Она хотела закричать, но голос пока не рвался из стиснутого горла. Она знала, что крик придет позже. Пока она могла только смотреть, как смотрела много раз, много лет подряд. На лугу перед ней стояла темная фигура на коленях, опустив голову. Они продолжали медленно и спокойно двигаться к ней, почти не задевая серебристой травы, но вид этой коленопреклоненной фигуры вызывал у Рандалин еще больший ужас, чем шедший рядом с ней человек без лица и с голосом Моргана.
"Почему ты не согласилась? Тогда он умер бы относительно спокойно. А сейчас — посмотри на него".
Фигура вздрогнула всем телом и начала медленно поднимать голову.
Еще ни одного раза она не могла досмотреть этот сон до конца. Но обычно рядом оказывались Скильвинг или Санцио, а сейчас она была одна, окруженная только шепотом леса. Каждый раз она могла выдержать только чуть приподнятую голову до середины высокого лба. Она не могла видеть того, что угадывалось дальше.
— Нет! Не-е-еееееет! Лучше меня! Не трогайте его! Лучше я!
— Рандалин!
— НЕЕЕЕЕЕТ! Оставьте его!
— Рандалин, проснитесь!
— Убейте меня! Убейте, но не трогайте его! Ради всего святого, только меня!
Она вцепилась в руки Моргана и билась о них лбом из последних сил, ничего не понимая, так и не желая вынырнуть из сна. Он взял ее за плечи и сильно встряхнул.
— Рандалин... что с вами? Вы слышите меня?
Она медленно перевела взгляд на державшие ее руки. Темно-синий рукав с чуть замаранным сажей отложным манжетом. Одна рука покрыта давним темным загаром и не до конца сведенными пятнами от химических опытов. Вторая с не меньшей силой сжимает ткань ее камзола, хотя на ней всего два пальца.
— Рандалин, прошу вас... очнитесь... посмотрите на меня...
Она с трудом могла различить его сквозь пелену слез, застилавших ей глаза, только несколько раз моргнула. Гвендор отвел с ее лба спутанные пряди, и на мгновение его рука задержалась на ее затылке. Его лицо было так близко, он почти держал ее в объятиях, сидя на краю кровати.
— Простите... — только и могла пробормотать она. Язык царапал пересохшее горло.
— Вам часто снится такой сон?
— Часто. Извините меня, — Рандалин пошевелила плечами и наконец разжала пальцы, оставившие белые следы на его коже, так сильно она вцепилась ему в руки. — Я не специально. Вы опять станете говорить, будто я демонстрирую свой истеричный характер?
Но глаза наклонившегося над ней Гвендора были непривычно серьезны. На какое-то мгновение ей захотелось положить голову на сгиб его локтя, опустить веки и предоставить ему право решать все ее проблемы, столько нежности и участия было в его взгляде.
— Вы говорили, — его голос зазвучал глухо, — будто ваш муж погиб в тюрьме. Это... это с ним связано?
— Да, — Рандалин проглотила комок в горле, чтобы говорить более или менее внятно. — Когда нас схватили по приказу Моргана... он сопротивлялся до последнего. Потом я узнала, что он все-таки остался жив... что его пытали в Рудрайге. Каждый раз во сне мне пытаются показать, что с ним на самом деле сделали. Но это ведь не может быть правдой?
— Сны редко бывают настолько правдивы, — спокойно согласился Гвендор. — Это просто ваш страх стремится вырваться наружу.
— Может, на самом деле все было еще страшнее...
— Жизнь нередко бывает страшнее снов, Рандалин. Но мы почему-то воспринимаем ее гораздо спокойнее.
— Вам легко говорить... — пробормотала она и осеклась.
— Поверьте мне, я достаточно знаю о боли и страданиях. Подумайте, Рандалин, ведь ваш муж все равно был счастлив, несмотря на то, что ему пришлось пережить.
— Счастлив? — ее смех сорвался на высокой ноте.
— У него были вы. Пусть ненадолго.
