Когда адъютант вышел, Колычев, задумчиво помешивающий ложечкой в стакане, высказался в том смысле, что ликвидацию ганса надо бы оформить как следует. В смысле, как положено. То есть не приказом — хотя, конечно, и им тоже — а приговором. Суда. И не просто вынести приговор, а оставить на месте его приведения в исполнение копию со всеми положенными подписями на русском языке и отдельно — на немецком. Но вторую можно уже и без подписей, просто с указанием, кто подписывал.
Услышав это, Берия застыл со стаканом у рта. На его лице отразилась напряжённая работа мысли. Особые тройки как ввели в тридцать седьмом, так в тридцать восьмом и отменили, а военно-полевые суды, существовавшие до Революции, во времена оголтелого царизма, так с этим царизмом в прошлое и канули. И как теперь быть?..
Нет, понятно, что предложение старшего майора Колычева правильно и с политической, и с государственной точки зрения, но сроки, сроки!..
И, наверное, поэтому Нарком не стал давать каких-то определённых обещаний, сказав только, что попробует что-нибудь сделать.
Затем обсудили ещё несколько рабочих вопросов и наконец расстались. Командир с князем и Гусевым отправились к нынешнему месту дислокации группы, прихватив папку с материалами по делу, а товарищ Берия остался выяснять, уточнять и согласовывать...
Обратно уже не спешили, но всё равно до базы добрались ещё затемно. Постояли, поглядели по сторонам и, поскольку ни Командиру, ни Сергею спать не хотелось, не говоря о князе, дружно решили посидеть на скамейке. Да и поговорить было о чём. Точнее, поспрашивать. Кое-кого. А поскольку товарищу старшему майору Колычеву проявлять любопытство было невместно — ну, или не очень вместно — то эту без сомнения важную и почётную обязанность взял на себя обычный майор. Гусев. Собравшись с духом и ожидая, что ему сейчас предложат подумать самому.
Однако напарнику то ли было лень издеваться над учеником, то ли он принял во внимание, что сидящему рядом Ивану Петровичу тоже интересно, что за хрень творилась с Наркомом, но он ответил. Объяснив, что Сила — она такая: или ты ей повелевать будешь, или она тебя подомнёт. Что с "боярином из рода Бериева" и случилось. Потому как не слушает умных... этих... ну, к которым Кощей относится.
Потом князь подождал, пока Колычев с Гусевым переварят услышанное, и добавил, что если какой люд будет с ним, Кощеем, долго общаться — или не очень долго, но тесно — у него проснутся способности к работе с Силой (если раньше не проснулись), и вот тут потребно будет глядеть в оба. Потому как ежели поначалу Сила будет просто накапливаться, то потом она может и через край перехлестнуть. А там — как повезёт. Если очень — просто концы отдашь, если нет — разума лишишься. Выжжет его Сила.
Примерно с минуту Гусев прикидывал, что к чему, и вроде бы всё понял, но на всякий случай решил уточнить:
— А если совсем чуть-чуть? Ну, перехлестнёт?
Напарник пожал плечами:
— А какая разница?
Командир, всё это время сидевший и слушавший, вдруг заёрзал, и Кощей, не дожидаясь вопроса, успокоил:
— В порядке ваш Великий князь.
Подготовка к заданию началась утром, через пятнадцать минут после завтрака. Ровно. Когда Кощей отвёл Гусева на середину полянки, усадил на постеленную там плащ-палатку и сказал, какое упражнение делать.
Точнее, упражнений было всего три: посмотреть на себя изнутри и увидеть Силу, оглядеться с помощью этой Силы вокруг на... На сколько сможешь. И третье — продолжая глядеть в себя и вокруг, перегонять Силу по разным частям тела. И так — до обеда, после обеда — до ужина, ну, и чтобы жизнь не казалась слишком сладкой, после ужина и почти до самого отбоя.
Вот именно: как в "старые добрые времена" тёмное время суток у Серёги наступало по команде напарника "Спать!". При этом, в очередной раз переставляя ставшие вдруг резко непослушными ноги в сторону койки, майор краем глаза уловил заинтересованно-задумчивый взгляд Командира...
