— Попробуйте, — Немайн пожимает плечами, — вот только вряд ли что получится. Шифр примитивен — действительно сложный я бы не вскрыла на коленке. И то — переутрудилась, дело оказалось проще, чем я думала. Здесь все просто. Алфавит сдвинут на некоторое количество букв. Прочесть можно, не перебрав и тридцати вариантов. А мы-то частотный анализ делали... Преосвященный, я оскорблена! Кто-то счел камбрийцев варварами. Такими же, как саксы. И я зря осторожничаю, говоря "кто-то". Под инструкциями нет подписи, но имя даже я назову без труда.
— Я его назвал бы и без расшифровки. Я хорошо знаю руку, писавшую эти буквы. Только складывались они обычно в иные слова. Тебе следовало сразу послать за мной.
— Мне все равно захотелось бы прочесть скрытое. Значит, архиепископа Кентерберийского ты полагал единомышленником?
Час назад — да. Ровно до той поры, пока не ознакомился с деловитыми, рублеными фразами — сакс стал христианином, священником, иерархом — но в душе так и остался варваром. "Запомни — на весах крещение целого народа. Хвикке обещал креститься, и сделает это. Если победит." "Всякую женщину — убить. Всякого человека в сутане — убить. Проследи лично, Дионисий трусоват, ушастая демоница богата. Могут сулить выкуп. Не забудь назначить за головы хорошую награду. Лишний святой Церкви не повредит. Особенно — считающийся нашим сторонником. Папа должен узнать о событиях предстоящей зимы от нас." Воистину апостол Хвикке!
А Немайн ждет слов. И сестра ее ждет. От человека — не меньше, чем от церкви Рима, которая, здесь и сейчас — он.
— До весны многое может случиться, — сказал Дионисий, — но письма святейшему престолу я напишу уже теперь. Помимо армии варваров, есть и другие способы... Что я еще могу?
— Свидетельствовать о произошедшем перед королями, армией и народом. Остальным могу заняться и я...
Для начала — письмо Пенде Мерсийскому. Много величальных оборотов — суть короткая. Говорим Кентербери, подразумеваем — Кент. Еще одна армия! Потом — военный совет. Немного пополнившийся — легатом над тремя сотнями рыцарей из Кередигиона. Эти пришли позже всех, сидят тихо, но непременно поддерживают Кейндрих. Зачем им сильный Дивед? Разговоры... А там, на востоке, собирается новое ополчение Хвикке. Из медвежьих углов, с союзных границ. Встают, стягиваются. Кто постарше — отстаивать давнюю добычу, кто помоложе — защищать землю, на которой родился.
Результат — ничего! Пока — решили ждать гонца из Кер-Мирддина. Который мало что переменит. Да и будет ли? Сенат из таких же людей состоит.
Вечером навестили Эйлет. Героине достался дом с деревянным полом, не хуже королевского погоста. Уже ходит, но у руки на перевязи шансов нет. Мэтр Амвросий припечатал: высохнет. Так, что пальцами не пошевелить. Про отца — уже рассказали. Тогда — приняла, как кремень, между своими — выплакалась. Разумеется, в Майни. Тут еще Эйра влезла.
— Я тот мех прихватила... Помните?
Полмеха на троих — многовато. Но — первая чаша пошла по короткому кругу, и ее пополняли слезы. Женщин, но воинов. Второй не было. Эйлет остановила руку готовую наполнить чашу заново.
— Остальное — когда отомстим. Даже если оно превратится от старости в уксус — не будет мне слаще вина!
— И мне, — согласилась Эйра.
Посмотрели на Майни. Та спала. Эйра возмутилась, мы плачем, а она спит! Эйлет выудила здоровой рукой придавленную носиком Майни записку: "Пока не захмелела: Ивору — побудка по четвертой ночной страже, по первой дневной быть готовыми к выступлению. Эйлет, разыскать Эмилия, Окту. Сдохните все трое, но мне нужно снабжение трех легионов под Глостер через пять дней, и готовые лагеря по южному тракту, причем ближний — завтра к четвертой страже. Всех королей — болотом и торфяником, я сама с усами. Исполнять. Немайн."
