Одно только отравляло ей жизнь — незаживающая рана от обиды. Ладно бы она сделала этой Скворцовой что-то действительно подлое... И все симпатичные высокие мужчины вызывали у неё конкретную неприязнь, вот она и обидела симпатичного стажера у Никитича глупыми словами.

А навестив в конце мая своего названного отца-Никитича (У меня вас аж три штуки! — смеялась она. -Ты, Левыч и Виктор Федорович — я такая богатая. — Ишь, ты,богатая она, — ворчал Никитич, — отцов на штуки считает!!), — увидела незабываемое зрелище: на полянке возле домика шла борьба. Олег, Антон и Вовка пытались побороть Мишу, тот ловко уворачивался от них и все трое оказались поверженными... ещё трое, раздевшись, полезли на него, и опять он уложил всех.

А Лиза, раскрыв рот, стояла и любовалась таким красивым мужиком. Широкие плечи, весь такой жилистый, подтянутый, с мускулами, которые не имели ничего общего с мускулами качков, он вызывал... восхищение??

-Дура, очнись! — одернула себя Лизавета и пошла обниматься с Никитичем!

Где-то через полтора года после отъезда Лизы в городе начались какие-то непонятки.

-Вроде как наметился передел власти, — говорил Лёве Вишняков, к тому времени собравшийся уходить из больницы, — надоело на голом энтузиазме пахать ,да и людям в глаза смотреть стыдно, когда говоришь им, что на операцию надо принести все, вплоть до бинтов. Ху... ая дерьмократия, орали, упивались свободой. Я всегда знал, что в СССР, подав заявку, получу почти все, что мне надо для операции, а сейчас... над своими инструментами трясусь, не дай бог чего, останусь без рук. Это в столицах, там оно да, снабжают, а в нашем Мухине кто кому нужен?

— А чё нам, Федорыч, передел власти? Пусть дерутся как хотят, ща вроде мирно, без стрельбы начали друг друга топить. Я свои копейки всегда заработать сумею, вон пару магазинов оббегу, поразгружаю чего, на хлеб и чай есть. Я вот все радуюсь, как вовремя твой Никитич подвернулся — наша деваха теперь ого-го, на своем месте, я когда с ней говорю ,как это... а — тащусь. И радуюсь, ожила она, да и не последний человек в тундре-то.

Новости хлынули как-то лавиной... объявился какой-то Дрозд, и в течение двух месяцев местные обожравшиеся царьки Михневы, оказались у разбитого корыта, разорены и чуть ли не бомжи. В маленьком городке все было на виду, вот и знали на следующий день новости. Лёва выслушивал всё, не особо комментируя:

— А... паны дерутся, у холопов чубы трещат. Мне что Михнев, что Дрозд, что щегол — одна хрень, до меня никому из них дела нету.

Вот так прошло месяца три-четыре, в народе все больше поговаривали про выборы и нового мэра, называя одну фамилию — Дрозд, уж больно по душе пришлось всем, что на его деньги вычистили местный пруд, когда-то замечательно-красивый, а за годы развала заросший и завонявший, обустроили набережную, сделали дорожки, поставили скамейки, разбили клумбы, пару детских площадок, горожане полюбили ходить туда как прежде.

Лева, часов в пять вечера после небольшого калыма, неспешно брел по центральной улице к себе, отмечая, что улица стала чище.

Возле здания администрации стояли два навороченных джипа, Лёва притормозил, уж больно хороши были машинки, он как специалист когда-то экстра-класса, окончил с отличием автодорожный институт, — в машинах разбирался досконально.

Из здания стремительно вышли несколько человек и зашагали к машинам, Лёва нехотя оторвал взгляд от машины и замер: прямо на него, весь какой-то замороженно-отстраненный, шел его давнишний, можно сказать, даже оплаканный друг — Андрюха.

-Андрюха!! — заорал Лёва, — Андрюха!! Это ты? Ты живой??

Андрюха чуть притормозил, окинул Лёву безразличным взглядом холодных серых глаз и пошел дальше, к Леве торопливо подошел один из сопровождавших:

-Проходи, не отсвечивай! — негромко прошипел он, оттесняя Леву

-Андрюха, это же я!! — взвыл Левка, а потом видя, что этот мужик не реагирует и готовится сесть в машину, заорал во все горло:

-Падла ты, Митень! Ой какая падла!!

