— Я не о тех, что сбежали от нашего образа жизни, хотя могут сказать, что они двинулись к истине, тогда как мы, остальные — дальше по пути самообмана. Ладно. Я говорю о тех, что никогда не были запятнаны. Они так и живут в лесу — возможно, осталась всего сотня. Не могу вообразить большее количество. Мы забираем их дом, дерево за деревом, тень за тенью. Знать слишком много означает потерять чудо тайны. Ответив на все вопросы, мы забываем ценность незнания.
— В незнании нет ценности. Раскатай свою толстую шкуру, Реш, и выбей всю эту чепуху. Ценность незнания? Какая ценность?
— Не имея ответа, ты решил, что ответа нет. В твоей реакции, о бледный негодяй, скрыт урок.
— Перешел к загадкам? Ты знаешь, что я их не люблю. Давай прямо. Скажи, чего мне не хватает. Что я приобрету от незнания?
— Смирение, дурак.
Т'рисс заговорила сзади, и голос ее разносился с неестественной ясностью: — В ритуале вы уничижаетесь. Я много раз видела это во дворе. Но ваши действия ущербны — даже с новообретенным страхом смысл уничижения для вас утерян.
— Прошу, — буркнул Реш, — объясните, Азатеная.
— Хорошо. Вы высекаете алтарь из камня. Рисуете изображение волн на стене, создавая символ того, чему готовы поклоняться. Даете ему тысячу имен, воображая тысячу ликов. Или одно имя и один лик. Затем встаете на колени или ложитесь наземь, изображая покорных рабов, и называете это смирением перед богом, видите в своих позах истинное уничижение.
— Вполне точно, — сказал Реш.
— Именно, — согласилась она. — И тем самым теряете смысл ритуала, пока ритуал не становится смыслом самого себя. Это не позы покорности. Не знаки подчинения воли высшей силе. Не таких отношений ищет ваш бог, но именно на таких вы настаиваете. Речной бог — не источник вашего поклонения. Точнее, не он должен им быть. Речной бог встречает ваши взоры и просит понимания — не себя как высшей силы, но понимания смысла его бытия.
— И смысл в... чем? — спросил Реш.
— Вспомни позу покорности, ведун. Вы принимаете ее в знак самоуничижения. Власть бога безмерна, вы перед ним никто. Вы готовы восхвалять бога и отдавать свою жизнь в его руки. Однако он не желает вашей жизни и не знает, что делать с вашими назойливыми беспомощными душами. В ритуалах и символах вы потеряли себя. Сумей бог объяснить, объяснил бы простую истину: единственное, что достойно поклонения — само смирение.
Кепло фыркнул и начал было говорить, забалтывая презрительными словами ее заявление — но Решу не нужно было делать жестов, чтобы заставить его прикусить язык. Верно, воображения у него нет; но даже он может различить узор предсказуемого поведения, путаницы между обрядом и смыслом, символом и истиной.
— Тогда, — прохрипел Реш, — чего бог хочет от нас?
— Дорогое дитя, — сказала Т'рисс, — он хочет, чтобы вы были свободными.
Кепло не любил откровений. Его выбило из колеи, и сильнее всего встревожила абсолютная ясность, неотразимость аргументов Азатенаи. Недавно она заявила, что они убили древнего бога реки. Связывая воду, расходуя на обыденные нужды, отнимая свободу, они убили самую суть поклонения. Только логично, что бог желает именно свободы и возрождения через свободу.
Он не знал, как ей удалось воскресить речного бога, но не мог отрицать ее слов: перемены придут ко всем.
Далее они скакали в горячечной тишине. Кепло глянул на ведуна и заметил, что друг безмолвно рыдает, но блеск слез на щеках, такой резкий, казался в сумраке настоящим даром.
"В слезах вода течет свободно". Это одно из старейших стихотворений в их писании, след неведомой руки. Поколения спорили о смысле стихов, называя их годными лишь для профанов и невежд; но несколько слов Т'рисс внезапно прояснили смысл. Кепло почти слышал мучительный скрип пера по пергаменту, ощущал сожаление, водившее рукой неведомого поэта с разбитым сердцем.
