Могильщик. Не люди

— И чем же они торгуют?

— Я в мирские дела не вникаю, мой любопытный друг. Не спрашиваю же я, откуда у тебя появилась татуировка на правом плече, хоть ты её и скрываешь? Я не слишком-то разбираюсь во всех этих делах, но если ты продолжишь разбой...

— Он карманник, — поправил Велион жреца.

— А то я думаю, что мелковат он для разбойника. Так вот, если ты продолжишь своё грязное дело в этих местах, я пожелаю для тебя только скорейшего наказания. К тому же, здесь нравы более крутые, чем на севере, и после поимки отрубленным указательным пальцем ты не отделаешься.

— Я пришёл сюда, чтобы начать новую жизнь, — сумрачно сказал Грест.

Так оно, в общем-то, и было. Уж слишком много он задолжал одному из столичных бонз, выбор у него остался только один — или со сломанной шеей сгнить в канаве, или попробовать бежать. То есть никакого выбора не было.

— А вот это отличное решение, — кивнул жрец. — Ещё советую сделать пожертвование в ближайшем храме Единого, дабы он простил тебе старые проступки. Храм, правда, в десяти милях на северо-восток отсюда... но для благого дела это не расстояние. Как видишь, я же здесь, несу слово Единого людям, а я преодолел гораздо больше десяти миль. Помни, когда начинаешь новое дело, заручиться покровительством богов — один из важнейших способов добиться успеха. Не забывай о богах, и боги не бросят тебя никогда, не важно — Единый это или одна из его ипостасей.

— Так и сделаю, — мрачно сказал Грест, в этот момент даже веря своим словам. Вообще-то, Единому он раньше не молился, но сейчас Одноглазый, покровитель шутов, шулеров и прочих пройдох, вряд ли будет ему покровительствовать.

До харчевни четвёрка путников добралась через четверть часа. Всю дорогу время старший жрец разглагольствовал о том, как неприученному к труду Гресту будет тяжело, но отчаиваться не стоит, ведь тяжёлый труд — благо для человека. Грест работать не умел и не любил — это факт, и раньше он как-то не задумывался о том, чем будет заниматься. Убегу на край света и найду работу — раньше его план звучал примерно так. Но сейчас бывший карманник чётко осознал, что ему не хочется идти ни в батраки, ни в рыбаки, а других занятий здесь для него как будто бы и нет.

От мрачных мыслей его отвлёк запах густой рыбной похлёбки и свежевыпеченного хлеба. Харчевня хоть и была небольшой — один этаж и два помещения, одним из которых была кухня — но далеко не самой худшей в жизни Греста.

— Не так уж и плохо, — кивнул Велион, усаживаясь за один из свободных столов. Грест уселся рядом, жрецы — напротив.

— Две скамьи да бочка, к которой приколотили доски, чего ж тут хорошего? — печально вопросил жрец. — Кстати, господа, не знаю ваших имён, как, должно быть и вы моего. Я Венле, а это мой помощник и спутник Кайвен, очень приятно. Предлагаю разделить обед и развлечься беседой, так как других развлечений здесь всё равно нет.

Венле говорил в полный голос, кто-то из местных забулдыг заворчал что-то нелицеприятное в его сторону, однако дальше ворчания дело не пошло — со жрецом явно связывать не будет никто.

Служанка, убедившись в платёжеспособности незнакомцев, принесла им котелок с рыбной похлёбкой, две ковриги хлеба и большой ломоть сыра. Велион расщедрился на кувшин пива для всех, после чего Кайвен и Грест повеселели.

— Что ж, — заговорил жрец, прожёвывая большой кусок варёной щуки, — я с учеником несу в эти места правду о Едином, молодой Грест хочет начать новую жизнь, а что привело сюда тебя, Велион? Если это не тайна, конечно.

Черноволосый усмехнулся.

— Какие тайны могут быть у простого человека? Я торговец антиквариатом.

