— Камориль сказал, что я мог бы как-то помочь вам с проклятием крови, — проговорил Мйар, глядя на свое запястье. Встал с корточек, оглянулся по сторонам. Подошел к столу, на котором нашлась красная металлическая миска. Глянул на Веру. Вампирша не шелохнулась. Мйар снова посмотрел на свое запястье. Вздохнул. Как будто бы странно улыбнулся, — и прокусил лучевую артерию у самого запястья левым нижним клыком. Чуток повел головой, удлиняя разрыв.
Кровь, пульсируя, заструилась в миску, но вскоре как будто бы иссякла — разрыв начал заживать почти сразу, и кровотечение прекратилось. Такую пустяковую рану странный Мйаров организм излечил практически мгновенно.
Мйар взял миску в руки. Кровь как кровь. Вроде бы. На вид — ничего особенного, вкус и запах тоже самые обыкновенные.
Вера уже не сидела на месте, — она держалась руками за передние прутья клетки и облизывала губы, но молча. Она почему-то ничего не просила словами, только алчно смотрела на руки Мйара (и на миску с кровью).
Мйар вложил тару в подрагивающие ладони вампирши, нечаянно коснувшись ее. Кожа была холодной. А миска была слишком широкой, чтобы пройти между прутьев, и потому Вера приникла к ее содержимому, плотно прижавшись щеками к металлическим штырям.
Крови там было явно недостаточно, чтобы утолить ее голод. Вера пила быстро и жадно. Миску на пол она поставила бережно, и Мйару в этом жесте почудилось даже что-то типа благодарности, которую вампирша не могла выразить никак иначе.
А потом Вера устремила на Мйара взгляд страшных своей болезненностью глаз, которые начали едва заметно поблескивать алым, и сказала буквально следующее:
— Я... знаю тебя. Я... уже пила твою кровь.
Мйар наклонил голову вбок, усаживаясь напротив Вериной клетки.
— Под городом?..
— Нет... Дальше. Там, где мы были, ты, я и Лунь. Дома. Мне... уже... давали эту кровь. И, наверное, со мной... сработало. У них получилось. Почему, почему... Именно по тебе — смерти нет.
Мйар замер. Слова Веры, — на первый взгляд, нескладные и странные, — были правдой. Да, он, она и Лунь уже знакомы, каким-то непостижимым образом, а может быть, даже связаны, так или иначе.
— Ты тоже... — Мйар говорил медленно, — выросла там?.. Где высокие сосны, и море серое, и белые металлические стены, стонущие на ветру?
— Я выросла в темноте, но вкус твоей крови мне не забыть никогда. И там была только луна, но ты был... ты горел. Ты пылал, и внутри меня сейчас горишь, как будто бы солнце добралось до моих потрохов. Но то была только лишь кровь из пальца. И я почувствовала, как бывает. А кровь, сама по себе, ничего не значит. Но ты уже сам обо всем догадался, мальчик. И мир вращается вокруг нас адреналиновым забытьем.
— Вера, а если без аллегорий? Ты помнишь Даньслава?
— Коготь — не коготь, — ответила Вера, — а вот ты — оголенный провод, человек без кожи. Был. Тогда. Я жила в темноте, потому что это была моя перемена. А мы же слепнем и глохнем, когда становимся проклятыми.
— Но как же я тогда 'сиял'?..
— Я пила твою кровь три раза, и каждый раз она была другой. И сияние было разное, черное, белое, переменчивое. Это была твоя любовь-просьба, любовь-жажда, твой крючок, твоя спичка, твоя причина. Без этого бы ты не горел.
— Я... был тогда влюблен?.. — медленно проговорил Мйар. — Но как же я тогда... зачем я тогда сбежал из лагеря? И почему — один? Или это была... невзаимная любовь?
Вера помолчала немного, будто бы раздумывая.
— В твоем меде не было горечи. А кровь неудачников — терпкая.
И она замолчала словно сказала все, что нужно было сказать. По крайней мере, выглядела она настолько довольной собой, что казалось, будто бы она решила этими словами какую-то очень сложную задачу.
— А может, ты совсем сумасшедшая?.. — проговорил Мйар, хмурясь.
