Хроники Дебила. Свиток 6

А вот с другой стороны, — вроде ведь и тут не мерзну. А для Той своей семьи..., я наверное уже двадцать с лишним лет как пропавший без вести. Меня там конечно ждут, мне обрадуются, но...

Но вот кого они ждут, и кого дождутся? — Дикаря, умеющего сдирать скальпы с трупов убитых им врагов? — "Гения математики" остановившего свое развитие на тригонометрии и неспособного доказать половину теорем, которые проходил в школе?

Гончара — недоучку? Поэта-песенника, способного натужно и примитивно зарифмовывать враки про свои и чужие подвиги, и морить тараканов особо противным тембром своего голоса?

Лекаря-травника может быть? Легендарного целителя Дебила, который Мнау"гхо дырку в голове проковырял, злых духов оттуда выгнал, а потом обратно дырку залепил? — Ну да, с такими навыками меня сразу в какое-нибудь медицинское заведение примут. — "Кащенко" например, пациентом.

Хотя, по любому, я в результате там и окажусь. Стоит только ляпнуть по пьяни про свои межпространственные подвиги и путешествия, как добрые санитары со смирительной рубашкой, мигом нарисуются поблизости, и упакуют похлеще чем я Амулет.

Да даже если буду молчать как рыба об лед, изо всех сил симулируя амнезию. Только вот рефлексы у меня уже не для Той жизни. Не для роли серенького, ничем ни примечательного Пети Иванова, — любителя помечтать о подвигах, и обойти за квартал банду тринадцатилетних хулиганов.

Так что дурки, а то и вообще тюряги, Там, чувствую мне не избежать. — Либо примут за психа. Либо сам стану психом, пытаясь изображать нормального. — Так что моей Той семье, видать придется терять меня снова.

Да и семья... Тут ведь у меня тоже семья! И немаленькая, одних детей только три штуки, и это родных. А учитывая что и брато-сестринских, тут тоже не особо от своих отделяют, скорее даже наоборот, (что за комиссия создатель, быть всех племянников отцом*, или, — "проклятье двоюродного дяди".), то тут уже целых колхоз набирается.

А ведь еще и Осакат с Витьком, Оилиои, тот же Дрис"тун вечно пасущийся в моем шатре, и даже не стесняющийся подкидывать своих детишек моим женам и родственницам "на воспитание", ибо давно уже привык что он тоже мне, пусть какая-то и странная, но родня.. Братья и племянники Лигит, регулярно живущие в моих хоромах. Да и мой племянник Никсой, правда уже успевший отгостить чуть ли не во всех дворцах всех горских царств, однако ежегодно не забывающий присылать мне подарки, выражая свое почтение и благодарность.

Да что там говорить. — Почти с каждым ирокезом из "старого состава" я имею какую-нибудь дальнюю родственную связь. И тут, эти "дальние" куда прочнее, чем иной раз наши, московские, даже в рамках одной семьи.

(*"Что за комиссия создатель, быть взрослой дочери отцом?" Грибоедов. "Горе от ума".).

А ученики? — Я даже не про Дрис"туна и его банду. — Я вообще про учеников. — Исчезни я, и как они тут одни останутся? Насколько быстро скатятся к стандартному примитиву?

А все мои начинания, — ремесла, законы, науки? — Все то что я с таким трудом пробивал, вытягивал словно росточек сквозь камни, холил-лилеял. Готовил почву, растил людей способных позаботиться, и двигать дальше, доказывал полезность... Это ведь тоже, — все мои дети, мое потомство, мое наследие. — И променять это на теплый унитаз и возможность пялиться в телевизор, сидя на диване и прихлебывая пиво?

...Нет. Те мои родные, меня уже потеряли. И надеюсь, — пережили и смирились с потерей. А вот эти мои...

Вот только почему мне приходится самого себя уговаривать? И почему я так мучительно боюсь, что стоит мне открыть этот ящик, и взглянув в черноту плоскостей этой гадости увидеть дорогу назад, — брошусь словно в омут головой. А потом до конца жизни буду сожалеть что струсил, проявив слабость.

Неужели меня настолько пугает неприкаянная старость, без пенсии, хилого медицинского обеспечения и зубов, что я готов променять пару десятков оставшихся мне достойных лет жизни. ...Жизни полной трудов и уважения окружающих, — на пусть сорок лет, бессмысленного и тусклого угасания, зато в тепле и с видимостью соцобеспечения? — Будто я никогда не слышал о стариках-ветеранах, — доживающих свой век в куда большем ничтожестве, чем предстоит мне.