Сам же Кощей, если верить Силе ("Ох, хорошо, князь этих слов не слышит!"), постоянно мелькал где-то поблизости. Время от времени подходя и явно проверяя, чем там занят его ученик.
На четвёртый день подготовки сразу после обеда напарник, ухватив Гусева за плечо, повёл (потащил!) его на запущенный огород позади дома, к стоявшей там баньке. Отсчитав от строения десять своих шагов, он подозвал Сергея, молча вручил вытащенный откуда-то наган и так же молча ткнул пальцем в бревенчатую стену. Давай, мол, покажи, что умеешь.
Оглядев оружие и не обнаружив ничего необычного, кроме покрывающих ствол, рамку и барабан мелких царапин, складывающихся в странный узор, Гусев прицелился в хорошо заметный сучок размером с трёхкопеечную монету и осторожно нажал на спуск.
Раздался еле слышный хлопок, механизм приглушенно, как из-под одеяла, лязгнул, и револьвер заметно сильнее, чем обычный, ткнулся в ладонь. Кощей, стоявший рядом и внимательно за ним наблюдавший, придержал руку, которую Сергей хотел было опустить, внимательно её осмотрел, ощупал запястье, большой палец и о чём-то на несколько секунд задумался. Потом вернул револьвер, который успел отобрать, и отойдя к баньке, ткнул своим тощим пальцем в две точки на стене. Одну на полметра ниже другой. Объяснив, что сначала надо всадить две пули в нижнюю, причём быстро, а потом одну в верхнюю, но уже с небольшой задержкой.
По прикидкам Гусева, это получалось два выстрела в грудь сидящего за столом человека, потом посмотреть, попал или нет, и для уверенности добавить в голову. Мысленно хмыкнув и дождавшись разрешающего кивка, бравый майор быстро отстрелял назначенное упражнение, после чего выпятил грудь (мысленно! А то не дай... этот... в общем...) и гордо посмотрел на напарника. Тот тоже хмыкнул (но в отличие от некоторых — вслух), снова чуть ли не обнюхал руку и, коротко бросив: "Иди. Упражняйся", — неторопливо и с достоинством зашагал в направлении штаба группы. Наган, что примечательно, опять уволок с собой...
На пятый день с самого утра пошёл мелкий, но частый дождик, и Гусев предпринял героическую попытку если уж не заняться чем другим, то хотя бы перебраться под крышу. Однако попытка не удалась, и пришлось Серёге, сопровождаемому добрым напутствием: "А Сила тебе на что?" — возвращаться к ставшей уже почти родной подстилке. Там он до самого обеда пытался что-то поделать с падающими сверху холодными каплями, но в конце концов дождь прекратился сам. Перед самым обедом. То ли уже выполнив свой план на сегодня, то ли устав ухохатываться с этого странного двуногого.
После обеда всё прошло по стремительно становящемуся привычным распорядку, а к ужину в группу прибыл курьер, притащивший пухлый пакет с дополнительными материалами по цели и месту работы и, отдельно Кощею, большой свёрток на основе фанерного командирского чемодана. Само собой, по сложившейся уже традиции вскрывали пакет втроём: Командир, поскольку ответственный получатель (расписывался), Гусев — на случай, вдруг помочь чем понадобится, и князь, как представитель привлечённого к операции союзника.
В пакете находились пара свежих фотографий Функа, полтора десятка видов различных зданий, могущих представлять интерес, и уточнённая по данным подпольщиков карта города. Вот по этой карте, сверяясь с приложенным описанием, они и ползали почти до полуночи. Потом Гусеву дали команду спать, и он, чуть ли не погибая от любопытства, пополз к своему месту.
Сергею, несмотря на однозначный приказ, не спалось. Конечно, поначалу он полежал, закрыв глаза и, кажется, даже начал погружаться в привычно-ласковую и такую уютную Темноту. В Темноту, готовую, едва заметно покачивая, баюкать маленького Серёжу Гусева до самого утра. До того мига, когда над горизонтом покажется ещё совсем маленький, но уже нестерпимо-яркий и такой же нестерпимо-горячий краешек солнца...