Глава 6. Кер-Нид, Глиусинг, Гвент, Хвикке. Год 1400 ab Urbe condita, конец декабря — январь.
— Стража минула. Просыпайся!
Кто орет в ушко по утрам или трясет за плечо? Нион Вахан, легат-будильник. Сида потянулась. Первая мысль — маленького покормить. Вторая — желание придушить себя за то, что не рядом с сыном. Третья... Удивление, что спать не хочется. Что жизнь не окончена — ясно. Она никогда не окончится, пока на смену родителям приходят дети.
Сон и в уголках глаз не затаился. Несмотря на тяжелую работу, последние три дня и ночи перед битвой спала нормально — и вот результат. Хорошо. И что в постель уложили — хорошо, сидя спать неудобно. Вокруг кружком собралась команда, пробуждения ждет. Сестры. Ивор. Эмилий. Сейчас больше никого не нужно.
— Все, что успели — сделали. А снабжение — долгая игра. Но — работаем.
— Что с оценкой трофеев?
— Завершаем. Примерную общую сумму уже могу назвать. Нам, включая добровольцев, следует треть. Если ты готова отнести возможные неточности на счет своей доли — можно начинать выплаты. Учти, трофеи мы скупаем дешево. Зато и продаем дешево... Но дороже. Должны мы прибыль получить?
Эмилий улыбнулся. Такая вот акула рынка. Совершенно необходимая. Трудно поделить на двоих пять солидов, но можно, особенно если у обоих по топору. Кольчугу — сложнее. А шатер? Повозку? Коня?
Так вышло: немало доспехов и оружия досталось северной армии. Зато победители получили обоз. Кони спешившейся знати, шатры, повозки — и все их содержимое. И волы — неторопливые, но сильные. Больше тысячи одних волов. Фураж и провиант на три месяца для шеститысячного войска. Все это необходимо поделить... и нельзя. Слишком заманчиво использовать саксонский обоз по назначению. Только за это придется платить. И не Хранительнице. Ей он попросту не нужен: слишком медлительный. Она уже разменяла свои золотые на более быструю систему снабжения. Иное дело — доспехи. Это саксы могут себе позволить экономить на экипировке воина. Если что — бабы новых нарожают. А как быть, если после бойни рожать и не от кого, и некому? Так что покупать придется в основном доспехи. Которые Эмилий скупает у молодцов Кейндрих за четверть цены. А продаст за треть.
— Вот видите, преосвященный, тридцать три минус двадцать пять — восемь. Ровно по закону.
Немайн вспомнилось: "На эти два процента и живу". От реальных вложений-то выходит совсем не восемь процентов, а все тридцать три. Уши дернулись. Эмилий чуть расширил глаза. "Не выдавай". Немайн не выдала. На деле, и треть от оборота для военного поставщика процент божеский.
— Клан бы заплатил, — вздыхает Ивор. — Только у нас денег столько нет. И у остальных нет. Скотом разве. Хранительница, мы у тебя в долг возьмем, а? Понимаю, что грамотки. Да их же берут не сильно хуже серебра.
Начался привычный деловой разговор: обеспечение, сроки... Смахнув песок с подписанного договора, Немайн завела речь о предстоящем походе.
— Люди не обязаны идти дальше. Но — нужно. Если Хвикке не добить сейчас, они оправятся. Быстро. Уже на тот год саксы с континента вновь Гвент на зуб попробуют. А если их пропустят?
— Дрянные дела выйдут, — согласился Ивор. — Хотя Артуису тогда не жить. Значит, навестим Хвикке? Добро. С них есть, что взять.
— Взять мало. Нужно остаться. Для этого — не дать собрать ополчение. Каждый час на счету, а что творится с большой армией — видишь. Выхода нет, придется сунуться малой. Это риск. И все-таки я бы хотела, чтобы люди на него пошли.
— Прикажешь — пойдут, — хмыкнул Ивор. — А позовешь — тем более. Даже нехотя! После твоей песни... Знаешь, даже при Кадуаллоне никто не видывал такого количества улепетывающих саксов одновременно. И хоть пела ты — дрались все, и победа вышла общая. И никому не захочется терять причастности к победе. Позови их, Немайн. Пообещай славу — на века, как у рыцарей Артура. Пообещай добычу...
