Парень сунул газету отцу под нос и потыкал пальцем в статью:
- Читай...
- Ну и? — безучастно спросил лавочник через минуту.
- Такой плуг был изобретен шестьсот лет назад. Им пользовались ровно до Пожирающего Хлада. А в Дур-Симе полевым рабочим вообще запрещено пользоваться металлическими инструментами. Что это за мистификации, что за технологические откаты?
- Просто стагнация, — подкурив, ответил лавочник.
После уничтожения трубки он тоже перешел на сигареты. Тоже на 'гремлина'.
- Какая стагнация? Почему тогда ее нет в индустрии бабского белья и прочих мод, вон газеты, сигареты, пушки новые — барабанные рейганы? Почему действительно важные вещи никто не развивает. Где прогресс? — Ред потыкал пальцем в альбом.
- Понимаешь, все сложнее, чем кажется. Этот твой прогресс никому не нужен, вот его и нет. Знаешь почему?
- Ну так обоснуй.
- Что, независимо от ситуации в стране, стоит всегда одинаково?
- Алкоголь и курево, — выпалил Ред. — И покупная любовь.
- Хорошо. А кто может повлиять на ситуацию в стране?
- Кайзер.
- И?
- Фюрсты?
- Нет. Они — шавки кайзера. Да и живут лучше всех. Им не нужны изменения.
- Дворянство?
- Пакт об ограничении дворянской вольницы.
- Военные?
- В некотором роде.
- В смысле?
- Ну я же служил в легионе, но не военный, — увидев замешательство на лице сына, лавочник продолжил. — Я приобрел все необходимые легионеру навыки, у меня есть опыт ведения боя, есть связи в армии. У меня даже моя старая аркебуза под кроватью лежит.
- К чему ты ведешь?
- Мужчины, что отслужили по пять или восемь положенных лет. От двадцати до шестидесяти, даже старше. Те, кто может и умеет держать оружие. Те, у кого есть оружие. Сколько их?
- Не знаю?
- Все. Все, кто сейчас не сидит на зоне, не валяется в канаве и не бродяжничает. Таких, как мы, намного больше, чем солдат в легионах, в десятки раз. И каждый недоволен чем-либо в империи.
- И что же им мешает взять оружие и повлиять на ситуацию?
- Вот приходишь ты с работы. Злой. Уставший. Ты мог бы жить лучше, ты достоин лучшего. Заходишь в дом, а там твоя жена в красивом белье, что будто сам Странник выбрал для нее. Точно, сегодня же один из бесчисленных праздников. Уже стало получше.
Лоуренс глянул на изображение девушки на качели. Закрыл альбом.
- Она видит, что ты устал. Наливает тебе прохладного пива. Ты кушаешь, закуриваешь сигаретку — еще лучше, — лавочник смял сигарету и кинул на пол. — Но злость еще держит. И тут твоя жена говорит, что у жены соседа новая побрякушка. Ты уже зол на соседа. Тебе же теперь тратиться. Ты обещаешь ей все, что она хочет, и получаешь замечательный, отгоняющий злые мысли секс. Все — злость перенаправлена на ближнего или нижнего, а кайзер — молодец. Деньги-то он платит.
- Но не всякая же женщина меркантильная тварь... — опешил Ред.
- Конечно, но хороших людей мало. Добрых женщин больше, чем добрых мужчин, но их все равно невероятно мало.
- А кто не женат?
- Идет к шлюхе. Кайзер опять молодец — разрешил публичные дома, да и деньги платит. Налог с сутенера берет, а потом тот тебе возвращается в виде жалования. Какой же умница наш Ауринк — все продумал...
- А что со злостью?
- Раньше сублимировалась в жалобах на жизнь в баре с приятелями, теперь же достаточно почитать газету. Гляньте, беспорядки в верхней палате. Пэры и лорды бьют друг другу морды. Вот гады, ни хрена не делают, но забавные. Пусть живут. Все — уже полегчало.
Лавочник порылся под кроватью. Достал ружье.