Грест поёрзал на своей скамье. Торговцами антиквариатом обычно называли себя барыги, торгующие с могильщиками. Воришка знал парочку таких, и это были не самые приятные люди. Возможно, его взгляд убийцы — всего лишь профессиональная привычка. Сам Грест с могильщиками дел никогда не имел, но по слухам они люди ещё более неприятные, чем барыги, которым они продавали награбленное в мёртвых городах.

— Торгуешь с могильщиками? — неодобрительно проговорил жрец.

— Как-то приходится зарабатывать на жизнь.

— Здесь не бывает могильщиков, — сказал Кайвен, впервые за трапезу отвлёкшись от еды. — Богатый могильник в этих краях только один — Имп. А оттуда, говорят, никто никогда не возвращался.

— Я тоже об этом слышал, — кивнул Велион, с любопытством разглядывая молодого жреца. — Но слухи порой лживы.

— Не в этом случае, — покачал головой Кайвен. — Мне можете поверить.

— Кайвен был могильщиком, — пояснил Венле, — но я и вера в Единого заставили сойти с опасного пути.

— И я благодарен за это, — прошептал молодой жрец. — Нет ничего более мерзкого, чем могильщики. Они отродья тьмы, отрыжка мёртвых богов, посланники болезней и смерти.

Торговец антиквариатом усмехнулся:

— Неужели? И сколько болезней ты наслал в свою бытность могильщиком?

— Нисколько, к счастью. Я не успел. Но... то безумие, которые охватывало меня вблизи мёртвых городов... или в те дни, когда я был далеко от них...

Старший жрец успокаивающе положил руку на локоть Кайвена.

— Не вспоминай те дни, брат, ты давно излечился. — Он перевёл строгий взгляд на Велиона: — Я стараюсь не судить людей за их поступки, но на твоём месте я бы отказался от любых дел с выродками могильщиками. Рано или поздно эти демоны утащат и тебя за собой: насильно наденут на твои руки перчатки, как это было с Кайвеном, и заставят бродить по мёртвых городам или принесут в жертву своим погибшим богам.

Грест охнул. Он, конечно, многое слышал, но чтобы такое...

— Неужели всё так плохо? — спросил он.

— Слухи порой лживы, — сказал жрец, — но не в случае с могильщиками. Их появление — грех по отношению к самой жизни. Они скитаются по всему свету, выискивая новых адептов, разрушая жизни людей и насылая на них проклятья, а торговцы, скупающие у них добро, украденное у наших мёртвых предков, помогают им... — Венле осёкся, — ...пусть и не имея никаких дурных мыслей и мотивов.

Велиона на первый взгляд все эти слова ни капли не задели.

— Я всего лишь торговец, — пожал он плечами. — Купил, перепродал, посчитал прибыль или убыль.

— И всё равно я бы рекомендовал тебе бросить любые дела с ними, — с печальным вздохом проговорил старший жрец. Он обвёл всех присутствующих в таверне. — И мои слова относятся к каждому. Когда-нибудь эти проклятые посланники Неназванного пробудят зло, спящее в мёртвых городах, и начнётся вторая великая Война, которая уже станет последней для человечества.

Всем было плевать на слова жреца. Кроме Греста.

— О чём ты? — с ужасом спросил он.

— Есть старая легенда о происхождении могильщиков, — прошептал Кайвен трясущимися губами. Молодой жрец уже давно забыл и про еду, и про выпивку, но упоминание о Неназванном повергло его в благоговейных ужас.

Венле неодобрительно посмотрел на своего ученика.

— И ты должен рассказывать её всем после моей проповеди, — сказал он, — а не трястись при одном упоминании о Неназванном. Единый защитит тебя даже за стенами своего храма, я говорил тебе об этом не раз. Ты обязан посвятить всех, кого встретишь, в эту страшную правду. Могильщиков и так не любят, но мы должны вызвать праведную ненависть по отношению к ним. Иначе зло, пробуждённое ими, вырвется наружу.

— Я слышал легенду, о которой вы говорите, от одного из могильщиков, — сказал Велион, допивая своё пиво и жестом подзывая служанку, — н не помню ничего ни о древнем зле из мёртвых городов, ни о Неназванном.

