Фолклендское коммандо

Мы взлетели сразу после рассвета. Пока мы летели, Пол показал мне как управлять вертолетом с помощью сдвоенного управления. Я летел на длинных участках, туда и обратно, делая простые повороты, а Пол садился и взлетал. Это было настоящее удовольствие для простого солдата.

"Эвенжер" стоял на якоре в центре бухты Фокс, недалеко от того места, где несколько недель назад мы столкнулись с такими трудностями из-за тонущей резиновой лодки. Место, откуда мы должны были забрать военнопленных, находилось на восточной окраине Фокс-Бей. Стоял прекрасный ясный день с редкими внезапными дождевыми шквалами. Когда солнце выглядывало из-за туч, оно ярко озаряло спартанскую красоту двух маленьких поселков. Обшитые сайдингом дома под красными гофрированными металлическими крышами и штакетник заборов выглядели очень мирно.

Посадочная зона представляла собой очень большое зеленое поле, на одном конце которого стоял Дасти А. (квартирмейстер специального лодочного эскадрона), руками показывающий нам, куда садиться. Там же находились два флотских офицера, как я предположил, с "Эвенжера", одетые в ту невероятную одежду, которую флотские офицеры носят, когда покидают свои корабли, чтобы "размяться" на берегу: черные кожаные гетры, синие непромокаемые куртки и огромные синие береты размером с корзину для мусора. Они выглядели как бригадиры на стройплощадке, скрещенные с участниками команды по гонкам с полевыми орудиями (довольно популярное соревнование у британцев, когда две команды буксируют полевые пушки по трассе с препятствиями — прим. перев.). Их пистолеты и винтовки, которые они держали довольно демонстративно, казались совершенно неуместными, так как пленные стояли в строю под легким моросящим дождичком смирно и тихо. Большинство из них укрылось в сараях для стрижки овец, но было и несколько шеренг по пятнадцать человек (загрузка "Си Кинга"), сидящих на открытом месте на своих вещмешках, ожидая, когда их заберут.

Там же находились четверо морских пехотинцев из отряда десантных катеров с "Интрепида" и их офицер. Всего шесть солдат и двое флотских офицеров отвечали за более чем 1000 аргентинцев.

Несколько фолклендцев стояли рядом, спокойно наблюдая за происходящим. Пару раз, прежде чем сесть в вертолет, кто-нибудь из аргентинских старших сержантов или офицеров выходил вперед, протягивал им руку и гладил детей по голове. Последовали прощания и то, что я представлял себе как обещание поддерживать связь (но возможно и нет), представляло собой странно пронзительную картину.

Некоторые из наших пленных, по-видимому, никогда раньше не летали на вертолете. Им приходилось приказывать затушить сигареты и показывать, как пристегнуть привязной ремень. Баулы, набитые консервами, которые те держали в руках, борттехнику приходилось втаскивать и укладывать . Мы взлетели с первым рейсом и когда были уже на полпути к кораблю, при закрытых дверях стал все более ощущаться странный и очень неприятный запах — смесь древесного дыма и дизентерии, от которой, казалось, страдало большинство из них.

На "Интрепиде" их сразу же загнали в низы, на танковую палубу, и накормили традиционным для Королевского военно-морского флота рагу из солонины. Они были явно не в восторге от этого, но на корабле не было никакой другой пищи. Рагу было достаточно питательным. Мы его ели уже несколько недель. Но, несмотря на их стоны, скоро все было кончено.

К сожалению, пленные устроили отвратительный беспорядок, который, вероятно, был результатом того, что их офицеры не беспокоились или не могли поддерживать какой-либо контроль. Там, на суше, были проблемы с аргентинскими офицерами, которые пытались оставить свои пистолеты, потому что боялись того, что их подчиненные могут с ними сделать. В отличии от своих солдат, аргентинские офицеры, похоже, неплохо следили за собой, так что их опасения были вполне понятны. Флотский офицер из бухты Фокс пришел на посадочную площадку в безукоризненно чистой темно-синей шинели и двуугольной шляпе с блестящей золотой тесьмой. Офицеры были чистыми, выбритыми и сухими, а солдаты — с пожелтевшими лицами, небритыми, грязными и мокрыми.

Дантист на "Интрепиде" рассказал мне об одном пленном, который жаловался на зубную боль и был препровожден в лазарет охраной из морской пехоты. Когда прошел первый испуг, этот парень понял, что его будут лечить и стал очень собой доволен.

Закончив лечение, дантист должен был отвести пленного обратно на танковую палубу. Была уже глубокая ночь, свет был притушен и коридоры опустели. Пленный решил, что дантист слишком мягок и начал шнырять вокруг, убегая по коридору и делая вид, что он ничего не понимает. У дантиста был с собой пистолет-пулемет. Когда он его взвел, подопечный, как непослушный школьник, поднял руки в знак согласия и после этого вел себя прилично.

В конце-концов я получил ответ на свои многочисленные запросы с требованием инструкций и мне было приказано как можно скорее перебраться на "Фирлесс" и присоединиться к остальной батарее. Это было мучительно больно, так как мы уже отправили все наше снаряжение на транспортный корабль "Форт Остин", вместе с остальным SBS. И вот, как только "Интрепид" вернулся в Сан-Карлос, мы опять собрали все наше барахло и снова поменяли корабли.