— Все-таки вы очень на него похожи, — сказала она неожиданно, глядя ему прямо в глаза. — Если бы не эти ужасные шрамы...
Лицо Гвендора моментально исказилось, и он отпрянул назад. Выражение нежности почти мгновенно погасло в его глазах, уступив место насмешлвой учтивости.
— Что же, графиня де Ламорак, — он приложил руку к сердцу в язвительном поклоне, — вам удивительно повезло, что в свое время вы приложили руку к созданию этих шрамов. Иначе сейчас вы терзались бы смутными желаниями и мучились бы, что невольно предаете память мужа. А так... — он усмехнулся, поднимаясь, — моя страшная внешность стоит на страже вашей верности.
— Я вовсе не это хотела сказать! — воскликнула Рандалин, моментально проснувшись. — Подождите, Гвендор... Ну послушайте меня...
— А что еще более приятного вы можете сказать мне, миледи Рандалин? Пожалуй, я предпочту прогулку под звездами. Но ваши слова я, несомненно, унесу с собой.
— Гвендор!
Она крикнула его имя в дверной проем. С берегов соседнего озерца радостно откликнулись лягушки, шлепая лапами по воде. Лес встряхнулся и затих, вернувшись к своему обычному шепоту, только конь Грэди, привязанный к дверному кольцу с северной стороны дома, укоризненно переступил ногами во сне.
Рандалин еще некоторое время постояла на крыльце, напряженно вглядываясь в темноту и вдыхая сырой запах леса. Потом, резко повернувшись, бросилась на кровать и сама не заметила, как проспала до позднего утра без сновидений.
На следующий день они выехали из леса, предоставив прекрасную возможность для сплетен и взаимных упреков поджидавшему их эскорту. Рандалин гордо восседала на холке отдохнувшего Грэди. Гвендор невозмутимо шагал рядом, ведя коня в поводу. Но все-таки они, намеренно не глядящие друг на друга, являли собой гораздо менее комичную картину, чем две группы орденских воинов, расхаживающих по опушке с твердым убеждением во взгляде, что рядом никого нет. Не могли же мы на глазах у своего командора затеять драку? Поэтому я не спускал глаз с воинственно разгуливавшего туда-сюда и бормочущего себе под нос Жерара, которому было очень сложно держать себя в руках в присутствии чашников.
Санцио и Джулиан, чтобы отвлечься, старательно разглядывали то небо над головой, то землю под ногами.
И все-таки у нас было что-то общее — когда Гвендор и Рандалин показались на тропе, оба отряда сделали невольно одинаковое движение навстречу и одинаково облегченно выдохнули.
На секунду Гвендор остановился, но потом все-таки довел коня почти до самой группы чашников и отступил в сторону, предоставив Санцио и Джулиану бросаться к лошади и вытаскивать из седла свою обожаемую Рандалин. Она криво улыбалась какой-то погасшей улыбкой. Гвендор еще немного помедлил и двинулся к нам. За ним бодро потрусил освободившийся Грэди.
— Не вижу на вашем лице торжества победителя, мой командор, — воскликнул Жерар, изображая самый глубокий орденский поклон, на какой был способен. — Тем не менее льщу себя надеждой, что вы достойно посрамили нашего противника. Судя по тоскливому выражению ее лица, тяжело ранили в самое сердце.
— А я льщу себя надеждой, — пробормотал Гвендор сквозь зубы, — что когда-нибудь ты перестанешь совать свой нос в чужие дела.
— Это совершенно бесполезная надежда, мой командор, — заметил Жерар, — нисколько не смущаясь, — лучше бы вы желали чего-нибудь более легко осуществимого. Например, чтобы солнце взошло на западе или река Кру сделалась полноводной.
Я посмотрел на Рандалин — суетившиеся вокруг нее и взмахивающие руками Джулиан и Санцио как раз подвели ей коня. Она медленно вдела ногу в стремя, не слишком напоминая ту стремительную и уверенную в себе женщину, которая меньше месяца назад постучала в наши ворота. Рыжие пряди падали ей на лицо. Она отвела их рукой назад и неожиданно, полуобернувшись, произнесла ясным голосом:
— Вот наше перемирие и состоялось. Вам так не кажется, командор Круахана? За целое утро никто из наших воинов не напал друг на друга.