Однако эта Темнота вдруг куда-то исчезла, и Сергей, открыв от неожиданности глаза, уставился ими в почти непроницаемый мрак неизвестного помещения. И только глянув с помощью Силы, он узнал их с князем комнату на нынешней базе группы. А сна почему-то не было. Даже глаза не слипались. Это должно было быть удивительно, но прислушавшись к себе, Гусев понял, что не испытывает и удивления тоже. Почему-то...
Лежать просто так быстро наскучило, и майор решил прогуляться. На всякий случай — недалеко, вокруг дома. А там, может, и сон вернётся.
Сказано — сделано. Соскользнув с койки, Сергей прямо так, в нижней рубахе, кальсонах и босиком совершенно бесшумно — ни одна половица не скрипнула — вышел на крыльцо. Топтавшийся там часовой посмотрел вопросительно, но Гусев только отрицательно качнул головой — ничего, всё нормально, бди. Постоял немного, дыша полной грудью, и неторопливо, как и хотел, зашагал вокруг дома, с удовольствием ощущая прохладу ночной земли босыми ногами.
Сделав круг, майор снова постоял на крыльце, раздумывая, прогуляться ещё или хватит. Решил, что достаточно, и вернулся в дом. Однако пройдя сени, повернул не направо, в свою комнату, а налево, в кабинет Командира. Почему? Он не смог бы ответить, даже если бы спросили. Просто ноги сами понесли в ту сторону.
Тонкая дощатая дверь (дом до войны считался если уж не богатым, то в достатке) даже не скрипнула хорошо смазанными петлями, и Сергей проник внутрь, ничем не побеспокоив чуткий сон любимого начальства. При этом осназовец внутри Сергея не переставал восхищаться беззвучностью передвижений, постоянно напоминая себе, что было бы неплохо поблагодарить своего замшелого учителя хотя бы за это. Начальство же тихо посапывало за занавеской, и Гусев, прислушавшись и удовлетворённо кивнув, повернулся к столу, посреди которого стояло оно!.. Ну, в смысле, он, конечно, потому как чемодан.
Потом был внимательный — сначала простым глазом, потом с помощью Силы (ещё одно полезное умение, привитое старым усталым наставником) — осмотр. И хотя никаких признаков ловушек не обнаружилось, имея дело с таким любителем злых шуток, как князь ночной, следовало держать ухо востро и быть готовым ко всяким неожиданностям. Хотя бы уже потому, что этот выходец из времён оголтелого феодализма умел скрывать всякие пакости лучше, чем ныне живущие — разыскивать.
Другими словами, не обнаружив никаких сюрпризов, Сергей оказался перед выбором: или довериться своим чувствам и рискнуть, или возвращаться в койку, надеясь, что заснуть всё же получится.
Состояние нерешительности продлилось всего несколько мгновений. Затем майор госбезопасности Гусев выругал себя нехорошими словами (мысленно!), заодно напомнив (тоже мысленно!), кто он есть (осназовец и большевик! И красный командир!), и...
Нет: отвага — это не обязательно глупость, и потому Сергей для начала внимательно огляделся и наметил парочку путей быстрого и, главное, скрытного — чтобы никого не разбудить — отступления. И только после этого решительно протянул руку к чемодану.
Открывшаяся сама собой, стоило только её коснуться, крышка вызвала у Гусева лёгкое волнение ("Хрен там! Паника с испугом! Правда, быстро прошло"), которое, впрочем, почти сразу улеглось, и майор твёрдо и опять же решительно заглянул внутрь.
Хотя, конечно, по здравом размышлении, лучше бы не заглядывал. В чемодане, аккуратно обложенная со всех сторон чем-то белым и мягким на вид, покоилась отрезанная голова напарника. Как будто почувствовав взгляд Сергея (а может, и правда почувствовала?.. Да не! На хрен! Она ж мёртвая!), голова приподняла веки, и проскрипела:
— Чё уставился? Запчастей никогда не видел?