Истина, погребенная в загадочных словах. Вот почему воображение способно стать и даром и проклятием. Лично он предпочел бы оставаться незнающим, но уже слишком поздно.
После скачки длиной в ночь, окутанные молчанием и печалью, они достигли края леса, и город Харкенас встал перед ними — выросший на берегах Дорсан Рил, подобный кулаку из черного камня.
Старый храм в сердце Цитадели всегда заставлял верховную жрицу Эмрал Ланир думать о закрытом оке и глубокой глазнице. Словно кости торчали угловатыми рядами из разрушенного центра — нагромождения черных камней десятка архитектурных стилей, походящие на череп, раздавленный и расплющенный собственным весом и грузом неисчислимых веков. В Цитадели вообще не было красот; вид жизненной суеты в коридорах и палатах, на выбитых ступенях лестниц и в затхлых кладовых навевал образ запертого в черепе, отчаянно пытающегося выбраться жука.
Камни бесчувственны, потому око остается закрытым. Можно сколь угодно долго смотреть в безжизненное лицо — оно поистине лишено жизни и не меняется. Не трепещут веки; не слышно дыхания, ничто не может потрясти зрителя разоблачением истины и отменой течения времен.
Она двигалась рядом с сестрой Синтарой в церемониальном ритме, приближаясь к Великому Залу, когда-то бывшему храмовым нефом. Следом двигалась дюжина жриц: беспокойное их возбуждение угасало с каждым шагом, ибо путь впереди становился всё темнее, отвергая свечи и пожирая свет факелов на стенах.
Никто не мог в присутствии Матери Тьмы не замедлить шагов; пусть среди приближенных к богине жриц успел распространиться дар сверхъестественного зрения, оставалось еще необоримое давление воздуха, пронизывающий кости холод.
Пятнадцать торжественных шагов от входа. Эмрал ощутила, как нечто ударяется о лоб и стекает каплями по бровям. Еще миг, и она прерывисто вздохнула: холодная влага замерзла на лице. Еще одна капля упала на держащую Ножны руку. Посмотрев, она увидела бусину воды, мгновенно ставшей льдом и заставившей онеметь кожу.
В городе не идет дождь. А коридоры всегда столь сухи, что юные жрицы преждевременно увядают. Собственно, как и все жители Цитадели.
Сзади донеслись вздохи удивления, а потом и ропот тревоги.
Сестра Синтара резко встала и передала Скипетр Эмрал. — Вложи его, сестра. Что-то происходит.
Спорить было бессмысленно. Эмрал взяла жезл — железо и черное дерево — и спрятала в защитный футляр.
Теперь капли мерзлой воды окатывали всех. Поглядев вверх, Эмрал увидела блеск покрывшего своды инея. Потрясение лишило ее голоса. Обжигающе холодная вода ужалила запрокинутое лицо.
И тут же пришло понимание, потоком хлынув в разум, рождая ощущение чуда. Хотя привкус его был горек. — Око распахнуто, — сказала она.
Синтара поглядела на нее с укоризной. — Какое око? Это работа Азатенаи! Она нападает на владения Матери. Это явная демонстрация силы, насмешка над святостью храма!
— Святость храма, сестра? Нет, это не насмешка. — Она оглянулась на свиту ежащихся, перепуганных жриц. — Процессия окончена. Возвращайтесь в свои кельи. Верховные жрицы должны встретиться с Матерью Тьмой наедине. Вон!
Они взвились и разлетелись, словно паникующие вороны.
— Не тебе командовать процессией, — бросила Синтара.
— Черти свои линии, сестра, если злоба и ярость — всё, что тебе доступно. Я же...
Тяжелые шаги прозвучали из коридора; она обернулась и увидела приближающегося Аномандера, за ним двух других братьев. Замерзшие капли воды отскакивали от доспехов алмазными бусинами.
— Эмрал, — начал Аномандер. — Азатеная входит во врата города. Река вздулась, вода потопом бежит по улицам. Я хочу услышать ваше мнение.
— Трясы, Лорд Аномандер.
Сильхас Руин тихо выругался. — Они хотят войну веры? Они сошли с ума?