Мы были последними из команд ПН, кто добрался до "Фирлесса". Единственным не вернувшимся членом был уоррент-офицер 2 класса "Брум" Ричардс, который находился на борту фрегата "Ярмут", на крайнем юго-востоке района операции, добиваясь сдачи единственного оставшегося аргентинского опорного пункта в Южном Туле, чтобы закончить это дело.

Было здорово увидеть всех вместе, было много подшучиваний и смеха. Капитан Кевин Арнольд жаловался, что уже несколько недель не получал никакой почты. Поэтому мы написали ему очень остроумное письмо от вымышленной подруги, описывающее жаркую, весьма гимнастическую любовную встречу. В том же духе, что и пророческое сообщение об операции "Пингвин", которое я сострялал еще в начале апреля. (В отличии от моей предыдущей шутки, я не знаю, имело ли это какое-то воплощение в реальном мире.) Капитану Крису Брауну постоянно напоминали о газетном репортаже с "холодным, спокойным тоном капитана Королевской артиллерии во время рейда на Пеббе-Айленд". Капитан Боб Хармс, тонувший трижды и несколько раз попавший под бомбежку, теперь, похоже, стал "Ионой" для флота. (Поскольку все экипажи затонувших кораблей возвращались в Великобританию, для моряка такое невезение было невозможно). Капитаны кораблей и их закаленные в боях старпомы бледнели всякий раз, когда он омрачал их сходни. Мы надеялись, что его "везение" ему изменило.

В кают-компании во время нашего первого праздничного вечера я заметил знакомого бородатого пилота Питера Мэнли и похвалил его за ракетный обстрел полицейского участка Порт-Стэнли (он разрушил здание) на рассвете. Он приветствовал меня с большим энтузиазмом, так как я был единственным человеком, наблюдавшим за его атакой. Он потащил меня к своим, чтобы я подтвердил его атаку другим пилотам — и я был очень рад это сделать.

Все увеличивающееся количество офицеров, собирающихся на "Фирлессе", было слишком велико для кают-компании. Поэтому мы заняли меньшую кают-компанию в оружейной, обычно предназначенную для мичманов, заявив свои права на эту территорию, расстелив наши пропахшие сыростью спальные мешки. Парни устроились на нижней танковой палубе, и каждый вечер, нагруженные бутылками и пивными банками из кают-компании, мы собирались там, рассказывая свои байки и наверстывая упущенное. Я позаимствовал гитару у помощника капитана и пел песни.

Мы добыли несколько великолепных трофеев: действительно красивую снайперскую винтовку с оптическим прицелом и ложем из полированного дерева, сложные ночные прицелы и даже пулемет Браунинга .50 калибра. Бомбардир Джексон был так впечатлен стрельбой из этого пулемета по ним (пока они не уничтожили расчет), что нес его на протяжении многих миль, утверждая: "Вы никогда не знаете, когда он может пригодиться". Оружие было должным образом зарегистрировано и промаркировано. В конечном итоге оно попало в Великобритании тем подразделениям, которые могли его использовать наилучшим образом.

Транспортным самолетом "Геркулес", летевшим на юг от острова Вознесения, были сброшены с парашютом видеозаписи новостей и других телевизионных программ из Великобритании. Первое, что я увидел, была передача после битвы в Гус-Грин.

Это было очень странно и довольно загадочно — видеть реакцию людей дома, на то, что мы делали. Эти старые кассеты представляли ограниченный интерес. Журналисты многое поняли неправильно и вызывали раздражение, разглагольствуя в своих заявлениях. Фактически, эти репортажи казались почти абсолютно не связанными с нашим реальным опытом.

По мере того, как авиасообщение с о. Вознесения становилось все более организованным, мы получали все больше свежих кассет, сбрасываемых разведывательными самолетами дальнего действия "Нимрод", новостям в которых было не более 24-х часов. Это было гораздо приятнее. Но больше всего нам нравилось следить за спортивными новостями летнего сезона: Уимблдон, крикет и легкая атлетика были записаны для нас каким-то заботливым агентством.

"Наконец-то я чувствую, что война действительно закончилась" — громко объявил Вилли Маккракен однажды утром в кают-компании. "Прибыли Королевские ВВС!"

Вилли, конечно, имел ввиду не группу офицеров КВВС, которые постоянно находились на "Фирлессе", и не героических пилотов-штурмовиков "Харриеров", а внезапный приток свежих лиц сразу же после открытия аэродрома Стэнли.

Эта ситуация была интересным примером того, как могут возникать плохие отношения между родами войск. Все стремились домой, и если бы КВВС разрешили своим транспортным самолетам "Геркулес" использовать взлетную полосу Стэнли, мы могли бы вернуться домой через день или около того.

