Эхо войны. Ред2

— Нет. Но сдается мне, будь она даже женой Командора Корпуса, или кто там в их конторе главный, и подходи по всем параметрам, всем было бы глубоко начхать. Тем более, что они уже уйму лет вместе не живут. Выбили бы подпись на "добровольное сотрудничество" и все дела.

Я яростно засопела. Ну и какого хрена здесь обсуждается моя личная жизнь?!

Диррхейм едко усмехнулся, явно вспоминая моих "мужей". Скотина!

— Если тебя это утешит, твоя благодетельница не подходит и по гораздо более простой причине. Она не мора. Откуда ты вообще это взял?

— Как?... — Тео совершенно по-крестьянски разинул рот. И я с трудом удержалась от того же самого. — Но она же...

— Я проверял. И не один раз, — северянин раздраженно перебирал пальцами косу и выглядел странно неуверенным. — Я, знаешь ли, тоже в курсе всех этих слухов по ее поводу.

Тео захлопнул рот и явно предпочел не развивать дискуссию, дабы случайно не убедить оппонента в обратном. В отличие от него, парень имел абсолютно точные сведения на мой счет. Повисло молчание, заполненное странно нервным для оракула бегом пальцев по волосам. А я внезапно, впервые за много недель, прислушалась к себе. Ты стала слишком эмоциональной, — сколькие говорили мне это?...

Перед глазами встал сэбэшник с колючими цепкими глазами. Тот самый, что не нашел во мне того, что искал. Моры — редкий товар, моры-псионы — того реже. Еще сидя в карантине, морой я абсолютно точно была. Первого допроса должно было хватить, чтобы первый резидент СБ на нашу голову это заметил. А второй уже не нашел подтверждения... Хотя точно знал, что оно должно быть.

Энергетический дефицит не лечится, не проходит сам и легко распознается.

"Но вам не стоит волноваться".

Не стоит волноваться, что я все еще представляю для безопасников какую-то ценность?...

Однако, фарр комендант, вы знаете гораздо больше, чем хотите показать. Не за это ли вас начали топить?...

— Слушай, Лекс... — странным тоном начал наконец Тео. — Я знаю, ты и по жизни, до того, был скотиной редкостной... профессиональные издержки наемного убийцы и все такое... Но ведь три года на соседних койках, в одном боксе, чтоб его на атомы разнесло... До сих пор помню, как ты орал как резаный, чтобы головоногие не смели трогать твою косу... А самого корежило и ломало так, что на стенку впору лезть. Далась тебе эта коса, тоже мне, классовая гордость, — он криво и совсем невесело усмехнулся. Поднял глаза: — Из-за чего-то ведь ушел ты из этой карательной бригады... Может...

— Я не ушел. Меня ушли, — в безжизненном голосе северянина скользнул тот же странный тон. А во взгляде — почти сожаление. — На-пра-ви-ли... Но это совершенно ничем тебе не поможет. Потому что я теперь солдат. И выполняю приказы. Не говоря уже о том, что мне могут перетряхнуть мозги в любой момент. И... — он прикусил тонкую губу, но все же сказал: — Лучше бы тебе погибнуть здесь. Совет исключительно по старой памяти... хамло ты неуемное.

— Я учту, — серьезно кивнул парень. Встопорщил уши: — Направили... Это куда — следить, как сумасшедших отлавливают? Нашей-то конторе они зачем?

— Дурень ты... — тихо и почти ласково сказал Диррхейм. — Из чего, думаешь, нас собирают? Для чего? И откуда знают — как?... Что молчишь? — он мотнул головой, будто отметая глупые мысли. Скользнула за спину коса, сверкнула серебром в тусклом свете. — Можно подумать, это первый раз, первая планета... В других местах т'хоров просто успели вовремя перекрыть. А здесь — нет.

Раздался визгливый сигнал к окончанию смены. Мужчины одновременно вздрогнули, и, не прощаясь, торопливо вышли из пещеры.