Синтара смотрела то на Эмрал, то на братьев, лицо было недоумевающим.
Аномандер оглянулся на запертые двери, что были за спинами жриц, и покачал головой: — Это не кажется возможным, верховная жрица. Их культ обращен вовнутрь. Никогда они не выказывали такой дерзости, чтобы требовать себе старый храм.
Что ж, он отлично понял происходящее. Он способен мыслить даже быстрее нее. — Возможно, лорд, вы правы. Значит, они должны быть в таком же недоумении. Не счесть ли их потенциальными союзниками?
— Тоже вряд ли. Они в тупике — воображаю хаос, царящий ныне в монастырях. Поклонение мертвому богу гарантирует лишь одно благо — полнейшую свободу духовенства.
— Но теперь...
Он кивнул. — Их планы пошли вразнос. Им брошен вызов с самой неожиданной стороны.
— Если они сообразительны, — заметила Эмрал, — то усмотрят большие возможности. Теперь они могут занять более важное место в делах королевства.
— В профанических делах — да. — Сын Тьмы помедлил, все еще не обращая внимания на Синтару. — Мне сообщили, что мать Шекканто тяжко заболела — вследствие этих событий, вероятно. А Скеленал спешит на помощь. Они стары, но вряд ли глупы.
Сильхас предложил: — Тогда нужно отыскать ведуна Реша и ведьму Руверу, понять, чего ожидать от трясов.
Еще один острый ум, поняла Эмрал. Она готова была простить рассеянность Андариста, ибо отлично знала: среди братьев глубиной интроспекции он сравнится с Аномандером (чей талант почти вошел в мифы), хотя и кажется внешне очень медлительным. — Мне доложили, что Азатенаю сопровождают ведун Реш и лейтенант Кепло Дрим.
— Кепло, — отозвался Сильхас.
— Да, — пробормотал Аномандер. — Нужно поразмыслить.
— Шекканто объята страхом, — заключила Эмрал. — Нет иной причины для присутствия Кепло Дрима. — Она поглядела на Аномандера. — Глаз не станет спускать с Азатенаи, я уверена.
— Согласен. Но это паника Шекканто, не наша. Я не вижу пользы, если посланница будет убита у ног Матери Тьмы.
— Лорд Аномандер, — спросила Эмрал, — вы можете это предотвратить?
— У нас преимущество — мы всё поняли, — ответил Аномандер, бросив взгляд на Сильхаса. Тот кивнул и пожал плечами.
— Сомневаетесь, — заметила Эмрал.
Ледяной дождь все еще падал. На полу нарастал слой необычных градин.
Аномандер вздохнул: — С клинком в руке Кепло Дрим управляется быстрее всех, кого я видел. Я могу встать против него и проиграть.
— Так встаньте между ним и Азатенаей, — прошипела Синтара. — Они близко, а мы тут квохчем как старые курицы, теряем время! Нужно предупредить Мать...
— Она знает, ничего ей от нас не нужно, — сказал Аномандер. — Сестра Синтара, нам, курам, много что предстоит решить, а вы настаиваете, чтобы мы рылись в земле.
— Я Избранная Жрица!
— Возвышение ваше имело целью облегчить бремя забот сестры Эмрал, — возразил Аномандер. — Мать Тьма не сразу разглядела ваши опасные амбиции. Но если думаете, что упругие сиськи и влажное лоно — лучшие пути к власти, перечитайте поэму Галлана "Трофеи Юности". В самом ее конце даже слова выцветают. — Он поглядел на Эмрал. — Верховная жрица, я позабочусь о проблеме Кепло Дрима еще до того, как все войдут в Великий Зал.
— Рада слышать, — сказала она, пытаясь скрыть потрясение от разговора Аномандера с Синтарой. Возвысили, чтобы снять бремя управленческих забот? Она и не знала. И теперь... стоит ли сожалеть?
Сильхас сказал: — Так что там с пробуждением речного бога?