- Деньги кончились — бери пушку и иди в контрактники. Вот ты и снова в легионе, сынок. Старослужащий болванчик. И так по кругу. Пока ты не продашь свою аркебузу и не сопьешься.
- Все идет по кругу... — тихо повторил Ред.
- Пока тебе достаточно комфортно, ты не оторвешь зад от кушетки. Наш ненаглядный правитель приручил своего опаснейшего врага, который и есть его сила. Первое правило главы государства — не воюй с мужиком. Он и не воюет... хотя, ничего ему не сделать, — тяжело выдохнул Лоуренс.
Лавочник забросил под кровать лучевое ружье и откинулся на спину.
- Пока ты зациклен на выполнении своих сиюсекундных хотелок, тебе нет дела до того, что действительно происходит в мире. Никому нет дела. Ведь кто-то бессилен, кто-то запуган, кто-то вне закона, кому-то все это выгодно, а большинству — плевать. Вот тебе и стагнация, сынок. И что же ты с этим будешь делать?
- Приму к сведению, — прошипел сквозь зубы Ред и ушел.
Редрик месяц штудировал историю, газеты и трактат об общественном расслоении. Сплошные несоответствия и ложь. Даже учебник лгал, парень это чувствовал.
Снова удары. Удары крови в висках. Удары гремящих сапог по бетону тракта. Удары кулаков о несокрушимый остов обугленного великана, посреди моря цветов — древний труп научил парня бить. Груша для битья, только акация. Срываешь гнев на трупе, а виновники живы.
Удары когтистых рук по лицу.
- Редрик, Редрик, проснись! — кричал Гизмо.
- Что? Я же сплю. Отстань, — парень открыл глаза. Зря.
- Смотри, я же говорил, что скажу тебе первому. Сработало. Гляди, он появился. Он вышел на свет! — ликующе кричал гремлин.
- Что это? Откуда... Мля-я-я, Гизмо! Убери от меня эту херню! И больше никогда мне ее не показывай!
* * *
7
* * *
Максимальная продолжительность жизни самца гремлина равна полувеку, но кемадо — исключение, как и их потомки. Пастырю было уже далеко за семьдесят, но лишь благодаря аскезе и целибату. Размножение у гремлинов — трудоемкий процесс, отнимает много лет жизни. Так выгорели его братья.
Самки живут до полутора веков, но и в отличие от самцов теряют больше и размножаются чаще, вынужденно — их в десятки раз меньше.
Лабиринт — ритуал продолжения рода. В недрах глубоко под горой Колхидой, что располагается к северу от Вольнограда, на стыке Осевого и Межевого горных хребтов, раскинулась колоссальная сеть подземных тоннелей. Даже Диего уже не помнил, какие из них вырыты драконами, какие — гремлинами, а какие еще кем-либо. Часть, что расположена под самим Вольноградом, именуется Лабиринтом.
Удивительна эта часть тем, что она будто рылась по строгому плану. Эти тоннели представляли собой сеть переходов с сорока семью залами, что при рассмотрении с любого ракурса складываются в удивительно правильный узор. Сорок седьмой зал располагался ровно по центру и был крупнейшим. Он назывался Гнездом. От Гнезда шли короткие прямые тоннели к каждому из залов поменьше, а также множество переплетающихся окольных путей — 'дорог жизни'.
Наступал период размножения — вторая половина осени. Гремлинов приводили в Гнездо. До сорока шести самок и неограниченное количество самцов. Самок вели в залы по коротким тоннелям, которые затем охранялись служителями храма Первого Пламени. Самцы уходили по 'дорогам жизни'.
Во время периода размножения мускус самок выделялся на порядок обильнее и менял состав. Вместо того чтоб гореть, он затвердевал под воздействием открытого огня. У самцов же отворачивался 'фиговый щиток' в паховой области, что прикрывал отверстие в брюшной полости, там располагался шлангоообразный отросток. Напрягшись, гремлин мог выстрелить из него специфической жидкостью.