— Допустим, — низкий голос Гвендора прозвучал спокойно, но он упорно избегал смотреть в ее сторону.
— Вы по-прежнему настаиваете на приезде другого переговорщика? И на моем исчезновении из Круахана?
— Более, чем когда-либо.
— Так вот, должна вас предупредить, милорд Гвендор, — голос Рандалин торжествующе зазвенел, — что я никуда не собираюсь уезжать. Придется вам мириться с моим обществом, как бы оно не было вам неприятно. Тем более что мы соседи и будем видеться довольно часто.
Она выпрямилась в седле, сжимая поводья — ее лошадь от нетерпения приплясывала на месте, готовая полететь по лугу. Спутники Рандалин недоуменно оборачивались, не понимая, почему она медлит. Санцио обиженно приподнял брови.
— Я тоже должен вас предупредить. Я привык добиваться чего хочу, — мрачно произнес Гвендор, по-прежнему глядя куда-то вбок.
Рандалин почти улыбнулась. По крайней мере, ее усмешка была настолько широкой, что походила на улыбку, отчего ее лицо стало непривычным и словно засветилось.
— Какое странное совпадение, — сказала она, ударяя лошадь коленями по бокам. — Я тоже.
Через несколько дней я долго сидел над новой хроникой. Описывать происходящие события мне совсем не хотелось, потому что я их плохо понимал, и вдобавок испытывал смутную уверенность, что ни к чему хорошему они не приведут. Поэтому я предпочел вернуться в историю, к дням Основания, и извел целую пачку свечей, прежде чем сообразил, что за окном уже почти утро, а у меня получается крайне сомнительное произведение. Я остановился в полшаге до того, чтобы признать, что Чаша и Крест когда-то были едины.
Испугавшись собственного творения, я поспешно сложил исписанные листы и засунул их в потайной карман камзола, не решившись порвать, но и оставлять на виду их тоже было как-то ни к месту. Мои глаза закрылись сразу же, как только я почувствовал щекой подушку, но тут же открылись снова — или по крайней мере, мне показалось, что я не спал ни секунды. Надо мной стоял Жерар и тряс за плечо, одновременно прижимая палец к губам с самым печальным видом, какой только можно представить на его лице.
— Что еще случилось? — пробормотал я, едва ворочая языком.
— Сначала я думал, что небо упадет на землю и настанет конец света, — уныло сказал Жерар. — Но потом я понял, что скорее всего, в природе все останется как есть. Ни землетрясение, ни ураган, ни даже завалящий шторм не отметят этот ужасный день. Тогда я решил разбудить тебя, Торстейн, чтобы ты хотя бы увековечил его в своих писаниях. У тебя это получится несомненно бледно и плохо, но выбирать не приходится.
— Да что произошло? — я тряхнул головой и потер лоб, но сосредоточиться не удавалось. Все мои ночные мысли остались на бумаге, а утренние еще спали мирным сном.
— Пойдем, — трагически провозгласил Жерар, протягивая вперед руку. — И я тебе покажу.
Мы вышли на балкон орденского дома. Я с удивлением осознал, что уже достаточно давно рассвело, и солнце успело даже слегка подняться над горизонтом в белесой дымке, обещая жаркий день. Эта сторона дома выходила на широкий луг, ведущий к дальнему обрыву, за которым начиналась река. Трава на лугу пахла так сладко, что у меня даже голова закружилась.
И по этой безмятежной нетронутой траве, не торопясь, ехали двое, направляясь к реке. Они выдерживали положенное приличиями расстояние между собой, но поворот головы и жесты говорили о том, что они ведут весьма увлекательную беседу, которая прервется еще нескоро. Я с достаточным изумлением увидел на плечах Гвендора парадный белый плащ, стекавший почти до самых копыт лошади, хотя обычно он начинал утро в старом камзоле для своих опытов, сожженном и заляпанном в нескольких местах. Рандалин не стала скалывать волосы в прическу, и они взлетали на ветру, как яркое пламя.
