Ангарский Сокол

В Албазине же спускали на воду два судна с небольшой осадкой, построенных поморами по проекту Фёдора Сартинова, капитана БДК 'Оленегорский горняк', который остался без начальника у Новой Земли. Тяжело переживавший собственную глупость, как он считал своё желание прогуляться в новом мире, Фёдор Андреевич на долгое время замкнулся в себе и лишь с появившейся возможностью выйти на океанские просторы нашёл в себе силы заняться любимым делом. Сартинов и его офицеры приняли самое деятельное участие и в строительстве судов, а не только в их проектировании. Завершив монтаж паровых машин на корабли, занялись и их вооружением. Каждое судно получило по две отличных пушки новейшей ангарской разработки, сработанные из стадвадцатисемимиллиметровых буровых труб с последующей установкой на него литого удлинённого казённика методом скрепления — кольцом и соединительной муфтой на горячую посадку. Орудия выдавали впечатляющие для того времени характеристики — при калибре в сто девять миллиметров они были способны посылать осколочные и примитивные шрапнельные снаряды весом в двенадцать килограмм на дистанцию до трёх километров. Одно орудие занимало место на носу судна, перед рубкой, второе — на корме. Установлены они были на поворотных тумбах, вращающейся на триста шестьдесят градусов. Капитан Фёдор Сартинов после спуска судов на воду, не медля, присвоил обоим названия — 'Даур' и 'Солон'. Недолго думая, он решил считать эти корабли канонерскими лодками. Ходовые испытания обе канонерки прошли успешно и в середине мая, приняв на борт людей, боеприпасы и прочее, взяли курс на устье Зеи. Пугая периодическими громкими гудками и стелющимся чёрным дымом плавающих по Амуру местных рыбаков и жителей прибрежных поселений, канонерки за двое суток добрались до Усть-Зейска. Там приняли на борт людей Матусевича и оставили старшим в посёлке Петра Бекетова с дюжиной казаков и четырьмя десятками вооружённых винтовками тунгусов под командой Александра — сына одного из вождей ангарский тунгусов. Их задачей стало дальнейшее строительство острога.

До Сунгари шли двое с половиной суток. Ниже по течению попадалось всё больше обжитых человеком пространств, больше поселений и даже небольших городков, обнесённых частоколом или земляной стеной. Эта территория контролировалась маньчжурскими вассалами — князьями Гуйгударом, Балтачей и его военачальником князцом Толгой. Скоро они узнают о пароходах и, вполне возможно, что увяжут появление на Амуре самоходных, без гребцов и парусов, изрыгающих чёрный дым и оглушительно свистящих судов с отпадением нижней Зеи от их владений. Сазонов, расспросив Ципиня, понял из его сбивчивой речи, что маньчжуры приходят на Амур, спускаясь по Сунгари. А если её запереть, то у них останется лишь Уссури — не слишком удобный для них маршрут, но и его сбрасывать со счетов нельзя. В бассейне Сунгари на реке Хурха у маньчжур был северный форпост их государства Цин. В Нингуте десять лет назад была выстроена каменная крепость, а командовал тамошним гарнизоном мэйрэн-джангин Убахай. А гарнизон тот насчитывал год от года разное количество воинов, в крепости могло быть и три сотни, и семь сотен человек.

— Причём не лучшего качества там солдаты, — уточнил Матусевич. — Все хорошие воины у китайской границы.

По словам Ципиня, хан Абахай в случае необходимости мог прислать в Нингуту несколько тысяч воинов да плюс силы вассалов — ещё две-три тысячи человек. Предельной же цифрой пленник назвал десятитысячную армию с аркебузами и артиллерией.

— А ну глянь! Такие пушки? — Сазонов поднял чехол с одного из орудий.

— Нет, наши пушки совсем другие, — уставился на ангарское орудие Ципинь.

Было видно, что ему досадно от созерцания вооружённых самоходных кораблей нового неведомого врага.

