоточку. Неужели ему казалось, что этот газ имеет запах аниса? Ничего подобного, на языке остался привкус какой-то тухлятины.
Тёмно-бурое облачко, цвета газа из бутылки, колыхалось над суперагентом. Джеймс сосредоточился на нём и внезапно выдохнул:
— Дементор!!!
— Точно, — кивнула мадам Помфри, собирая тряпкой разлитую воду. — Вылитый дементор. Сомнений нет, именно дементор на тебя и нападал.
Бонд встал с пола, тщательно прицелился и поставил бокал на стол, после чего склонился над миниатюрнным дементором. Из-за колебаний воздуха казалось, что дементор движется, и эта небольшая — не больше десяти дюймов длиной — фигура излучала явную угрозу. Даже воздух рядом с ней казался суше и холоднее.
— Почему этот газ не рассеивается? — спросил агент, обходя крошечного дементора и впервые в жизни рассматривая его сзади.
— Я закрепила форму, в которую ты его вдохнул, — пояснила мадам Помфри. — Можешь сохранить его. Это облако газа может служить доказательством, что на тебя напал именно дементор: любой знающий маг по характерному цвету газа сумеет восстановить процесс, использованный мной, и убедиться, что это не фальшивка.
— Я именно так и сделаю, — пообещал Бонд, — только найду где-нибудь достаточно большую банку...
Мадам Помфри легонько подула на дементора, и тот уменьшился втрое, после чего целительница ловко надела на него стеклянную банку и быстро завинтила крышку:
— Держи. На банке чары стазиса, они сохранят фигурку внутри на несколько лет. В принципе, можно и дольше, только чары надо будет обновлять.
Агент внутри Гарри Поттера встрепенулся:
— То есть чары могут истощаться?!
Мадам Помфри строго посмотрела на юношу:
— Молодой человек, я понимаю, что вы потеряли память, но такие-то основы, по-моему, вообще забыть нельзя! Чем отличается магическое воздействие на реальность от немагического?
Джеймс Бонд оттянул пальцами нижнюю губу, вспоминая учебник:
— Магическое воздействие характеризуется влиянием мидихлориан...
— Оставьте эти ваши псевдонаучные выкладки! — строго прервала его мадам Помфри. — Всё намного проще. Магическое воздействие на реальность нарушает причинно-следственный закон. — Целительница протянула ладонь, и банка с газообразным дементором воспарила в воздухе. — Банка сейчас находится без опоры, и должна была бы упасть, но Вингардиум Левиоса удерживает её от падения. Я влияю на реальность, создаю следствие, для которого в физической реальности нет ни единой причины. Стоит мне прекратить это делать, — банка камнем рухнула в ладонь целительницы, — как реальность восстановит свои свойства, и эффект, вызванный моей магией, исчезнет. Что ты можешь из этого заключить?
Джеймс почесал в затылке:
— Реальность постоянно борется с магией?
— В точку! — Мадам Помфри ткнула юношу пальцем. — Если я не буду постоянно вливать свою энергию, или если не снабжу зачарованный предмет достаточным количеством своей собственной энергии, реальность исправит положение — и разрушит чары.
— Но как же Хогвартс? — запротестовал суперагент. — Он же выстроен с помощью магии тысячу лет назад, верно? Почему он не разваливается?
Мадам Помфри вместо ответа снова подняла банку с дементором в воздух и перенесла её с помощью Вингардиум Левиоса на стол, после чего сказала: «Фините Инкантатем!» — и демонстративно сложила руки на груди.
— Ага, я понял, — обрадовался Джеймс. — В тот момент, когда причинно-следственный закон перестаёт нарушаться, реальность перестаёт бороться с магией. Если я магией подвешу кирпич в воздухе и оставлю его висеть, когда энергия кончится, он упадёт. Но если я магией поставлю его на другой кирпич, ему будет незачем падать, потому что у него уже есть опора. Реальность не будет возмущаться местопололжением этого кирпича.
— Верно, — одобрительно кивнула целительница и снова кивнула на банку с мерно колышащимся дементором внутри. — Но газ имеет свойство рассеиваться. Чтобы сохранить его в определённой форме, чтобы мешать ему рассеиваться, нужен постоянный расход энергии. Точно так же заклинание, которое делает эту банку прочнее, будет терять энергию с каждым ударом, которому эта банка подвергнется. И поэтому директор Хогвартса каждый год обновляет антиаппарационный щит и маглорепеллентные заклинания. А вот несущие конструкции Хогвартся ударам не подвергались, по крайней мере, пока в школу не поступили Фред и Джордж Уизли... И поэтому есть шанс, что замок устоит вплоть до их исключения. Ну, или вплоть до их аттестации, но я лично ставлю на исключение.
— Но почему всего этого нет в учебниках?! — возопил Бонд, оскорблённый в лучших чувствах. — Это же всё объясняет!
— Зачем детям забивать голову всякой неинтересной ерундой? — резонно возразила мадам Помфри. — Мы все помним, что такое детство. Это прекрасная, счастливая, безоблачная пора, пора дружбы, любви и радости. Не омрачённая нудной зубрёжкой.