Я вывалилась из своей промоины с затекшим телом и ощущением острой нереальности — в голове. Мир продолжает сходить с ума, и я бегу вслед за ним без оглядки.

Я брела по каменным коридорам ничего не замечающей сомнамбулой, пытаясь одним махом осознать то, что поддавалось этому в лучшем случае по частям. Были бы вменяемы все эти сумасшедшие, были бы они в состоянии бороться как следует, не теряя себя...Мои собственные мысли. Значит... Живое оружие уже создают? Действующее, могущее пробивать барьер без вреда для себя... Но не могущее остановить уже нахлынувшую чуму, а значит, еще только начавшее разрабатываться?

Чего же это стоит?

Убийц, уголовников, отребье этого мира, действительно ставят на службу обществу — это ли не мечта, почти утопия... Из них не испорченных душой, таких, как наш чумазый студент, едва ли один на сотню, а перед лицом подобной катастрофы оправданы еще и не настолько грязные методы — такова наша несправедливая и крайне далекая от идеала жизнь.

Но как же противно, боги мои, просто по совести... СБ Короны или смежная, еще более засекреченная служба — разницы нет. Успели перекрыть заразу или нет — но наверху знали, что здесь происходит. И... использовали провинциальный город в качестве инкубатора для такого необходимого в разработке "оружия" сырья?...

Когда т'хоры окончательно выйдут из-под контроля, зараженные области просто накроют ковровой бомбардировкой из стратосферы. Или весь континент — как успеют. Вместе с нами, запертыми в горах.

Мы могли не слишком беспокоиться о передаче данных в Центр. Там и так все прекрасно знают...

А неприятно, однако, приносить себя в жертву благому делу. Да еще так... пассивно. Я криво усмехнулась. Зато утренний вопрос стоит уже далеко не так остро.

В Бездну все.

В Бездну.

* * *

— Атка, ну что ты, как детсадовская! Ну не плачь, ну чего ты...

За поворотом каменного лабиринта, в тесной нише на расстеленной куртке сидела дочь Ремо и горько рыдала, уткнувшись в узкие ладошки. Римс, горестно сложив брови домиком, сосредоточенно копался в карманах штанов, явно ища платок, и одновременно ломающимся баском пытался пресечь девчачий рев.

Популярное, однако, место для свиданий, эти пещеры у озера.

— Атка, ну честное слово, я, по-твоему, что, не мужчина?

Атка судорожно кивнула сквозь всхлипы:

— Му-мужчина. Но я все ра-равно боюсь, — она подняла полные слез и обожания глаза. — Римс, ну не лезь никуда, ну пожалуйста... А вдруг тебя убьют? Они знаешь какие стра-страшные? — очередной всхлип прорывается высокой вибрирующей нотой.

— А если придется? — мальчик по-взрослому нахмурил брови. — Видела, сколько солдат в лазарете? Может, каждые руки на счету будут.

— Так то если придется! Римс, ну дай мне честное слово, что только если никого больше не останется...

Под ногой поддался и с противным скрежетом вылетел из-под подошвы мелкий камешек. Дети насторожили уши, а через мгновение, почуяв чье-то присутствие, вскочили и кинулись вглубь запутанных переходов, только пятки засверкали. Я бросилась следом — еще заблудятся или покалечатся в темноте, буду потом виноватой...

Куда там... Куда уж силовику в чуть ли не полной амуниции угнаться за двумя котятами по узким коридорам... Ну хорошо, за одним котенком. И одной ящеркой.

Я остановилась, переводя дух и оглядываясь. Судя по скорости, не первый раз они здесь, выберутся. Как бы самой не застрять...

Услышав голоса на обратном пути, я уже почти не удивилась. Сегодня, видимо, действительно день свиданий.

Они сидели на берегу ключа, другого, затерянного в дальнем углу лабиринта, почти ядовитого — в воде было слишком много серы. И — уже — молчали.

Двое юношей, две светлых макушки, различаемых только оттенком.

"Я и не думаю... Я знаю". Так ты сказал, Коэни?...