— Могильщики по натуре своей лживы и рассказывают не всё. Кайвен, ты пришёл в чувства? У тебя появилась возможность наставить на правильный путь одного из тех, кто связан с этими тварями.

— И потренировать речь, — усмехнулся торговец антиквариатом.

— И это тоже.

Кайвен тяжело перевёл дыхание и затравленно осмотрел всех сидящих за столом. Видимо, в нём боролись страх перед Неназванным и наставником.

— Выпей для храбрости, — благодушно предложил Велион, кивая в сторону второго кувшина.

Воспользовавшись предложением, молодой жрец ещё раз тяжело перевёл дыхание и, наконец, заговорил:

— После великой Войны, когда люди смогли, наконец, вспахать поля и посеять первый урожай, взгляды многих устремились к погибшим в Войне городам. Некоторые беженцы из городов, алкающие былых богатств, захотели вернуть себе утерянное и поживиться за счёт погибших. Пока крестьяне возвращались к привычной жизни, а большинство трезво мыслящих беженцев принялись отстраивать новые города взамен старых, эти люди строили планы быстрейшего обогащения...

— С тех пор ничего не поменялось, — буркнул немного опьяневший Грест. — Но иногда тебе просто нечего жрать, у тебя нет ни семьи, ни друзей, и ты идёшь грабить, чтобы не сдохнуть. И, поверьте, мёртвым, в отличие от живых, плевать, когда ты снимаешь с них сапоги.

— Очень точно наблюдение, — ухмыльнулся Велион. — Но не будем мешать нашему рассказчику. Продолжай, Кайвен.

— Эти люди сколотили первые ватаги, потянувшиеся к мёртвым городам. Но вернулись лишь единицы, и единственной их наживой была весть — боги прокляли старые города. Любая попытка взять что-то ценное на руинах или ограбить погибшего заканчивалась немедленной смертью для мародёра. В Войне боги покарали людей за их грехи и гордыню, но, уважая память павших, защитили их тела от осквернения.

Но люди не были бы людьми, если бы не нашлись те, кто пошёл наперекор воле богов. Те мародёры, что вернулись из первого похода, собрали второй. Только в этот раз они отправили в города обманутых бедняков, пообещав им еды и часть добычи. Эти несчастные заходили в мёртвые города и падали замертво от проклятий, а мародёры собирали добычу.

Пропажа людей не могла пройти незамеченной. Мародёрам перестали доверять, мало кто соглашался с ними сотрудничать. И всё же они продолжали своё греховное дело, и многие из них разбогатели. За привычку бродить по могилам предков, они назвали себя могильщиками, и места им не стало ни среди живых, ни среди мёртвых.

Но боги видят всё. Они прокляли каждого, кто бродил по мёртвым городам и осквернял мертвецов. Мародёры начали умирать один за другим от болезней. Те, кто, польстившись на деньги из могил, служил могильщикам или торговал с ними, тоже пали жертвой божественного проклятья.

Люди, справедливо опасаясь, что проклятье может коснуться любого, изгнали могильщиков. И ничего не осталось изгнанникам, как покаяться в своих грехах перед богами. Но это лишь разгневало богов ещё больше, и те запретили могильщикам под страхом смерти заниматься любым делом, кроме разграбления погибших городов. Дорога к людям была закрыта. Могильщикам не осталось ничего, кроме как умирать с голоду у окраин осквернённых ими городов. Болезнь перестала убивать обречённых, выжили только самые крепкие и злобные могильщики, но и для них не осталось надежды — они не могли грабить мёртвые города без живого щита, идущего впереди них.

Но боги просчитались. Думая, что могильщики просто передохнут с голоду или найдут свой конец на могильниках, они забыли про Неназываемого, бога-изгоя, лишившегося во время Войн всех своих почитателей. Неназываемый, чьё тело было человеческим, а голова в один день кошачьей, в другой — свиной, в третий — собачьей, и так без конца, пришёл к последним могильщикам.