Плюнув под ноги, Лёва повернулся и пошел в другую сторону.

-Стой! — ударило в спину.

-А пошел ты на...!! — отмахнулся Лёва.

Через два шага его резко рванули за плечо и удивленный Лева уставился в холодные глаза.

-Ну чё тебе надо, большой человек? — вздохнул Лева, шмыгнув от расстройства — об этой его привычке мало кто знал, это было родом из детства.

И серые, стальные глаза внезапно потеплели, и на неподвижном лице Андрея проступило изумление:

-Шмыга? — как-то неуверенно произнес он, — Шмыга — ты?

-Ну я, вот такой вот — весь из бедных. Небось, западло со мной говорить-то? — все ёщё не отойдя от обиды, пробурчал Лёва.

-Лёвка! Неужели это ты! Пошли, — он потащил Шмыгу к машине, сели, Андрей скомандовал: — Домой!

-Подожди-ка, давай на Садовую заскочим, есть у меня для тебя сюрприз один!

-Андрей Сергееич, Садовая перекопана, — проговорил водитель.

-А ты на перекрестке тормозни, я мигом, — ответил за Андрея Лёвка.

Шустро забежав домой, сунул в пакет альбомы с фотографиями, аккуратно подклеенные и приведенные им в порядок, полез в комод за шкатулочкой с медальончиком и быстро рванул к машине.

У Андрея, оказалось, имеется небольшой уютный двухэтажный коттеджик с домработницей, которая брезгливо косясь на Лёву, быстро сервировала стол.

-А не смотри, голубушка, на меня так, кто знает, где ты можешь оказаться завтра, — тут же выдал Лева

. -Свободна, Алла Сергеевна, до завтрашнего утра!

-Но, Андрей Сергееич... — заблеяла та, Андрей выгнул бровь, и та, поджав губы, шустро смоталась.

-Ну, Шмыга, за встречу!! — поднял рюмку Митень и, чуть пригубив, отставил, Лёва же хлопнул всю для храбрости.

-Надо же, ты, пожалуй, единственный назвал меня падлой и Митенем, я уже и забыл такую кликуху.

-А кто же ты ща? — полюбопытствовал Лева.

-Дрозд! — коротко сказал Андрей.

-А, тот самый, который че-то в мэрии или как ещё там, мутит?

-Ну, типа того. Расскажи, как жил все это время? -Да, по-разному. Институт закончил, работал на АТП, потом все разом накрылось передним местом, взял кредит с одним деятелем, как бы другом, на паях открыли автомастерскую, а мои руки ты знаешь, ну я с головой в ремонт ушел, а друг заклятый меня и подсидел... Я в бухгалтерию-то не лез, мне сам процесс ремонта — как песня. А оказалось, кредиты один за другим брались, я бумаги не глядя подписывал, ну вот и остался... честно, в одних штанах. Из дому женушка ловко выселила, они с компаньоном все вместе и проворачивали за моей спиной. Вот, крутился как мог, ребенка эта сука не уберегла -наркота, передоз, потом документы украли и стал бомжом. Дожил до ручки, и в один прекрасный день понял, все... больше не хочу жить, продумал все, решился, пошел было на речку, иду, глаза не поднимаю, тошно, с голоду мутит... А тут девчонка — молоденькая, худенькая мимо бежит, студенточка, пробежала, затормозила враз, полезла в свой рюкзак, вытащила пакет с бутерами и сует мне:

-Вот, возьмите, денег у меня нет, а бутерброды только сделала!

Я брать не хотел, а она мне в вонючий карман запихнула и побежала на учебу. Поверишь, так мне тепло стало, слезы прошибли, вот и подумал: а нук когда этой девочке пригожусь, мало ли? И пригодился, — он вздохнул, — ох как пригодился я своей Лизавете Максимовне.

Он замолчал, а внимательно слушавший его Дрозд-Митень задумчиво сказал:

— Надо же, совсем как мою мамку зовут девочку.

— Митень, а у тебя матери фотки есть?

-Есть несколько, мне там одна сильно нравится, где она молодая и смеется, говорят, я на неё похож... был... по молодости.

-Покажи, а?

— Может, потом?

-Не, ну чё, тебе жалко, что ли?