Наступая смерти на горло в приполярных болотах, никто не заметил, как тих стал наш связист. А я, впервые, соотнесла две потери тех времен.

Может, поэтому... Может быть.

И какая, на самом деле, разница, кто погиб — живой друг детских лет или дар, сопровождающий с рождения. Твой мир рушится одинаково, хотя я и не понимаю, почему меня вдруг потянуло на сентиментальность.

Зато понимаю, почему их потянуло — друг к другу. И знала это, знала, что так будет, еще тогда — сидя на промерзшей земле, с отравленной иференом головой, глядя на то, как жмутся друг к другу двое мальчишек... будто прячась от холода, только не того, что снаружи, а того, что внутри.

Зима-Зима... Зачем же ты сделал то, чего не должен был?

И не поэтому ли сейчас ты плачешь?...

Коэни обнимает тебя, прижимает к плечу растрепанную голову, гладит по тонким серебряным волосам, как ребенка, и что-то шепчет. Будто старше — он. И сильнее.

Ты цепляешься за него, как за последнюю соломинку, прижимаешь к себе хрупкое тело и, кажется, впервые за всю жизнь рыдаешь на чьем-то плече. Не сознавая, что ты — это и есть то, что дает ему силу.

Он перевернет вверх ногами мир ради того, кого любит.

Вы разные. Настолько, что не должны иметь ничего общего.

Снежинка, прекрасная, но колкая, жесткая и холодная... И такая же хрупкая.

Тонкий, стелющийся по земле побег, который так легко согнуть, но разорвать невозможно. Беспомощный на земле, но по подставленной руке взбирающийся к небесам.

Бездна с тобой, Зима. Ты стал для него этой рукой.

И за это я тебя прощаю.

* * *

До лазарета я добралась за два часа до заката. И молилась. За всех.

За всех тех, кому, милостью и провиденьем богов, не суждено было дожить до осознания предательства. И в тысячу раз сильнее — за тех, кто, напрягая последние силы, доживет, надеясь.

Взревела тревожная сирена, избавляя от ненужных переживаний. Вся амуниция и так была на мне, оставалась только добежать до бронежилета, затянуть пряжки, и сунуть сонному коменданту в руки чип от голографа со словами: "Только не потеряйте, ради богов".

В общей пещере царил хаос. Бурлящий приказами эфир сбивал с толку, и больше трети солдат топтались на месте, не понимая, куда бежать и что делать. Прочие же растекались в двух совершенно противоположных направлениях, внося во всеобщий бедлам свою лепту.

Я потрусила вслед за теми, кто бежал к тоннелю с баррикадой — где-где, а там не бывает лишних солдат — и еще успела увидеть, как срабатывают установленные накануне ловушки: волной огня, заливающей пространство между двумя баррикадами. Она полыхала восемь минут, пока заваливали до конца внутреннюю баррикаду.

Пол вздрогнул. Раздался скрежет — падали сваренные между собой контейнеры, раздираемые когтями. Через щели у потолка и стен начала просачиваться едкая зеленоватая взвесь.

Передние ряды напряглись — еще с четверть часа, и т'хоры примутся за внутреннюю баррикаду. Мягко защелкали предохранители, в эфире пробежала цепочка команд.

За баррикадой завозились. В щели между стеной и ящиком мелькнул черный коготь, криво расцарапал металлическую стенку и упал, обрубленный десантным ножом под корень. Зеленая взвесь стала гуще, и без того заполнив весь тоннель. Невидимый офицер крыл матом солдата за сработавшие рефлексы. Неторопливое, почти задумчивое царапанье и скрежет возобновились.

Под ложечкой поселился противный скользкий комок. Что за дрянь они там готовят?...

Солдаты заволновались.

Внезапно меня схватил за локоть взводный, неизвестно как выловив в этой напряженной массе. Махнул рукой куда-то в глубину пещер и потащил за собой:

— Шевели копытами, Морровер, галопом, галопом! У нас с тобой дела покруче будут!

— Там что, тоже прорыв?!