Стукнул кулаком по колену. Дернул вислый ус. Все выходило верно, да не совсем. Слава, добыча... Это говорят всегда и все! Конечно, если скажет Неметона, слова выйдут весомей. Но и этого может не хватить.
— Вот есть еще что-то! Чую, но прямо сказать не получается. Начну-ка издалека. Последние годы жить стало как будто чуточку тяжелей. Много парней в город уходит. А те, что остаются, землю так уже не холят. Почитай, все хозяева из молодых лишний урожай берут. А земля такого не любит, может и родить перестать, как под саксами. Я, конечно, ворчу — как на меня отец ворчал, но... Если внуки в них пойдут, не прокормимся. Земля им нужна. Новая. Жирная, равнинная. Которую можно пахать — а не только бороновать. Ради которой не нужно копать каналов. Которую не нужно разбивать на клетушки изгородями. Луга, на которые можно выгнать скот — а не окашивать осторожно, боясь повредить. Ленивая земля за Северном! Вот это им и скажи.
Тут неожиданно встрял Эмилий.
— А еще прибавь, что настоящие парни, ввязавшись в драку, доводят ее до конца.
Немайн осталась единственной в шатре, кто не заметил восхищенного взгляда Эйлет. Сам римлянин не увидел — спиной почувствовал. Отчего только шире развернул плечи. Вот это сида уловила. Что ж. Человек, в одиночку удержавший стратегическую переправу, заслуженно гордится подвигом. Для купца он еще скромен. Но решение — неплохое. Гленцы люди основательные. Довести дело до конца для них веский довод.
Что хорошо. Немайн совершенно не хотелось звать и вести за собой. Нет уж. Пусть каждый знает, на что идет. Возглавлять, организовывать, руководить — пожалуйста. А если в ряды затешутся слишком уж восторженные идиоты, рассчитывающие на песенки богини, а не на собственные копья да топоры — она их повычистит. Не то, ненароком, нормальных погубят.
Немайн деловито потерла руки. Как работать с людьми малыми — увидела, теперь следовало приниматься за великих. И первым — за Гулидиена. Как-никак, почти сюзерен. Надобно навестить. Провести по итогам боя военный совет. Начистоту, среди своих — без соседей, не всегда любимых, да непременно беспокойных.
Увы, король был зол и маловменяем. Ожидал, что Кейндрих, примчавшись, повиснет на шее. Не случилось. В результате — страдания. И все мысли — совершенно не о том. Честно пытался сосредоточиться на военных делах — не получилось. Мимо, как сквозь вату, проскакивали отрывки фраз. "Армия не готова к быстрому выступлению". "Но хоть часть". "Ирландцам досталось..." Тут Гулидиен тряхнул головой и подтвердил: тяжелейшие потери и наибольшая слава в сражении выпали на долю легкой пехоты и первой линии копейного строя. Так что пусть ступают по домам: долг свой исполнили. От всей последующей добычи всем, кто вернется теперь — и выжившим, и семьям павших — определить половинную долю. Потому как во всех будущих победах будет и их слава, и их риск. Легат-ирландец, еще вчера не ожидавший, что командование гленскими Десси свалится на него, молча кивал.
После минутной активности король снова впал в оцепенение и принялся разглядывать кружащую вокруг лампы моль. Легаты высказались по три раза, а командующий все никак не удостаивал решением. Ивор хлопнул ладонью по столу.
— Это король Британии? — спросил громко. — Не верю!
Он был прав, но давить на короля сейчас не следовало.
— Ивор, ты, верно еще не привык к военным советам, — проворковала Немайн, — да и от спертого воздуха кровь к голове приливает. Выйди-ка, подыши свежим.
— Тут у нас не воздух спертый, тут мысли спертые...
Увлекся. По хорошему не понял.
— Господин легат, ты слышал приказ командующей. Походи по улицам. А лучше в городской сад, или к реке, там свежей всего, — сида сердито поджала губы. Вообще, прежней, улыбчивой да озорной, со времени битвы ее пока не видали, — Ясно? Исполнять.