— Ты тоже это видишь, Торстейн? — тоскливо сказал Жерар. — Я восхищен твоим самообладанием и выдержкой. Правда, может, ты скрыл в себе свои глубокие переживания и, оставшись один, выпьешь яд или бросишься с этого балкона. Не надо, мой бедный друг! Давай восплачем о судьбе нашего командора вместе! Ничто так не облегчает душу, как чистые слезы.
— Интересно, о чем они говорят? — пробормотал я.
— Они всегда говорят о самых простых вещах, — ответил Бэрд, останавливаясь за нашими спинами. — Например, о смысле жизни, о праве мести или о существовании вечной любви.
— О чем? А ты откуда знаешь?
Я подозрительно посмотрел на Бэрда. Его способности были, конечно, намного выше его ранга, но вряд ли он владел искусством приближения звука.
— Просто вначале я их сопровождал, — пожал плечами Бэрд. — Потом Гвендор увидел, что вокруг все спокойно, и дальше они поехали одни.
— И ты так просто об этом рассуждаешь?
— А что я, по-твоему, должен был сделать?
— В твоем присутствии наш командор, герой Альбы и будущий Великий Магистр, путается с сомнительной девицей из чашников, а ты еще изволишь смотреть, чтобы им никто не мешал?
— Как справедливо заметил Гвендор, он всегда добивается чего хочет. И останавливать его бесполезно.
— О небо! — Жерар воздел руки и закатил глаза. — И ты, видя такое святотатство, не послало ни одной умной мысли о том, как им помешать, в голову Бэрда? Ведь у него в голове настолько пусто, что он бы ее сразу заметил.
— Выходит, они давно встречаются? — перебил я его.
— Каждый день, — Бэрд снова пожал плечами. Жерар только глухо застонал, взявшись за виски.
— За что, за что мне такая ужасная судьба, — пробормотал он, скривившись, как от зубной боли. — Ведь теперь, чтобы спасти своего командора, я просто обязан соблазнить эту Рандалин, дабы она от него отстала.
— Как ты думаешь, кто-нибудь еще видел их утренние прогулки? — спросил я у Бэрда.
— Любой, кто захотел бы проследить.
"Кто недоволен своей нынешней карьерой в Круахане и надеется, что на Эмайне его ждет участь получше", — подумал я, с внезапным подозрением оглянувшись назад. Мирно спящий орденский дом за спиной внезапно показался мне вражеской крепостью.
Мы молча и мрачно оперлись на перила балкона, глядя на едущих по лугу. Их фигуры казались уже совсем маленькими, когда одна вдруг резко остановилась, взмахнула рукой и понеслась в сторону.
— И это тоже каждый день, — констатировал Бэрд. — Каждый день в конце разговора они ссорятся, а наутро встречаются снова.
Вторая фигура тоже застыла и некоторое время стояла не двигаясь, а потом медленно повернула к дому. Когда мы смогли разглядеть лицо Гвендора, что было непросто, потому что он ехал с полуопущенной головой, его выражение меня не порадовало — на нем была поразительная смесь глубокой печали и абсолютного счастья. Он был настолько погружен в себя, что заметил нас троих, свесившихся с перил, только когда подъехал вплотную к самому дому и случайно поднял глаза.
— Доброе утро, — сказал он все с тем же отвлеченным выражением лица.
— Мне не кажется, мой командор, что это утро для вас действительно доброе, — нежным голосом сказал Жерар. — Гораздо добрее оно для того, кто глядя в окно на ваше безупречное умение управлять лошадью, пишет сейчас отчет о ваших утренних упражнениях в Эмайну, чтобы там тоже порадовались вашим способностям. И я очень удивлюсь, если подобный отчет придет в единственном числе.
— Что же делать, — Гвендор усмехнулся, вроде бы по-прежнему, но его улыбка стала намного грустнее и мягче, — я не могу препятствовать развитию литературных талантов у своих воинов.
