Добрая сказка про футбол 1

* * *

Эпилог первой сказки.

17 декабря 1953 года. Житомирская область. Город Бердичев, железнодорожный вокзал. Салон-вагон агитационного поезда 'Красный Коммунар'.

— Нет Пророк. Никаких сомнений у меня нет. Раз Азраил сказал, что Пророк ты, значит так оно и есть. Авраам, Моисей, Иисус, Мухаммед, Иосиф. Все правильно. Время пришло. Мир изменился, ему нужны новые Заповеди, а значит и новый Пророк. Я признаю твое право и твою волю.

В Монреале, дважды Герой Советского Союза, Самуил Моисеевич Кац прожил почти месяц. И целый месяц, ежедневно, проходил процедуру иглоукалывания, которую ему проводил сам Азраил. При этом они подолгу беседовали, иногда до самого утра, поэтому свою задачу Кац понимал теперь отлично. Нужно создать Главную Религию, которая станет Отцом для остальных религий. В том числе и для атеизма, который, как оказалось, является еще не дозревшей, недооформившейся, но тоже религией, а значит сектой, то есть деструктивной силой. Коммунизму предстояло структурировать эту силу, взять под полный контроль и заставить признать свое главенство, именно в качестве Старшей Религии. Старшей и объединяющей всех. Задача не простая, но Кац проникся и, что называется, 'загорелся Идеей'.

Сам Азраил занялся какой-то ерундой, которую он именовал исключительно по-английски 'шоу-бизнес', признавая ее одновременно и развлечением для дураков, и самым важным из религиозных инструментов, который обязательно нужно взять под полный контроль. Именно ему. Как он сказал — 'Потому, что остальным слабо.'

Кац, разумеется, возражать не стал. Мудро уклонился. В шоу-бизнесе он не понимал ровно ничего, а вскоре и воочию убедился, что остальным такое и правда 'слабо'. Покорение шоу-бизнеса, Азраил начал с того, что на сцене, именуемой рингом, кулаками забил какого-то огромного негра. По-английски Кац не понимал, но заголовки, вышедших на следующий день газет, прочитать сумел. Действительно, развлечение для дураков, но ведь и дураков, в широком смысле этого термина, подавляющее большинство. Это то Кац понимал и сам. На первый взгляд полная ерунда, при более тщательном рассмотрении оказывается совсем не ерундой. Это умным еще хоть что-то можно объяснить, а дуракам лучше все показывать.

Колю Зайцева, которого он уже воспринимал как младшего брата, Азраил оставил при себе, помогать покорять шоу-бизнес, а самого Каца отослал в распоряжение Пророка. Из Монреаля в Москву, через Дублин, уже летал рейсовый Дуглас, а в Москве его встретил и пересадил на поезд в Житомир лично бывший куратор — уже генерал-полковник, Наум Исаакович Эйтингон. Общаться с ним не как с начальником, а как со старым приятелем, Кацу понравилось. Он даже засомневался в том, что является последним седдукеем на Земле. Наум, пожалуй, тоже им был, хоть и не осознанно. Комиссия переоценки итогов и для него нашла третью Звезду, так что и в честь него предстояло переименование какой-нибудь областной столицы. Кац предложил объединиться и переименовать Житомир в Жидомир. Посмеялись. В Житомире его встретил суровый майор, тщетно пытающийся изображать искреннее радушие и лично отвез в Бердичев. Разговаривать с ним было не о чем, поэтому Кац, извинившись, всю дорогу изображал из себя дремлющего, одновременно размышляя о суровом майоре-атеисте, которого тоже предстояло принять в лоно религии. Трудно. Почти нереально трудно. Хорошо, что Пророк не он, а...

'Пророки тоже люди.', — сказал ему Азраил и Кац в этом сейчас убеждался лично. Всемогущий Сталин, при этом старик, которому нечего терять, сейчас, очевидно, очень сильно переживал. Он долго набивал трубку, потом молча ее скурил, выбил и тут-же принялся набивать снова. Набил, отложил, поднял глаза на Каца и с минуту внимательно смотрел ему прямо в глаза, казалось, пытаясь разглядеть саму Душу. Кац, не отводя глаз, мысленно задал вопрос 'А кто, кроме нас?' и Сталин вопрос понял. Кивнул и улыбнулся в усы.