Лицо Ивора стало одного цвета с сапогами парфянской юфти. Но — ушел. Снова молчание.
— Брат, что ты решил? — средненький из дружной семейки.
Король безмолвствует.
— Ты слышишь?
— Я ничего не решил. Не умеешь ждать — ступай, проветрись.
Немайн кивнула.
Скоро в комнате сидело трое. И молчаливый ирландец — умница — все понял, встал.
— Хранительница, мне подышать свежим воздухом?
— У тебя и так много дел. Ступай. Нам с королем с глазу на глаз поговорить придется. Не при гражданах и подданных.
И вот — вдвоем. Молчание понятней упрека. И все-таки... Сперва скрип стула, шаги. И только потом объяснение:
— Ты обещала помочь. А сделала хуже!
Взлетевшие брови, пожатие плеч. Смешно, но король сам занял позицию неуспешного руководителя, нервничающего перед лицом эксперта-"пожарника". Сколько таких на памяти Клирика бегало, потело, мялось. Бывало, и упрекали. Бывало — нависали сверху вниз.
— Я не обещала, что все выйдет быстро и просто. А ты, видимо, ждал идиллии? Вспомни, я говорила, что Кейндрих примчится на помощь, если любит? Она здесь. Радуйся!
Гулидиен только зубами скрипнул.
— Хороша радость.
— Привыкай к семейной жизни. С Кейндрих тихо и спокойно не будет. Может, поищешь кого поспокойней? Позабитей? Кейндрих — единственная наследница отца. Всю сознательную жизнь — единственный ребенок в семье. Последние годы она практически правит королевством. А потому привыкла, что государственные интересы — и есть ее личные. Привыкла, что добивается всего, чего ни пожелает. Пойми, она по-прежнему хочет быть первой! Представь: мчится она на выручку нам, перед глазами — изнемогающее от борьбы диведское войско, и ты, признающий, что на ней жениться и при ее главенстве почетно. Это ее мечта. А что вышло? Вышло, что счастья нет. Из-за рыжей да ушастой. Которая мало того, что распугала саксов, мерзавка — это можно и простить, так еще и совещаться к чужому милому по ночам шастает!
Ушки к плечам свесила и вздохнула.
— Вот так она тебя любит, будущий мой король. А как любишь ты ее? Тоже, верно, хочешь одеяло малость на себя натянуть?
— Нет!
— Тогда — признай ее правоту! Целиком и полностью. Королем Британии тебе после этого, конечно, не бывать. Диведа — тоже, кланы взятую кровью добычу не простят, соберут Совет Мудрых и отстранят. Поставят, скажем, Риса. Годится он в короли?
— Годится...
— Ну вот. Выделит брат тебе манор — и ладно, зато ирландка рада будет! Как поймет, на что ты за ее правду пошел — за уши от тебя не оттянуть будет. Хочешь такого счастья?
Не успел король ответить, явился рыцарь-телохранитель.
— Мой король, пришла Кейдрих, требует впустить ее.
У городской ночи глаз достаточно: ирландке доложили. Даже разбудить не поленились.
— Ну, вот и повод все выяснить, — обрадовалась Немайн, — зови! Скажем, что со мной посовещался, да и решил, что она во всем права. Тебе женин каблук, мне подружка! Хотя и ревнючая...
Собралась, примчалась — в сердце стучит надежда, что все не так, что сейчас ее пригласят посовещаться, спросят, как она саксов дальше бить собирается... А тут возле порожка легаты переминаются. И даже родственники королевские.
— Сдается мне, что свежий воздух — все те же лес, луг, болото да торфяник. Только более обходительный.
— Ну почему так сразу? Это успокоение. А то мы, и верно, заговариваться начали...
— Так что, и правда идти смотреть на голые ветки? Или на реку?
— Приказ есть приказ. От нас не убудет. Только если на реку, я удочку возьму. Вдруг у какой форельки бессонница... А в садах хорошо весной. Особенно в Ирландии. Есть к них обычай по весне, кто любовным томлением болен, страсть свою утешать. Именно в садах. И это грехом не полагается. Один день в году.