"Примите мой дар", — сказал он, — "это перчатки, которые я сделал из кожи, снятой с тел погибших на Войне, защитят вас от магии и любых проклятий, человеческих или божественных. Они даруют вам жизнь. Идите и грабьте мёртвые города, оскверняйте тела убитых и несите богатства людям, выменивая их на еду. Но за них я хочу, чтобы вы служили мне до конца своих дней. У вас нет детей, но взамен вы должны приводить ко мне чужих. Каждый, на кого будут надеты такие перчатки, будут прокляты богами и будут служить мне, пока не умрут".

Могильщики согласились, поклявшись в верности Неназываемому. И с тех пор могильщики разбрелись по всей земле...

— А зачем Неназываемому могильщики? — резко прервал своего ученика Венле.

Кайвен испуганно выпучил глаза и принялся открывать рот, как рыба. Через минуту стало понятно, что ответа от него не добиться — парня трясло, а лицо начало приобретать зеленоватый оттенок то ли от страха, то ли от тошноты.

— Вот так, учишь молодёжь, учишь, — вздохнул старший жрец. — Жаль, не взял с собой розги. Могильщики ищут для Неназываемого древнее хранилище, запечатанное магами. Оно находится в одном из мёртвых городов, и если снять с него магические печати, то весь мир охватит болезнь, схожая с той, которую боги наслали на могильщиков и их приспешников. И тогда мир вновь охватит война.

Торговец антикваром цыкнул.

— Что ж, жрец, услышав твою версию легенды, я, пожалуй, больше не буду торговать с могильщиками. И, наверное, было бы неплохо сделать пожертвование в храм. Вы ведь туда и направляетесь?

— Конечно, — обрадованно закивал Венле. — Как же я рад, что на свете ещё так много людей, до которых можно достучаться!

В ответ Велион отсалютовал жрецу кружкой.

— Только один вопрос, — сказал он, когда все выпили, — Неназываемый ведь одна из ипостасей Единого?

— Любой бог — ипостась Единого. В том его и суть — он, как и человек, не идеален, и его могут обуревать то благие намеренья, то дурные. Но как человек борется со своими грехами, так и Единый желает, чтобы его дурные стороны были искоренены. И чем меньше слуг у Неназываемого, тем быстрее его смерть.

— За смерть Неназываемого нужно выпить, — кивнул Велион, вынимая из своего кошеля серебряную монету. — Эти деньги я заработал, торгуя с нечестивцами, так почему бы не сделать жертву Единому, напоив его жрецов?

— Поддерживаю такие благие устремления.

Грест, которому вообще-то обещали только обед, жрецом Единого не был, но пока из-за стола его никто не гнал, поэтому он тоже горячо закивал.

— А что на счёт тебя, Грест? — спросил Венле. — Может, ты тоже решишь встать на правильный путь?

— А что я могу?

— Можешь помогать нам в дороге. И кто знает, может, в конце концов станешь жрецом, несущим слово Единого народу.

Думал беглец не долго. Уж слишком ему не хотелось идти в рыбаки или батраки.

— Почему бы и нет?

— Тогда, — жрец поднял свою кружку, — выпьем за ваши спасённые души!

Когда принесли уже четвёртый кувшин, Грест наклонился к вставшему на путь истинный торговцу и прошептал:

— А что рассказывали тебе могильщики?

— Это всего лишь легенда, — отмахнулся тот, — да и то, как мы сегодня выяснили, лживая.

— И всё же?

Велион внимательно посмотрел на бывшего воришку, и его взгляд опять принадлежал убийце.

— Никакого Неназываемого не было. Мародёры сами прокладывали себе дорогу в города. Когда трупы погибших начали гнить, могильщики заразились от них чёрной хворью — кожа заболевших начинала чернеть и твердеть. И хотя чёрная хворь никого не заразила, их изгнали. Один из могильщиков, бывший кожевник, заполз в мёртвый город, надеясь умереть, но обнаружил, что магия перестала на него действовать. Тогда он срезал со своего тела помертвевшую от проклятья кожу и сшил перчатки, чтобы дать шанс спастись другим.