— Если ты будешь давать мне свою кровь, то я буду служить тебе, — ответила Вера. — Пускай остальным помогает судьба. А мне будет достаточно этого жара внутри. Он лучше чего бы то ни было, лучше мужчины, да. И я не боюсь жизни.
Мйар молчал. Ему подумалось, что он зря вот это проделал, — нет, не кормежку Веры произвел, с этим-то все как раз в порядке, — зря он ее слушал и о чем-то спрашивал. Вампирша не в себе. Хоть она, возможно, и не врет, но память ее так же ненадежна, как и его. И что же с ней потом делать... не отпускать же умалишенную с садистскими наклонностями просто так?.. И не кормить же ее с рук всю ее... вечность. Вот уж, и правда, непростая ситуация.
А впрочем... разбираться с ней должен Камориль. Это, в конце концов, его знакомая, и пускай делает с ней, что хочет. Это у него с ней счеты... хотя нет. Сюда Веру привел Эль-Марко — на нем теперь и ответственность.
Мйар молча развернулся и пошел прочь, к выходу. Вздрогнул, когда Вера, вцепившись в прутья клетки, стала трясти ее и кричать ему вслед:
— Шикарная женщина, это был ты! Я буду тебе служить, как хочешь! Я даже умру, если хочешь! Вот увидишь, я разнесу тут все в прах! Пускай все пропадает! Это судьба, солнышко! Это судьба!
Мйар только покачал головой. Поплутав немного подвалами, он вышел в коридор и закрыл за собой дверь на засов. На всякий случай.
А перед тем, как дверь захлопнулась, он расслышал Верино тихое:
— Прикурить бы дал...
ГЛАВА 16
Проходя мимо гостиной, я заметил Николу, читающую что-то с мобильного.
— Вы чего весь в пыли? — спросила девочка.
— А ты чего в саже? Камориль тебя не похвалит за сидение на его диване в таком виде.
— Ромка сообщение прислал, — сказала Никс, — длинное. Только что.
— Что пишет? — оживился я. — А ты пробовала ему звонить до этого?
Никс замялась:
— Ну, нет. Просто... у меня его номера не было. Он мой спросил, а я сделала вид, что мне его номер не нужен. Ну это тогда, у моря было. Кто ж знал...
— Так и что он пишет? — я прошел внутрь гостиной и сел в кресло напротив Никс.
— А вот, почитайте, — Никола передала мне свой тяжеленький телефонный аппарат, закованный в титановый корпус.
'Привет, Никс! В общем, Варамира привезла меня в свой дом, он возле какого-то поселка (если ехать по западной трассе, там еще у памятника в виде чайки поворот), на мысе у Оливковой бухты. Она живет хорошо. Просто замечательно. Учить меня пользоваться силой она собирается долго, и пока что ничего не рассказала, только показала немного. Она что-то меняет в Изнанке, но я еще не понял как. Пока что я научился только грести на веслах (тут есть лодка). Честно говоря, мне кажется, что я теряю время, а она кормит меня домашними пирогами, а о Зубоскале и компании говорить не хочет вообще. Как они там? Есть какие-то новости? Если так и дальше пойдет, я отсюда сбегу. Не знаю, правда, как. Странно тут все, и еще она не отвечает на многие вопросы, мол, ей тяжело это вспоминать. Зря я, в общем, сорвался. Прости, пожалуйста. Я думал, что она меня быстро научит, и я сразу смогу всем помочь. Жду ответа, Рома'.
Я отдал мобильный обратно Николе.
— Ты ему ответила? — спросил я.
— Угу, — сказала Никс.
— А что так невесело?
— Да вот... Мне та женщина, знаете, не понравилась. А тут — пироги.
— Судя по тексту, он более-менее в безопасности, — хмыкнул я.
— И вот, казалось бы, дядька Зубоскал, — поговорила Никола, и от этого обращения я вздрогнул, — вроде как все хорошо, относительно, но мне почему-то тревожно и даже... как-то страшно за Ромку. Она его не учит, чему обещала, а живет с ним, как с сыном, и пироги печет. Идиллия прям такая. А она же мертвая женщина.
Я нахмурился.