Так и производился забег. Самцы пробирались по 'дорогам жизни' в залы к самкам, попутно отстреливая друг друга. При попадании чужой жидкости на тело половой орган гремлина втягивался, а щиток захлопывался до следующего периода. Защититься можно было лишь за укрытиями и выпустив струю пламени, но столкновение огня и жидкости вызывало взрыв, этим следовало пользоваться с осторожностью.
Так самые быстрые, хитрые и ловкие гремлины добирались до самок, возвращаясь потом с ними в Гнездо. Там из мускуса самки вокруг нее строилась кладка в виде кластера колб-яиц. В каждую заливалось немного половой жидкости самца, остальной объем заполнялся питательным раствором из вырастающих из спины самки трубок, что подводились к каждой колбочке. Так гремлин оплодотворял самку, а остальные самки и служители храма ухаживали за ней и кормили. Кладка зрела от восьми до десяти лет.
Проигравший же гремлин должен был вернуться и принести пожертвования в храм, на которые будут ухаживать за самками, после чего заняться своими делами. Гизмо не вернулся, ведь он не проиграл.
Облить гремлина водой считается страшным оскорблением не просто так. Она — сродни слабой кислоте для человека. Отбиваясь от соперника, Гизмо перестарался с пламенем. Часть тоннеля вместе с ним обвалилась. Он летел сквозь тьму, пока не упал в подземное озеро, из которого лишь чудом выбрался. Ледяная вода попала в брюшную полость, повредив половую систему. Все знают, что бывает в таких случаях — бесплодие до конца дней.
Будучи выращенным матерью-полуросликом, Гизмо разительно отличался от своих сверстников. И хоть он был тверд в убеждениях следования традициям, матушка Сара показала ему то, чему даже не смогла научить их народ королева драконов. Она научила его искренне любить, как это делают жители поверхности, особенно это повлияло на отношение Гизмо к самкам.
Гремлины из-за своего образа жизни и размножения не заводят привязанностей, ни дружеских, ни любовных. Все и так вместе, все у всех общее. Но у Гизмо была одна мать, один отец, один брат и девушка, что была для него единственная в своем роде.
Он видел странные, ни на что не похожие отношения своих родителей и попытался перенести этот опыт на Бланку, так ее звали. Спрашивая советов у матери, он учился любить, научил и ее. Все свободное время Гизмо проводил с ней, даже когда его забрали в послушники.
Больше всего на свете он хотел прожить с ней всю свою жизнь. Вырастить с ней родных детей, просто быть вместе. Как его родители. А как того хотела она... Но теперь это было невозможно. Он подвел ее. Бесплоден. Теперь она замурована в кладке почти на десяток лет. Инкубатор для детей от чужака, которых у нее отберут. Исполненный горечью, Гизмо сбежал. Он не мог посмотреть ни в глаза матери, что научила его любить, ни девушки, которую так подвел.
Так он и проводил дни, пытаясь забыть свой позор. Избегая компании собратьев и семьи. Но продолжал поститься и жить по заветам Мико, в меру сил. Не отлынивал от труда, поддерживал пламя в своем доме, учился уживаться с окружающими. Он прожил отведенную гремлину половину жизни, надеялся, что о нем забыли. Но это было не так.
Пришла посылка и письмо. Похоже, Пастырь сжалился на Бланкой и тайно передал ее послание сыну, так что ничего не говорило о его участии. Тем, кто ее оплодотворил, был Скордо, но среди детей не оказалось ни единого отпрыска кемадо. И теперь Бланка отдыхала. Она все это время ждала его. Надеялась, что он жив, что он вернется, что они снова будут вместе. Бланка подарила ему часть стенки своей кладки — жест, которого удостаивались лишь лучшие из гремлинов, будущие кемадо.