— Э-э-э... Это... — от удивления Гусев забыл не только слова, но и о спящем за занавеской Командире, который может проснуться, если разговаривать в полный голос. — Н-нет, таких — нет!
— Ну так и не надоть! — проскрежетала голова. — Закрой, вон, ящик...
— Ага, — кивнул Серёга, поспешно опуская крышку. А из закрытого чемодана на удивление чётко донеслось:
— И вообще, просыпайся давай. Войну проспишь.
Эхо, такое же скрипучее, как и сам голос, ещё металось по закоулкам черепа ("Что наглядно доказывает его слабую наполненность!"), а тело Гусева, слетев на пол, уже приготовилось к отражению возможной атаки...
И только потом открылись глаза...
Проморгавшись, Сергей огляделся по сторонам и озадаченно крякнул: ни кабинета, ни чемодана с говорящей головой... "С запчастями", как она выразилась.
Зато была привычная комната с привычной койкой и — Гусев посмотрел на правую руку, сжимавшую трофейный "Вальтер" — пистолетом под подушкой. Тоже привычным, если судить по тому, что рука сама его ухватила, без всякого вмешательства головы... Получалось... получалось...
Да нет, ерунда это! Не бывает таких снов! Таких подробных и красочных!..
Или бывает?..
Постояв с минуту, но так и не определившись, бывают такие сны или это пошутил сами-знаете-кто, Сергей вдруг осознал, что выглядит сейчас по меньшей мере странно. И хотя этого никто не видит, но стоять и дальше в таком виде всё же не стоит. Вот только...
Гусев прикрыл глаза и, потянувшись к Силе, осмотрелся теперь уже с её помощью. Однако ни Командира, ни напарника не обнаружил — в самом доме и рядом с ним, кроме Сергея, находились только дежурный связист и часовой у крыльца. И если отсутствие Командира ещё можно было как-то объяснить — собственные внутренние часы уже вовсю сигналили о наступлении времени завтрака — то вот куда делся Кощей? "Хотя, — решил майор, услышав бурчание живота, — этот вопрос может и подождать..."
На завтрак Гусев всё же слегка припозднился, и потому из своих застал в столовой только Северова. Мишка неторопливо допивал чай (какой стакан, интересно? По счёту?), перестреливаясь глазами с немолодой уже (лет двадцать пять на вид) официанткой. Мысленно хмыкнув — на вкус и цвет, как говорится, — Сергей пометил в памяти спросить напарника насчёт шоколадок для главного радиста: пусть подругу побалует.
Увидев майора, официантка убежала на кухню, а Гусев, присев за стол к приятелю, устроил быстрый опрос на тему утренних новостей. Таковых оказалось совсем мало: Командира попросили посетить политотдел фронта, причём срочно, и он уехал ещё до завтрака. Что же касается князя, оперативников и старшины, Кощей их собрал в своей то ли мастерской, то ли лаборатории, и они всем кагалом что-то химичат...
Поблагодарив Северова кивком (всё равно он опять отвлёкся на... знакомую и, похоже, ничего вокруг не видел и не слышал), Сергей быстро, не замечая вкуса, очистил принесённую расторопной девицей тарелку с перловкой, в два глотка осушил стакан чая и, скомканно поблагодарив, выскочил из пункта питания и отправился на поиски напарника.
Собственно, поиски эти, начавшись в лаборатории-мастерской, там и закончились, поскольку вся тёплая компания обнаружилась в ней сидящими вокруг стола и занимающимися каждый своим делом. Гек с безымянными что-то толкли в небольших металлических ступках, высыпая получившийся порошок в одну большую деревянную миску. Старшина Нечипоренко помешивал длинной ложкой, сделанной непонятно из чего, в средних размеров котелке странной формы булькающее в нём... что-то. А сам Кощей медленно выцарапывал кончиком длинной толстой иглы какой-то узор на боку, похоже, серебряной фляги ёмкостью литра на полтора. Ну, или чуть меньше. Ещё две такие фляги лежали на столе, то ли уже обработанные, то ли дожидаясь своей очереди.