— Но я ведь живой, — ответил я. — Хотя мне тоже как бы лет гораздо больше, чем положено.
— Но вы-то не умирали, так?
— Да вроде нет, — согласился я. — Вообще, хорошо, что он написал. Мы теперь знаем, где он.
— Дядька Зубоскал, нам нужно туда поехать и убедиться, что все хорошо. Если эта Варамира — и правда его бабка, то она не станет желать ему зла. Если у нее дом на берегу моря, в котором 'все хорошо', то она не будет против гостей. А если она будет против гостей...
— Значит, все отнюдь не хорошо, — кивнул я. — Так, что-то я совсем потерялся... где все? Может быть, в комнате Мари?
— Наверное, — Никс повела плечом.
— А что такое? А ты почему не там?
— Да мы ж с ней не знакомы, — Никс посмотрела на меня исподлобья. — Я стесняюсь.
— Ох ты ж, — хохотнул я, — нашла причину! Пойдем знакомиться. Если у Ромки все более-менее хорошо, судя по письму, то у Мари — нет. У нее кто-то бабку украл.
— Да уж, скучать вам не приходится, — сдержанно улыбнулась Никс. — Просто...
— М-м?..
— Она вся такая леди... А я рядом с красивыми девушками себя неуютно чувствую.
— Ох! Ты так говоришь, как будто бы...
— Да, я — лягушонок, — Никс забралась на кресло с ногами и внезапно заплакала.
Я не успел даже опомниться. Плачущие женщины — это страшно. Внезапно плачущие женщины — это... в общем, это что-то, не поддающееся ничему! Ни описанию, ни уговорам... разве что...
Я сел на диван рядом с Никс и обнял ее за плечи.
— Ну-ну, не реви, никакой ты не лягушонок. Ну что ты вдруг, Никс?
— Ну он же ушел с этой своей бабкой, — сквозь слезы, проговорила Никола, — и меня оставил!
— Никола, он же мальчишка младше тебя, — я заглянул ей в глаза, — там, у него в голове, такое творится — у-у! Ты можешь мне поверить. Он, наверное, вообще о красоте-то и не думает. Так бывает, что людям до какого-то возраста — все равно. Да и вообще, это все фигня. Он же тебе сообщение прислал, так?
Никс неохотно согласилась:
— Так.
— Не мне. Не Камориль. Тебе. Понимаешь? А у него ведь был номер Камориль, наверняка!
— Ну он-то думал, что вы в плену, — и Никола снова заревела. Да уж, если плачущая девушка не лишена логики — с ней вдвойне сложнее!
— Слушай, а что ты ему ответила?
Я решил, что надо Николу от беды ее отвлечь, — это же вроде как самый верный способ развеять приступ жалости к себе, которая бурные рыдания и провоцирует.
Девочка, шмыгнув носом, буркнула:
— Сказала, что все хорошо и что мы у Камориль.
— Ну так... и ладно. Может, напиши еще, что мы к нему приедем?
— А вы думаете, можно что-то еще написать?.. — засомневалась Никс.
— А почему нет? — хмыкнул я. — Ты, конечно, можешь мне не верить, но я бы правда хотел повидаться лицом к лицу с этой Варамирой. Есть, конечно, такое прошлое, с которым лучше бы не встречаться, а есть такое, на которое поглядеть весьма любопытно. Ну, и мне хотелось бы у нее спросить, как так получилось, что официально ее разодрали росомахи в лесу, а фактически она жива-здорова и молода. Как я.
— Да я не о том, — Никс потупилась. — Я.. Ну, я ему написала, что все хорошо, хотя с ним было бы лучше... веселее, понимаете?.. а он ничего не ответил. И вот, разве я могу написать два сообщения подряд...
И она уставилась на меня зелеными своими глазищами, и я впервые понял, что мы с этой девахой похожи. Не только цветом волос и глаз. Вот уж, правда, откровение — осознать, что ты сочувствуешь девчонке шестнадцати лет. Зато не так одиноко сразу стает, что уж там. Чувствуется некая связь с социумом. Своя, стало быть, нормальность... относительная.
— Как же я тебя понимаю, — честно ответил я. И добавил серьезно: — Пиши давай. Нечего тут. Слушай меня, я в этих делах собаку съел!