А в Приамурье уже пришло настоящее лето. Июньское солнце щедро заливало светом и теплом всё вокруг. Канонерки проплывали мимо небольших, зелёных ещё полей, лугов, полных высокой густой травы с пасущимися на ней коровами. Стадами это назвать было трудно, редко когда ангарцы видели более шести-восьми рогатых животных сразу. Однако всё говорило о том, что земля тут обильна и при значительном приложении сил и средств способна стать богатой частью Ангарской державы.

— Уже рядом, — обречённо махнул рукой Ципинь. — На правом берегу, за тем леском.

На берег, где лес вплотную подступал к реке, канонерки высадили спецназовцев и отряд казаков под началом Семёна Дежнёва. Сходя по мосткам, Матусевич указал Сазонову на Ципиня:

— Алексей, он тебе ещё нужен? Давай, я его с собой заберу.

— Погоди, Игорь, пригодится ещё.

Спецназовец пожал плечами и отряд вскоре скрылся в густых зарослях высокого кустарника. А корабли, приготовив пушки к стрельбе с правого борта, на малом ходу пошли вверх по Сунгари. Вскоре на невысоком холме Сазонов разглядел маньчжурское укрепление. В приближении рассматриваемый в бинокль объект выглядел не слишком грозно. Обычная крепостица амурцев, которая более всего похожа на старый Умлекан. Невысокий частокол, несколько домишек внутри него, башенка, да пара домишек снаружи, у холма. Было видно несколько лошадей. Алексей даже почувствовал некую досаду оттого, что данный объект был столь несерьёзен. Крепостица отстояла от берега метров на двести восемьдесят — триста, не далее. Канонерки встали на якоря и, рассчитав траекторию выстрела, экипажи ждали отмашки Сазонова. А Алексей, тем временем, связывался с Матусевичем:

— Игорь, что видишь?

— Алексей! В этом укрепленьице может быть не более двух с половиной десятков человек. Ким разглядел несколько местных, вооружённых луками. Пару раз видел солдата с огнестрелом. Ворота не закрыты, служба завалена, нападения не ждут вовсе. Женщин и детей не замечено, думаю, надо атаковать. Мои рассредоточились по леску вокруг. Я готов.

— Понял тебя, Игорь! Начинаю обстрел.

У пушек замерли канониры, ожидая приказа Албазинского воеводы.

— Мужики, по готовности, пали!

Одно за одним рявкнули четыре орудия, окутав дымом палубу. Корабли заметно покачнулись. Едва ветер рассеял дым, взгляду открылась картина последствий работы ангарской артиллерии. В одном месте частокол был напрочь разметён, башенки также не было видно, а пыль ещё не осела, клубясь над местом взрыва. Было видно, как несколько оглушённых людей, пошатываясь, выбираются прочь с холма.

— Алексей! Я подхожу к укреплению, — вышел на связь Матусевич.

— Понял тебя, вижу. Казачков попридержи, вперёд выходят. Там огнестрелы были.

Сазонов в бинокль наблюдал, как по высокой траве, охватывая со стороны леса полукругом укрепление маньчжур, приближались казаки и спецназовцы, держа холм на прицеле. Среди них был и Сергей Ким. Посматривая на обрушенный частокол в прицел СВД, он внезапно увидел то, что ожидал увидеть, но не так скоро:

— Тынджу...

Один из оглушённых солдат в крепостице был в типичном корейском круглом шлеме, плетённом из глицинии. Сколько раз Ким видел его и в южнокорейских исторических фильмах, и в малобюджетных сериалах, и в Сеульском историческом музее. И вот этот шлем здесь! Один из спецназовцев уже прицелился в присевшего на корточки солдата, обхватившего голову руками.

— Не стреляй! — крикнул Сергей. — Игорь! Тут корейский гарнизон!

— И что с того? — возмутился Матусевич. — А если он пальнёт в тебя и не посмотрит, что твой брат?

— Соколов говорил о том, что нам нужны связи с Кореей! Вот тебе ниточка к ней! — возразил Ким.