Дрозд вышел, а Лева, аккуратненько достал несколько фоток из альбома и спрятал в карман.

-Вот, смотри, моя мамуля.

Лева вертел фотки и так, и сяк, просматривал по три раза — Дрозд с удивлением смотрел на него:

-Шмыг, ты чего?

— А того, — буркнул Лёва, отложил одну фотку, достал свои из кармана и просмотрев их приложил две к дроздовой фотке: — Смотри!

Андрей недоуменно взял Левины фото:

-Странно, мамулька моя молодая, только в современном прикиде и похудее. А это что? — И вдруг подобрался, как хищник перед прыжком:-Это чьи руки?

-Женские, — прикинулся валенком Левка.

— Шмыг, не шути!!-в его голосе был сплошной лёд.

-Митень, ты вроде в большие люди вышел, а элементарного под носом не видишь — на моих фотках, моя названная дочка — Елизавета Максимовна... — он помолчал, — Агапкина.

-Что? — резко вскочив, Дрозд взял Левку за грудки. — Где она, что с ней, отвечай?? -Тихо, Митень, тихо, удавишь вот и ничё не узнаешь, — просипел придушенный Лева.

-Извини! — потряс головой Дрозд, — говори все, что знаешь !!

И Левушка рассказал все, что знал, о чем догадывался. Дрозд слушал, все больше мрачнея, потом сказал как-то скрипуче:

-Подожди!

Вызвонил по телефону какого-то Иваныча, попросил срочно приехать, послал за ним своего водилу. А сам с грустью смотрел альбомы Агапкиных. Долго смотрел на несколько фотографий Веры, немножко оттаял, смотря детские фотографии дочки:

-Надо же, у меня, одинокого волка, и есть взрослая дочь, сам себе не верю, и ведь мизинцы мои уцепила. Как жаль, бабуля не дожила, мне так хочется все-все про дочку знать. — И вдруг встрепенулся. — Шмыга! А если она меня пошлет?

-У неё три папани имеются, вот четвертый нарисовался, — шмыгнул Шмыга, — не думаю, она вон твои сережки, не снимая, носит.

Приехал какой-то Иваныч — мрачный, недовольный тип:

-Что хотел, уголовник, мы вроде с тобой в расчете, договорились же, что пересекаться не станем.

-Да, легавый, но тут такое дело, как раз по твоему умению. Лева, давай, расскажи.

Иваныч, вначале скептически слушавший все, незаметно построжел и стал похож на охотничью собаку в стойке.

-Сергееич, дай-ка мне блокнотик-то. Так-так, Лопухов Виталик, ага, Скворцова Виолетта, так-так, Константин Иванов аспирант, интересно. Да, ты прав, Сергеич, за такое надо наказать, согласен.

-Ну вот, ты хоть раз на мою сторону встал.

-А с Михневым, думаю, сам разберешься. Архив вот поднимем о гибели Агапкиной Веры Ивановны — и с Богом, как говорится. Я в то время уже не работал, папа с сыночком меня 'ушли'за несговорчивость. -Он потёр руки. — Ух, я, прямо, как лет двадцать скинул, азарт кровь бодрит!!

-Митень, ты поговори с Вишняковым, он тебе больше про Лизуню скажет — она ж два лета в больнице подрабатывала, он её сильно хвалит, говорит прирожденный лекарь.

Через неделю Лёва перешел на новое место работы — в гараж к Дрозду слесарем. Охранники и два слесаря встретили его скептически — бомж, какой из него толк, только что хозяина старый знакомый. А бомж, посвистывая, приговаривая себе под нос, неспешно и аккуратно перебрал все запчасти и железки, отмыл, очистил от грязи, что-то подкрутил, что-то, наоборот, разобрал. Освободил стеллаж, забитый всякой ерундой, через пару дней гараж преобразился, мужики стали поглядывать с уважением, а Лева занялся стареньким 'Москвичонком', что давно ржавел в дальнем углу — остался от прежнего владельца гаража.

Вечером, пахнущий бензином и смазкой, забегал в больницу — там всегда находились дела для его золотых рук, да и имелась симпатия — пухленькая, шустрая медсестра Танюха, одиночка с двумя детками. Лёва было собрался жениться на ней, но ждал приезда Лизуни, надо было её официальное согласие на проживание в её домике целой семьи — медсестричка снимала угол неподалеку.