Никс хихикнула, покачала головой (мне показалось, что у нее на языке какая-то колкость вертится, но она ее не озвучивает) и принялась строчить что-то в свой телефонный аппарат.
Мы с Никс не стали подниматься наверх, в комнату Мари, как мне сначала придумалось, потому что я явственно различил шум со стороны кухни.
— Они там, наверное, все, — кивнул я. — Пойдем, кофейку дернем, сообщим общественности о Ромкиных вестях и наших планах касательно них. Надо еще, конечно, обмозговать, что делать с бедой, которая с Мари приключилась. А там, как все решим, заодно придумаем, когда съездить к Ромке и его любезной "бабушке".
— Как скажете, — хмуро ответствовала Никс.
— Что ты такая никакая? — я снова приобнял ее за плечо. — Совсем ты не похожа на ту Николу, которую я встретил возле дома Эль-Марко!
— Печально мне и тревожно, — сообщила Никс. — Такое, знаете, бывает с девушками.
— Эх, ты...
Мы с Никс прошли по коридору до холла (там, забившись в угол, спала Лунь), затем свернули в западное крыло особняка и наконец добрались до кухни, где и обнаружились Камориль, Эль-Марко и Мари. Все трое высматривали что-то в окнах.
Когда я хотел было спросить, что они там увидели, закипел чайник. Я пошел выключать огонь, а Никс забралась на угловой диванчик возле стола.
Камориль обернулся через пару секунд после того, как я уже достал из кухонного шкафа чашки себе и Никс.
— Мйарчик, — проговорил некромант тихо и медленно. В глазах его мне почудилась еще более перченая сумасшедшинка, чем накануне, в ванной, и в этот момент мне стало не по себе. — Ты очень, очень вовремя.
— Ты меня так не пугай, — заявил я. — Что вы там увидели?..
— Пока что ничего, — ответил Камориль, — и это плохо.
— То есть?
— Минуту назад я узнал, что внешние границы сада были нарушены с девяти разных сторон практически одновременно.
— Как узнал?
— Слушай. Если будут нарушены внутренние границы, — это те, что по ручейку идут, — значит, лезвия гуманности не сработали, а значит, к нам сюда пробирается что-то невообразимое.
— Что невообразимое? — я напрягся. — Ты хочешь сказать...
— Вполне возможно, — Камориль кивнул. Потом сделал большие глаза. — Вот я и увижу, что за чудеса так тебя напугали ночью и потом, при свете дня.
— Ничего не видно пока, — сказал Кападастер, отлипая от окна. — Камориль, нам надо...
— Сначала зажимай струну Николе, — ответил некромант голосом, не терпящим возражений, — потом мне, потом...
— Я не буду зажимать струну Никс! Необученному 'огоньку'...
— Ты нашел время проявлять характер! — Камориль был явно взволнован. Обычно он голоса не повышает. — Никс, потом я, потом Мйар, потом бери Мари и Лунь и идите в подвал к Вере. А там ты зажмешь струну Мари. Давай!
— Мари? — тихо переспросил Эль-Марко.
— Мне... что? — хором с ним удивилась девушка.
— Ох, только не говори мне, что ты ее не нашел! Да ты же уже играешь на ней что-то нежное, тихое, мягкое! Я же вижу, Эль-Марко! Делай, что должно, и не перечь!
Они уставились друг на друга яростно, и я впервые, пожалуй, увидел на лице Эль-Марко столько эмоций сразу.
— Эй-ей, стойте-стойте, — решил вмешаться я. — Камориль, ты уверен, что все это оправданно? Мы же не знаем еще даже...
— Да, Мйар, — Камориль обернулся ко мне, — внутренние границы нарушены, лезвия не сработали, с девяти сторон сюда прет Потерянный знает что, и если это что-то разорвает нас на сувениры, я не уверен, что даже ты выживешь. Хотя у тебя, конечно, шансов побольше, чем у нас всех. Именно поэтому, Мйар. И нам еще повезло, как никому, что мы сейчас здесь. Если б эта зараза настигла нас в открытом поле, не знаю, помог бы нам ежик.