Однако Королевские ВВС заявили, что на ремонт взлетно-посадочных полос уйдут недели. Возможно, как мы заподозрили, они не осмелились объявить аэродром открытым для сообщения слишком быстро, так как это означало признание, что полеты "Вулканов" с острова Вознесения были неудачными. Мы уже забыли, как в свое время те же самые налеты "Вулканов" обеспечивали мощную поддержку нашему моральному духу. Мы также не смогли произвести рациональную оценку стратегического положения. Общая цель не могла заключаться в нашей скорейшей репатриации, которая могла бы подождать — жизненно важно было отремонтировать и улучшить взлетно-посадочные полосы, чтобы могли работать всепогодные истребители "Фантом" ПВО КВВС. Как только "Фантомы" прибыли на место, аргентинские ВВС уже не могли возобновить атаки.

Но нам почти невыносимо не терпелось отправиться в путь, поэтому, услышав о скором отплытии "Канберры", мы решили что пойдем на нем. Не было никакой власти, которая могла бы (или хотела бы) санкционировать или в равной степени запретить это решение. Так что мы применили знакомую военную уловку изобретения поступающих нам приказов, а затем их выполнения.

Поэтому мы объявили, что перебираемся на "Канберру" и приняли соответствующие меры. Боб Хармс познакомился с корабельными экономами во время путешествия на юг и поддерживал с ними дружеские отношения во время каждого из трех случаев, когда был на борту "Канберры" в качестве спасенного с тонущего корабля (спасенных с кораблей помещали на "Канберру" перед отправкой в Великобританию).

Поэтому, когда мы прибыли на "Канберру" с нашим снаряжением, Боб смог вписать наши имена в судовой манифест. Через его друзей-снабженцев нам выделили собственный анклав — каюты в "Кентербери — Корт", частном тупике, обычно используемом для размещения снабженцев: каюты с двуспальными кроватями, душевыми и туалетами, столами и радио.

К несчастью, когда мы попытались их занять, каюты оказались уже заняты другими офицерами, которые подобно нам забрались на борт и думали, что их не выкинут. Интересно, что они были старше нас по званию, причем из штаба нашего собственного 29-го артиллерийского полка коммандос. Понятно, что они были особенно непреклонны в том, что никуда не собирались переезжать.

Но, к сожалению (для них), они не подошли к этой проблеме достаточно скрытно и с должной организацией. Пока мы отдыхали в уютной кофейне в конце "нашего" коридора и ждали, Боб Хармс дергал за административные ниточки на другом конце корабля.

После нескольких часов распития кофе и трепа, очень сердитый заместитель командира 29-го полка коммандос и другие "сквоттеры", плюс багаж, были перемещены в какое-то другое, менее желательное место, с очень понятным зубовным скрежетом и жалобами на нашу самонадеянность.

Мы оказались в нелепой роскоши. Не веря в свою удачу, мы держались в тени и скрестили наши пальцы, чтобы нас тоже не выселили.

Первое, что я с нетерпением собирался сделать, как только обустроюсь на борту, это отправиться на пробежку. Мы все стали очень растренированными, так как больше месяца не занимались физическими упражнениями. Бесконечное сидение в мокрых канавах, курение лишних сигар, чтобы успокоить нервы, краткие всплески активности и долгие трудные ночные марши с тяжелым грузом, которые были утомительны и изматывающи. Нездоровая диета, состоящая из постоянных сухих пайков — их было недостаточно, когда мы были в поле, а потом слишком много на корабле, чтобы откормиться, пока была возможность — еще больше ослабила нас. Мы все были слегка нездоровы: пищеварительная система не работала должным образом, болели спины, ноги и колени — и очень истощены.

Я порылся в своей парашютной сумке и нашел свои вещи для бега. Дрожа в шортах, я поднялся на холодный воздух прогулочной палубы "Канберры", длиной в четверть мили. Лайнер был пришвартован у Порт-Уильями и я очень хорошо видел Порт-Стэнли и хребет Бигля. Другие делали тоже самое и я начал медленно и осторожно.

Когда я трусцой обогнул корабль, притормозив у флагштока на носу, осторожно пробежав по неровной поверхности левого борта, где покрытие палубы уже было разрушено бесчисленными парами ботинок во время путешествия на юг, то наткнулся на других членов нашего маленького отряда, которые тоже бежали трусцой поодаль. На корме нужно было нырнуть через дверь в крытый проход и обогнуть вход в каюты экипажа, который к тому времени уже очень осторожно пересекал траекторию, по которой грохотали наши ноги. Мы договорились двигаться одним и тем же путем, и, чтобы избежать столкновений, направление объявлялось ежедневно, сменяясь для разнообразия. Когда стемнело и на палубе зажглись огни, еще больше народу выбралось на пробежку и топот ног стал доминирующим звуком. Процесс восстановления физической формы не был приятным, но был чем-то позитивным, что мы могли сделать.

Помимо бега и сна, нашей основной послебоевой деятельностью была еда в шикарной столовой первого класса. Нас обслуживали обычные роскошные круизные официанты — изо дня в день, в каждый прием пищи, персонально закрепленные за группой из нескольких столиков. Они были превосходны. По их мнению, вы могли съесть все из меню с каждым вариантом блюд, плюс второе, если бы пожелали.