Становясь кемадо, гремлин в буквальном смысле перерождался в пламени создателя. Получал часть его силы и долголетия, исцелялся от всех недугов. Это был единственный шанс на осуществление его мечты. Но что он может предложить последнему дракону, чем он заслужит его внимание и одобрение, он — никчемный калека, что всю жизнь лишь прятался от своих проблем? Гизмо боялся сам идти к Каднификару, он понимал, что недостоин такой встречи.
Но у судьбы были свои планы. Тогда Гизмо понял, что все или ничего. И все сошлось...
- Все благодаря моей встрече с вами, что в конечном итоге вылилось в самое удачное стечение обстоятельств, что я мог представить. Я — кемадо, я здоров, она меня ждет. В следующем году я войду в Лабиринт и выйду вместе с Бланкой. И мы будем вместе. Спасибо тебе, ардиендо. Спасибо, Редрик.
Ред сидел на кровати и нервно курил.
- Гизмо...
- Да, брат?
- Ты даже не представляешь, насколько я за тебя рад, но лучше бы ты не махал передо мной своим членом или что это вообще такое, на протяжении всей этой истории.
Видимо, Гизмо так увлекся повествованием, что так и забыл спрятать свой половой отросток, размахивая им в напряженных моментах.
- Прости-прости, он не показывался много лет. Я просто рад его видеть, — гремлин смотал свой половой шланг.
- Ох мля, а вот мне хватило на всю оставшуюся жизнь. Теперь не заснуть. Ты, как знаешь, а мне нужно выпить...
Завтра будет караванный день. Когда Гизмо ушел, Ред понял, что лучше не пить. Парень разгреб свои скарб и вытащил лежак, на котором моментально вырубился. Базовые предметы Редрик освоил, пора разобраться и с магией, особенно той, которая под боком.
Справочник по артефакторике и рунической морфологии был неимоверно толст. В первую очередь приводился раздел по рунической письменности. Редрик был приятно удивлен тем, что та, даже на первый взгляд, оказалась довольно знакомой. Он обратился с этим к Валенсии и не ошибся.
Теперешний язык гномов был прекрасно систематизирован, но лишь благодаря языковой реформе пятисотлетней давности. Из него были отброшены все ненужные структуры и десятки тысяч слов, что могли трактоваться лишь в едином ключе. Их заменяли на структуры с минимум четырьмя значениями, вплоть до 'идеальных' — десяти-смысловых структур.
Например — война, мир, свобода, подчинение, тьма, свет, любовь, долг, отчизна и пельмень записывались одним словом, смысл которого выводился лишь из контекста. Ред много думал над тем, как часто те цепляются к словам и переспрашивают. Хотя у гномов есть время наловчиться, все-таки живут по двести пятьдесят шесть лет.
Так называемое 'руническое письмо' являлось старым языком гномов. В приведенных комментариях и разъясняющих параграфах особо подчеркивалось удобство слова с четким единичным значением, что вызывало строгую ассоциативную привязку к определенному явлению.
Старый язык так и рождался. Когда гном сталкивался с чем-то, он не пытался трактовать это событие с помощью известных слов — он придумывал новые. Только в обозначении классификации искр, что высекал молот кузнеца, были десятки наименований.
В давние времена гномы были исследователями, они изучали и классифицировали мир, как никто другой. Их старый язык очень хорошо подходил для четкого определения явлений и событий, что было так необходимо в рунной магии и артефакторике. Эти два предмета были неразрывно связаны, о чем свидетельствовало наличие специализированной сдвоенной кафедры в Шараге.
Проработав справочник от корки до корки, Ред принял волевое решение распотрошить лежак, а дальше будь что будет. Ничего не сгорело, не взорвалось, пальцев и так было не полное количество, вывод — повезло.
Кроме набивки, внутри лежака оказалось полотно с замысловатым руническим узором, в самой набивке были обработанные шарики из магического кристалла. Путем сравнительных заключений Ред пришел к выводу, что кристаллы находятся в концентрических узлах — ключевых точках рунического узора. Сидя и разбираясь в схождениях линий к этим точкам, благодаря справочнику, Ред обнаружил составные слова, что представляли собой наложение рун старого гномьего языка.