Эмрал затопила волна облегчения. Братья, первые избранные дети Матери Тьмы, делают хрупким любой страх — а затем и сокрушают его с природной уверенностью. Каждый раз при взгляде на них — на Аномандера, Сильхаса и особенно Андариста — она видела их отца, и любовь к нему, столь тщательно скованная, столь сырая и кровоточащая под ударами самообвинений, вновь возрождалась с упрямой силой. Наслаждение и тоска, надежда среди давно нарушенных обещаний... в присутствии троих его сыновей она почти ощущала, как спадает груз лет.
Она ответила на вопрос Сильхаса: — Теперь, я думаю, это зависит от ведуна Реша.
— Будем поджидать их здесь, — сказал Аномандер.
— Нас слишком много — мы как бы намекаем, что слабы, — заявил Андарист. — Я отступаю. Сильхас?
Тот с улыбкой повернулся к Аномандеру. — Двое дважды отражают угрозу, и зачем отражать дважды? Я с Андаристом. Говорят, капитан Келларас вернулся, но засел в таверне с Датенаром и Празеком. Андарист, советую нам присоединиться. Аномандер, можно ли нам узнать, что ответил славный Хаст Хенаральд?
— Почему нет? Я и сам любопытствую.
Братья разом фыркнули и с тем отбыли.
Эмрал не поняла значения последних фраз. Хаст Хенаральд отстранился от политических махинаций. Интересно, что Аномандер хотел от него? "Глупая женщина! Чего же, если не... Ох. Если вопль железа огласит Цитадель, эхо разнесется далеко".
Однако Андарист и Сильхас не сомневаются ни на мгновение. Эта вера в компетентность брата поражает... учитывая обстоятельства...
"Дети своего отца.
Но пусть в них не будет пороков матери. Ни одного".
— Мы что же, будем просто стоять? — воскликнула Синтара.
— Вы вообще не нужны, — сказал ей Аномандер. — Ищите убежище в присутствии Матери Тьмы.
— Предлагаете личную аудиенцию богини? — ухмыльнулась Синтара. — Охотно принимаю. — Она пренебрежительно повела бледной рукой. — Пусть чванство остается в коридорах. Я буду выше вас, неуклюжие, ибо я одна понимаю, что значит занимать положение Верховной Жрицы.
— Привычное положение на коленях, Синтара?
Пусть лицо было накрашено, пусть в проходе был сумрак — Синтара явственно побледнела. Ярость залила глаза; она резко развернулась и зашагала к дверям. Еще миг, и она исчезла. Когда отзвук захлопнувших створок пронесся по коридору, Эмрал покачала головой: — Она не забудет оскорбления, лорд Аномандер. Она суетна и тщеславна, но я не назвала бы ее безвредной.
— Я сглупил, — признался Аномандер. — Но рискую ее гневом не я, а вы. Простите, верховная жрица.
— Не нужно, лорд. Много раз я наносила раны поглубже.
— Но зато наедине.
Она пожала плечами. — При дворе столько шпионов, что понятие "наедине" вряд ли существует.
— Такова опасность темноты, — сказал Аномандер. — Мир, становясь невидимым, призывает к интригам.
— Нелегкое дело, — отозвалась она, — высекать веру из мирских амбиций, лорд. Рождение религий всегда дело волнительное.
— Всё было бы спокойнее, — ответил Аномандер, и в этот миг до них донесся шум — кто-то шел по коридору, — будь здесь Драконус.
И тут же этот простой комментарий заставил перевернуться мир под ногами. Она не ответила, не доверяя собственному голосу.
"Не смотрись в зеркало, если не хочешь увидеть неприятное".
Пока река пересекала берега, заливая мутной водой улицы и переулки Харкенаса, пока потрясение и тревога волнами неслись перед разливом, Кепло Дрим и ведун Реш сопровождали Т'рисс по широкой десной дороге, переходящей в главный проспект города. Толпы, словно плавучий мусор, собирались по краям низины, между чертой города и редкой опушкой леса.
Наводнения случаются в Харкенасе весной. Сейчас, в разгар сухого лета, нежданно пришедший разлив вызывал суеверный страх.
Прямо впереди, там, где дорога шла вниз, мостовая скрылась под замусоренной водой. Кепло натянул удила, за ним и Реш, а Т'рисс за ведуном. Дальше остановили коней трясы, побледневшие, не желающие отвечать на вопросы встревоженных беженцев.