— Ладно, пророк, так пророк. В конце концов, мне никто и никогда не обещал, что будет легко. Назначаю тебя вторым апостолом, товарищ Кац. Насчет атеистов и коммунистов трудности представляю. Они, несомненно, есть, но на мой взгляд вполне преодолимы. Но идея ведь, насколько я понимаю, в том, чтобы и все традиционные религии приняли новую и признали ее главенство. Что ты скажешь, к примеру, про иудеев?

— Скажу, что иудеи мне, в этом плане, видятся гораздо более вменяемыми. Они, при правильной подготовке, просто признают русских одиннадцатью утерянными Коленами Иакова и меньшинство подчинится большинству без потери лица. С иудеями мы обойдемся совсем малой кровью. Найдется среди них, конечно, новый Аарон, которого придется испепелить, но для новой религии это только на пользу пойдет. Главное, чтобы они были уверены, что и по-старому им веровать не запрещают и к новому допускают. Не всех, конечно, но достойных. В 'Орден Сталина', в элиту элит.

— 'Орден Сталина'? Волков мне о таком говорил. Ты тоже все помнишь?

— К сожалению, нет. Азраил пытался включить мне эту память, но включались почему-то только самые трагические воспоминания. Я не помню, но зато Он все помнит. Он говорит, что рано, или поздно, но мы это сделаем.

— И 'никто, кроме нас.'. Да помогут нам Авось, Небось и Сила Воли!

* * *

Сказка вторая. 'Орден Сталина.'

Пролог второй сказки.

3 апреля 1954 года. Республика Аляска. Олешев-Сити. Главный офис компании 'Эй Эн Би Си'.

Майкл ОЛири любил бокс. Судьба не предоставила ему шанса стать профессиональным боксером, хотя, грех ему, конечно, на Судьбу было жаловаться, но бокс для ирландца был той самой первой любовью, которая навсегда калечит психику любого мужчины. А то чувство, которое он когда-то испытывал, посылая в нокдаун Малыша ОБрайена, в грязном спортзале ОБрайена-старшего, невозможно купить ни за какие деньги. Это были мгновенья Счастья, а деньги, как показала дальнейшая жизнь — это всего лишь обуза.

'Чертовы русские, даже боксом не дают насладиться, у них даже бокс — философия. Вот и гонг... Двенадцать раундов. Это уже даже не мясо, а готовый фарш' Майкл ОЛири не любил наглых макаронников, считая их гадким замесом всякого Средиземноморского дерьма, что заполнило собой Италию, после падения Рима. Особенно, из всех макаронников, он в своей нелюбви выделял именно Рокки Марчиано, с которым ему лично, совсем недавно, пришлось согласовывать контракт на этот бой. Но сейчас, глядя как Марчиано тащится в свой угол, с трудом удерживая равновесие на двух конечностях, ОЛири жадному итальянцу невольно посочувствовал. Он сейчас был на все сто уверен, что русский мог прикончить чемпиона в первом же раунде. Причем прикончить в буквальном смысле, не нокаутом, а грустной церемонией прощания, под музыку похоронного оркестра. Однако он решил с ним поиграть в 'Лучший бой года'*

*Престижная премия журнала 'Ринг'

Этого русского, Майклу ОЛири прислали русские, ну а кто-же еще. Его партнер, компаньон и ангел-хранитель, мистер Родригес позвонил из Калифорнии и попросил принять этого совсем молоденького паренька, организовать все, что он попросит и ничему не удивляться. Однако, поудивляться Майклу ОЛири все же пришлось, умеют эти русские удивлять... На хорошем ирландском, с дублинским акцентом, паренек попросил как можно скорее устроить ему квалификационный бой в тяжелой весовой категории*, хотя сам очевидно прилично не дотягивал даже до полутяжа**. С кем именно будет бой, его нисколько не интересовало, как и гонорар. Единственное, что интересовало — это скорость. Выйти на бой с Рокки Марчиано, он должен был уже этой весной. 'Вы будете писать сценарий, а я его играть. У нас все отлично получится. Организуйте первый бой, а дальше война план покажет...'