— Прорыв-шморыв!... И один, и второй, и Бездна с небесами! — яростно, но непонятно прорычал взводный на бегу. — Там весь лазарет в крови и соплях! Не видела, что ли?!...

Мы пронеслись мимо лазарета, — мелькнули на секунду ряды окровавленных солдат, которых не было еще полчаса назад. Метались врачи и санитары в тщетной попытке разорваться надвое, а лучше — натрое, с залитыми кровью халатами и тихой паникой в глазах.

Кровь?... Не ожоги?

— Разведчики кого-то за собой приволокли, — ответил, не оборачиваясь, на мои мысли взводный, выдергивая из рыхлой толпы других бойцов. Зло тряхнул стриженой головой: — Нам сейчас этой хрени еще не хватало для полной задницы!

Мы вылетели в короткий коридор, которым заканчивалась занятая нами пещера и начинались высоченные залы с частоколом сталагнатов. Я крепче сжала приклад и выругалась сквозь зубы.

Солдат здесь было мало, зато много было пещерных плакальщиц — сгорбленных тварей в треть моего роста, с выпученными белесыми шарами вместо глаз в половину плоских морд, длинными костлявыми лапами, свисающими ниже колен, и серповидными когтями, царапающими землю.

Победно взвыв при виде столь обильной добычи, они рванулись вперед, подпрыгивая на коротких кривых ногах больше чем на два локтя вверх.

Задерганные т'хорами солдаты отреагировали машинально — слаженной пальбой плазмой, что и стоило не меньше чем десятку здоровья, а одному-двум — и жизни. Мелкие, стремительные и слишком маневренные цели с легкостью уклонялись от тяжелых, редких и низкоскоростных зарядов. Пока над строем не прокатились щелчки переключателей режимов, первая волна уже успела перемахнуть середину зала и вцепиться в ноги солдат, а кому не повезло — и допрыгнуть немного выше.

Под сводами пещеры заметались вопли — уже бойцов. Те, кого послали сюда, не носили "чешуи" — только бронежилеты, и ноги под камуфляжем ничего не защищало.

Вторая волна пошла следом, не делая пауз. Загрохотали очереди, разрывая круглые тела с обвислыми животами в клочья. Заметалось эхо, а я начала молиться, чтобы от стрельбы не обвалился потолок.

Их было много — целая стая, и далеко не всех удавалось выкосить даже шквальным огнем. Те, кто прорывался, с голодным остервенением кидались на солдат, стараясь воткнуть когти как можно выше.

Под ноги упала пустая обойма. Я торопливо запихивала в гнездо новую, пытаясь пинком отшвырнуть подскочившую за время заминки тварь.

Фарра! Вы меня слышите?!

Голос в голове раздался так внезапно, что обойма соскользнула из пальцев, а плакальщица извернулась и всадила коготь мне в бедро над коленом.

— Твою мать!!! — рыкнула я, схватила тощую лапу и с размаху швырнула тварь на стену, выдергивая неглубоко засевший коготь. Все, хана "пузырю".

Брешью в обороне мгновенно воспользовались еще с полдесятка плакальщиц. Ближайший солдат нашел время развернуться и полоснуть очередью и "моих", пока я наконец не перезарядилась.

Снова рявкнула "мать", засвистели пули, и я попыталась настроиться на волну, одновременно не выпуская из виду ближайшие десять шагов.

В глазах начало двоиться.

Фарра, вы можете сейчас прийти в лазарет?

Коэни, ты сдурел? Какой лазарет?! Тут и так солдат в два раза меньше, чем нужно!

Фарра, Тайл умирает.

Сердце ухнуло. Дрогнули руки, очередь едва не прошла мимо цели. Но ведь сутки еще не прошли, чтобы в Бездну провалиться этому гребаному патриоту!!

Десять минут назад внезапно начали падать все жизненные показатели, никто не может понять, почему. Прибыло столько раненых, за этой суматохой вообще чудо, что заметили. Фарра... тут столько тяжелых, которые без срочной реанимации умрут, что даже доктор Точе не может вырваться. Я думал, может, вы захотите быть...