Майор кивнул и предупредил по цепочке бойцов о стрельбе на поражение, как о крайней мере. Стрелять и не пришлось, оставшиеся в живых шестнадцать вражеских воинов, из которых только четверо были корейцами, быстро были обезврежены спецназовцами. Восемь амурцев, вероятнее всего, солонов, пинками отогнали прочь, приказав им уходить домой, четверых маньчжур же связали. Ким с интересом оглядывал своих собратьев, одежда их мало отличалась от одежд амурцев, волосы нестрижены и заплетены лентами, висящими ниже ушей, у одного в середине в пучок собраны, а сзади висят свободно. У каждого из них на поясе висели деревянные пенальчики, заткнутые пробкой — меры пороха. Значит, они и есть те аркебузиры, о которых говорил Ципинь.

Ким поближе подошёл к тому, что был без шляпы:

— Ты кореец? — спросил Сергей на родном языке.

Воин с изумлением уставился на него и тут же быстро-быстро заговорил со своими товарищами. Учивший на Сахалине литературный сеульский диалект корейского языка Ким не понял пленников, разобрав лишь несколько слов.

— Серёга, я смотрю, ты их не cовсем понимаешь? — усмехулся Матусевич, снимая с одного из корейцев поясок с пенальчиками отмеренного на выстрел пороха.

— Понимаю, просто мне сложно говорить с ними. Уже почти двенадцать лет, как я по-корейски не разговаривал. Сначала армия, потом это вот. Ничего, со временем всё вспомнится. А эти товарищи ещё и на диалекте каком-то говорят, похож на хамгёнский, это северо-восток Корейского полуострова, — пожал плечами Сергей.

— А порох неплохой! Не хуже нашего, — раскатывая пальцами тёмный порошок, сказал Матусевич.

Вытащив из кармана свёрнутую в трубочку бумагу, он расправил её и, высыпав на поверхность немного порох, попросил Кима чиркнуть спичкой. Порох мгновенно сгорел, оставив на бумажке лишь жёлтое пятнышко.

— Ну точно, отличный порох! — воскликнул Матусевич.

Тем временем с кораблей подходили группки ангарцев. Пришёл и Сазонов, осмотрел вместе с Сартиновым результаты стрельбы. Первые выстрелы с обоих канонерок попали в цель, разметав половину укреплений и убив до трети находившихся тут воинов. Вторые же выстрелы легли рядом с частоколом, обдав градом осколков четырёх лошадей и немногих бывших вне частокола людей.

— А пушки надо на платформы крепить, а то второй выстрел уже с раскачивающейся палубы делается. Да и расшатаем так конструкцию к чертям, — заметил Сартинов, показывая Сазонову, как отклонился второй выстрел от цели. Вдруг Алексея окликнул пятидесятник Семён.

— Лексей Кузьмич, воевода! Пищаль манчурская, — Дежнёв держал в руках корейскую аркебузу. — Тяжеленная, зараза. Несподручно опосля ангарки-то. Заберу, авось и пригодится.

Подошёл к Алексею и Матусевич:

— Дальше что, Алексей? На Нингуту пойдём?

— Нет, — покачал головой майор, — рано ещё. Надо запереть до зимы Сунгари и оставить наблюдателей на Уссури.

— Следующий ход хочешь им оставить? — кивнул на пленных маньчжур Игорь.

— Получается так, — согласился Алексей.

— А что с пленными делать, товарищ майор? — спросил у Матусевича Мирослав.

Игорь вопросительно посмотрел на Сазонова.

— Корейцев отведите на 'Даура', маньчжур в расход. Патроны не тратьте. И надо будет сжечь остатки этого недоразумения, — Сазонов показал на полуразрушенную крепостицу.

— Токмо сначала пошурудить там надобно. Пороху взять, снеди какой, али железа, — сказал Дежнёв, отправляя на холм своих мужиков.

Ким, услыхав слова Семёна, тут же, хлопнув себя по лбу, метнулся вслед за казаками. Раз там были корейцы, должен быть и перец! Сергея уже давно болезненно мучило отсутствие этого продукта.

...Когда дерево уже пылало, корабли, развернувшись, уходили вниз по Сунгари на Амур. Пленные корейцы смирно сидели на корме под присмотром казаков и то и дело посматривали на Кима, разговаривающего с человеком, что приказал убить их недавних командиров. Им не хотелось повторить бесславную смерть маньчжур, поэтому взгляды их были преисполнены немой мольбой. По их мнению, выручить их мог только тот высокий кореец, что служил у этих бородачей. По-видимому, он был из высокопоставленной семьи, наверняка сын кого-то из сеульских чиновников, бежавший от маньчжур на север.