*Свыше 200 фунтов/90 килограммов

**Свыше 175 фунтов/79 килограммов

На первый бой 'Эль Русо', удалось завлечь тридцати восьми летнего 'старикана' Джо Луиса, практически без ущерба для бухгалтерии компании, ведь сам русский от гонорара отказался, а рекламу бою удалось сделать просто отличную. В Cow Palace, посмотреть на этот бой прибыл лично Президент Республики Калифорния, мистер Эрл Уорнер, очень удачно пошутивший, что русские своих боксеров плохо кормят. Телосложением, 'Эль Русо' и правда больше напоминал легкого баскетбольного форварда, чем боксера-тяжеловеса. Все одиннадцать раундов, зрителям казалось, что опытнейший Луис вот-вот подловит этого, кружащего вокруг него 'комара' и прикончит одним единственным шлепком, но этого так и не случилось. В середине одиннадцатого раунда, Джо Луис, по прозвищу 'Коричневый бомбардировщик', вдруг мешком осел в центре ринга, а его секундант кинул на ринг полотенце. А после боя русский просто исчез. Из переполненного 'Кау Паласа', из-под прицела пяти телекамер и внимания полсотни журналистов...

Это событие породило даже больше ажиотажа, чем сам прошедший бой. Все-таки, Джо Луис — это хоть и славное, но уже прошлое бокса, зато в загадочном 'Эль Русо' уверенно опознали игрока в 'соккер', единственный раз засветившегося в, победном для русских, матче против сборной Венгрии. Где он точно также блеснул и исчез.

Исчез он тогда для всех, кроме Майкла ОЛири. Когда ирландец наконец распрощался со всеми высокими гостями и уже собрался ехать поужинать, то обнаружил 'Эль Русо' в собственном автомобиле, о чем то весело и беззаботно болтающим с филиппинцем-шофером. 'Я знаю, что вам пришлось потратиться на этот бой, поэтому за следующий я гонорар тоже не возьму. Все равно с кем — С Чарльзом, Ластарцей, или Уолкотом. Главное — как можно быстрее.'

На волне ажиотажа, Майклу ОЛири удалось организовать все три боя. Все три боя, в течении всего лишь двух с небольшим месяцев. Все три боя принесли ирландцу огромное эстетическое удовольствие от стиля, который сам русский называл 'Битвой оленя и дятла'. И все три боя принесли компании приличный доход, от которого по-прежнему отказывался русский. 'Главное до лета организуйте бой с Марчиано, летом у меня другие дела. Деньги обсудим после. Пока что тут серьезным парням и обсуждать то нечего.'

Русский оказался прав. За этот бой, чертов макаронник, со своим мерзким макаронным агентом, не только отжал у ОЛири все, что накопилось с квалификационных боев русского, но и довольно глубоко залез в его собственный карман. Русский, на его искреннюю просьбу изуродовать поганца до инвалидного кресла, только улыбнулся и посоветовал сделать ставку. Большую ставку. На нокаут в тринадцатом раунде. Ставку, Майкл, разумеется, сделал, и сейчас его буквально распирало смутно понятным ощущением. Ощущением торжества Справедливости над всяким жадным хамским дерьмом.

Майкл ОЛири отвлекся от экрана телевизора, который крупно демонстрировал Марчиано, с уже блуждающим, по другим Вселенным, взглядом. Ощущением торжества звдруг ахотелось поделиться с близкими.

— Сто против одного, что тринадцатый раунд будет последним.

Мистер Родригес только усмехнулся.

— Ищи дурака. Тринадцатый раунд, тринадцатая секунда и тринадцать сотых, и вы об этом наверняка заранее договорились. Пари заключи с Лючиано. Он из чувства национальной гордости, может и купиться на такую ставку. Если бы я хоть чуть-чуть был итальянцем, то хоть один доллар бы на национальную гордость, да не пожалел.. Сеньор Черчини, принимаете пари?

— Чисто из уважения к Шефу и национальной гордости, ставлю один доллар. Господа, рейтинг этой трансляции пятьдесят три процента. На четырнадцать больше, чем у вашего прошлогоднего Парада Победы и на шестнадцать, чем у футбольного матча СССР-Венгрия.

* * *

Добрая сказка про футбол 2.1

https://eresearch.livejournal.com/5136.html

* * *

Добрая сказка про футбол 2.2

https://eresearch.livejournal.com/5394.html

* * *