Дрозд встретился с Вишняковым. Долгий был разговор и тяжелый... Ох, как много узнал Андрей и про свою такую далекую, резко оборванную обстоятельствами любовь, и про дочку. И про козни Михнева... -Вот никак не пойму, Андрей Сергеич, где ты ему так дорогу перешел, ведь узнай он, что Лиза — твоя дочка...

-Дочка, доченька... это ж такой неожиданный подарок, я ж с Верунькой-то всего одну ночь и был, жениться хотел, а вот... помыслить не мог, что ребенок получится. Знал бы, что есть дочка, не оставался бы так долго на Колыме... Я ж тогда запрос посылал, мне ответ был, что умерла Вера. А Михнев?.. Стародавние наши дела, пакостные, — передернулся Дрозд, — а что с Вериной гибелью, что-то знаете?

-Я мужик простой, давай уже на 'ты'— тем более, мы почти родственники по Лизе. Там все сфабриковано. Как может человек, идущий по тротуару, попасть под машину, что едет в противоположную сторону на другой стороне улицы? Вот, и я не подписал протокол инспектора Федорова, а нашелся горе-коллега -Малофеев, подписал филькину грамоту. Через месяц на 'шестерке' стал ездить. А Лиза, она сильная, теперь вижу в кого, судя по твоим седым вискам, жизнь ох как потрепала. Вот и у неё, считай, за неделю вся жизнь перевернулась: узнать про подлость и предательство, потерять бабушку и ребенка, если бы не Лёвка, ушла бы девочка..

-Стоп, какого ребенка?

Вишняков вздохнул:

-Да от этой сволочуги беременна она была, а от всех переживаний выкидыш и случился. Левка-то в тот время худющий был, как он смог её до больницы дотащить? До сих пор удивляемся, "Скорых"-то у нас всего три, все вечно в разъездах, если бы стали ждать — кровотечение и все, ушла бы. Так что, Сергеич, Левка твою дочку с того света, считай, вытащил. Мы после больницы отчаялись, она с месяц как неживая была, а видать, Господь решил, что хватит девочке испытаний. Никитич вот приехал нежданно-негаданно, я уж и ждать перестал, он вот Лизуню-то и заинтересовал оленями и севером. Теперь она там — фигура. А нас с Левкой за родню считает, но ругается, что твой мужик. -Почему же?

— А, то у Левки глаза красные, то у меня отеки под глазами, то схуднули мы — вот и получаем за то, что не бережем себя. "Вас у меня всего трое, самых родненьких, имейте совесть, не мальчики уже", особенно на меня рычит, я постарше буду. Мы не обижаемся, понимаем, что беспокоится за нас. Через пару недель вот должна в своем Лянторе быть, квартира у неё там. Появится, как скажет, 'чтобы совсем не одичать в тундре-то'— будет у нас сеанс связи, опять рычать станет, да мы только рады. Пусть рычит и матерится, это ж любя, да она теперь дохтурка на весь свой север знаменитая, горжусь. Своей ученицей считаю. Просьба одна у меня, большая, к тебе, Андрей. Ты уж это... с твоим возможностями-то... найди этих мажоров, ну надо наказать, ладно бы Лиза сподличала. А так... скоты, ведь неизвестно, может этот, как Лёвка скажет, паскуда, ещё не одной девочке жизнь испортил.

-Виктор Федорович, я не из тех, кто подлость прощает, не переживай, разберусь со всеми.

Лиза позвонила Вишнякову, сказала, что домой, в Лянтор попадет не раньше, чем через полтора месяца — чтобы не переживали за неё, все нормально, обычная рутина, не более.

Такому повороту очень обрадовался Андрей — была у него одна задумка... Явился тот самый легавый -Синьков, стародавний недруг-приятель Андрея, арестовывал когда-то Дрозда и вел его дело. Мужик понравился Андрею своей честностью, не подтасовывал факты, никого не выпячивал и не топил, а проходили по делу аж шестеро. Только не дали Синькову довести расследование до конца, убрали, передав дело другому, более сговорчивому товарищу — Кузьмину. Синьков же на прощание и предупредил его, чтобы готовился к большому сроку, подельники явно выскользнут, в крайнем случае пойдут по небольшим срокам, а ему светит, как медному котелку...