— Слушай, Сергей, а когда это Соколов говорил о том, чтобы выйти на Корею? — недоверчиво поглядывая на пленных, отчего те прятали взгляды в доски палубы, спросил Кима Сазонов. — Ты знаешь, Матусевич, вон, знает, а мне не ведомо это. Как так?

— Товарищ майор, он не говорил такого. Это я думал... — начал было Сергей.

— Ты думал?! — нахмурился майор.

— Понимаете, товарищ майор, в нашем положении у нас не так много вариантов для стратегического союза с местными народами. Более-менее развитое государство, имеющее большой опыт ведения войны с использованием тактики, схожей с нашей, то есть широкое использование огнестрела — это Корея, — скороговоркой выпалил Ким.

— Так нас прямо сразу и приняли в союзники, — недоверчиво протянул Алексей.

— Не сразу, конечно, надо наладить связи. Нужно сначала продать им наши винтовки и кое-какие технологии и, конечно же, заявить о себе как можно громче.

— А мы потянем полноценную войну с Цин?

— А не будет полноценной. Вся эпопея русско-цинского противостояния семнадцатого века — это серия локальных столкновений, в которых у нас отличные шансы. В отличие от полномасштабной войны на истощение. К тому же маньчжуры завязли в Китае, а если мы перекроем Сунгари, то они будут отрезаны от своих вассалов, а мы сможем устроить тем временем чистку на Амуре от проманьчжурских князей.

— Сергей, ты где был всё это время? Почему молчал?! — нахмурился Сазонов. — Почему только сейчас выдаёшь такую информацию?

Ким только пожимал плечами, а Алексей махнул рукой и стал пробираться по борту к Дежнёву на нос корабля.

Вверх по Амуру пошли только после небольшого путешествия к устью Уссури. Сазонов хотел показать свои канонерки как можно большему числу амурцев, чтобы о них пошла гулять молва средь них. Назад, к Усть-Зейску шли медленно, с частыми остановками в пути. Остановки Сазонов старался делать в непосредственной близости от более-менее крупных городков. Зачастую, старосты поселений, возле которых ангарцы становились на отдых, присылали мальчишку — узнать, что нужно не проявляющим явной агрессии гостям. И тогда за нехитрые железные изделия и стеклянные поделки — разноцветные бусы и разного рода фигурки амурцы приносили к кораблям свежий хлеб, яйца, молоко и парное мясо. Сазонов позволил даже взять и местного вина. Кстати, на каждом ангарском изделии, что меняли амурцам, стояло клеймо — пикирующий сокол. Это нужно было, чтобы ангарцев впредь сразу узнавали, такой же герб был прикреплён и к бортам обоих кораблей. Наконец, спустя несколько дней, канонерки уже приближались к Зее.

— Острог они уже должны скоро закончить, — сказал Сазонову Матусевич. — Там осталось башни поднять, казарму поставить и пушку поднять на стену.

— Отлично, потом будем на Сунгари острожек ставить. До зимы, может, успеем хоть зимовье сладить, — отвечал Алексей.

Ким, тем временем, пробовал поговорить с пленными корейцами. Выходило пока с трудом, но с каждым часом общения Сергей чувствовал, как улучшается его разговорная речь после долгого двенадцатилетнего перерыва. Так, он начинал понимать то, что ему говорили пленные. Оказалось, что корейский государь Ли Чонг по каждому требованию Айсиньгиоро Абахая был обязан выставлять воинов для нужд Цин. В связи с дефицитом у маньчжур огнестрельного оружия, корейские аркебузиры были как нельзя кстати. Часто маньчжуры вызывали своих вассалов, чтобы они усмиряли сунгарийских людишек, что бывали непокорны Цин. Совсем недавно корейцы участвовали и в разгроме князя Бомбогора, после чего амурцы признали себя вассалами Цин.