— Расскажите это Дурслям, — прошипел Бонд, вспоминая рассказы о том, как маленького Поттера целыми днями держали в чулане под лестницей. — О, кстати, насчёт детства. Меня тут обследовали в больнице святого Мунго на тему общего истощения организма. — Бонд передал свитки с результатами обследования целительнице, и та немедленно вчиталась в тонкие строчки. — Что вы можете сказать по этому поводу?
— «Конан-варвар» по две столовых ложки?.. Я бы назначила вам три... «Фуа-гра» и «Прометей» при совместном приёме могут дать забавные побочные эффекты, ну, и заодно тяжело повредить печень; разнесите их приём хотя бы на два-три часа по времени. Принимайте «Фуа-гра» перед ужином, а «Прометей» утром, до завтрака. «Целибат»... — целительница прошлась по стыдливо запунцовевшему Бонду суровым взглядом и снова уткнулась в свиток, — «Целибат» имеет смысл принимать трижды в день.
— Я отказался от приёма этого лекарства, — сообщил всё ещё смущённый Джеймс.
— И совершенно зря, молодой человек, — мадам Помфри устремила на него взгляд поверх очков. — Кому, как не мне, школьной целительнице, знать, насколько полезен «Целибат» для школьников старших классов! Будь моя воля, я бы ввела его в школьный рацион!
— У меня, на самом деле, вопрос не по «Целибату», — перевёл тему Джеймс. — Вот тут написано, что общая истощённость моего организма — восемнадцать процентов. Это при том, что я пять шестых года проводил в «Хогвартсе» и питался, ну, нормально. Какой же была истощённость моего организма при поступлении?
— Ох, мистер Поттер, вы были таким худеньким! — по щеке мадам Помфри скатилась одинокая слеза. — Вы были тенью. И даже не своей, а Джеймса.
Джеймс Бонд вздрогнул. Он всё ещё не привык к тому, что, когда звучит его имя, собеседник обычно имеет в виду отца Гарри Поттера.
— Вы были тенью Джеймса Поттера, — продолжила мадам Помфри. — У вас мамины глаза, но эта общая угловатость, неряшливость, неумение ухаживать за собой, отвратительная причёска, неподходящие круглые очки, неумение владеть своим телом, — это всё у вас от отца.
Целительница запнулась, оглядела юношу, одетого в стильную мантию, и заметила:
— Должна признаться, сейчас вы начали меняться в лучшую сторону, мистер Поттер, но до идеала вам всё ещё далеко. Вам положительно надо сделать что-нибудь со своей причёской.
— Но она защищена стихийным выбросом магии, — запротестовал Бонд. — Когда-то тётя Петуния попробовала меня постричь, и мне это настолько не понравилось, что волосы за ночь отросли сами собой.
— Мистер Поттер, вас послушать, так ваши мидихлориане сами решают, что вам надо, — строго произнесла мадам Помфри. — Маг вы или кто? Неужели вы считаете, что, если когда-то ваше бессознательное желание заставило мидихлориан зафиксировать эту уродливую причёску, то сейчас, когда вы стали сильнее, ваше сознательное желание, подкреплённое концентратором магического воздействия, не сможет убедить мидихлориан изменить её?
Джеймс Бонд ошалело хлопал глазами. Ему и в голову не приходило воспользоваться магией для улучшения собственного внешнего вида. Будучи простым честным шпионом, он привык полагаться на проверенные временем способы: накладные бороды, приклеенные усы, цветные контактные линзы, парики, крупные очки, искусственные шрамы и силиконовые валики под кожей, увеличивающие челюстные и надбровные дуги и в целом делающие из весьма симпатичного человека эдакую гориллу с IQ ниже уровня городской канализации. Интересно, насколько это сложно — изменять себя? У Нимфадоры Тонкс этот талант врождённый, но можно ли научиться тому, что делает она?
Бубнящая целительница отвлекла суперагента от мечт о лаврах самого незаметного шпиона в истории человечества. К тому же, эти мечты наткнулись на непреодолимый барьер логики: если шпион — и правда самый незаметный, то о нём никто не узнает, и лавров он не дождётся. Общеизвестно, что знаменитыми становятся только провалившиеся шпионы.
— ...Только не пытайтесь магически сделать себя похожим на Хамфри Богарта[80]! — продолжала свою проповедь мадам Помфри. — Помните, о чём мы с вами говорили раньше. Если у вас в реальности нет предпосылок, чтобы быть атлетически сложенным красавцем с плечами шире дверей Большого Зала, то реальность возьмёт верх, и последствия будут ужасными.
— Нет, что вы, я совсем не хочу быть похожим на боггарта, — автоматически ответил всё ещё витающий в облаках Джеймс, мимоходом задумываясь, зачем бы ему вообще понадобилось выглядеть, как вызывающий ужас призрак. — Погодите-ка. То есть вы хотите сказать, что я был физически недоразвитым?
— Недоразвитым? Это не совсем верное слово, — возразила мадам Помфри. — Если бы вы не носили в карманах сикли, вас бы унесло ветром.