Тут вдруг очередной порыв ветра, едва ли не положил "Морского Гуся" на бок. Корабль выправился и пошел дальше. Но я как-то сразу смекнул, что период созерцательных размышлений, на сегодня закончился. Так что лишний раз проверив как "волшебный ящик", закреплен в каюте. (Целую бухту гок"ового каната извели на это дело), выскочил на палубу, чтобы посмотреть где от меня будет польза. ...Это ведь тоже, — один из рефлексов, скорее мешающих в "московской" жизни.

Хотя мы и пытались, но все-таки обойти шторм у нас не получилось. Ну да хоть по краешку его прошлись, и то ладно. Потому как судя по этому "краешку", окажись мы на его пути, нам бы точно не выжить. Стихия, — она ведь штука такая. — Она современные мне железные корабли, величиной со стадион, при случае запросто утопить может. А уж нашей скорлупке, в такой круговерти, точно надеяться было бы не на что.

Даже у нас волны вставали размером наверное с пятиэтажный дом, а ветре свистел так, что приходилось орать на ухо стоящему рядом с тобой человеку, чтобы быть им услышанным.

И эти волны, упорно гнали нас в сторону берега, видимо, с интересом трехлетнего ребенка, пытаясь узнать, что будет, если взять, да и хрякнуть эту крохотную людскую поделку о скалы и камни. — Далеко ли обломки разлетятся?

Мы и так были измученны пятидневным выгребанием против ветра. А еще два дня такого шторма, окончательно вымотали нас всех. Да и "Морскому Гусю" досталось изрядно. Так что, едва ветер немного стих и успокоился, на общем совете было решено пристать где-нибудь к берегу, и немного отдохнуть. — потому как идти через море, в таком состоянии, было невозможно.

Глава ??

Буря частый гость в это время года на побережьях Даархаака. Стремительные ветры несутся не разбирая где море а где суша, подчас занося капли соленой влаги, за несколько дневных переходов от берега. Иногда соленая влага смешивается с песком и пылью пустошей, и горе тому каравану, кого накрыло такое облако, — песок и соль выедают глаза людям и вьючным животным, мелкая пыль набивается во все отверстия тела, и душит несчастных, словно стая злобных демонов.

Тут только одно спасение, — найти высокую каменную стенку, или овраг, впадину, низинку..., что угодно что сможет защитить тебя от сдирающих с тела кожу мельчайших песчинок. Накрыть лица людей и морды верблюдов тканью, и молиться Икаоитииоо о спасении.

Руудваак, прекрасно знал это, и как только первые признаки надвигающейся бури встревожили его сознание, предпринял соответствующие меры. Благо. — по этому маршруту он уже ходил многие годы, и потому знал на его протяжении каждый кустик и каждый камешек.

Почти два дня ему и его людям пришлось просидеть под каменной скалой, выгребая, время от времени своих верблюдов из наваливающихся сверху куч песка, и промывая остатками воды их пасти и ноздри.

Солнце сменялось луной и выходило снова..., наверное, — потому что в густом мгле бури, трудно было понять где день и где ночь. Минуты растягиваются в часы, часы в дни, дни кажутся годами, и в какой-то миг приходило ощущение что предсказанный конец мира все-таки пришел, а Икаоитииоо и впрямь отвернул свой лик от нерадивых детей своих, о чем, вот уже больше недели шептались на всех площадях Аоэрооэо.

Но видно Тот последний день еще не настал. И буря кончилась и Икаоитииоо вновь, оседлав небесного верблюда, явил детям свой лик. — И пришло время считать потери...

Из двадцати двух верблюдов его каравана, слава предкам, уцелел двадцать один. Лишь одна молодая верблюдица, не выдержав напряженного ожидания, вскочила и удрала куда-то в степь, — искать спасения самостоятельно. Видать еще не научилась доверять людям свою жизнь.

Да и как им доверять, коли они и о себе-то позаботится не могут? — Четверо караванщиков погибли в песчаной буре, задохнувшись в наметанных ветром клубах песка. ...Так бывает, — стоит расслабиться, заснуть под широкой верблюжьей попоной, и сверху наметает огромный бархан, из под которого уже не выбраться, одурманенному демонами ветра, человеку.

Но видать такова была их судьба, и сейчас они пируют с предками. Ибо даже потомственному аиотееку, не зазорно погибнуть в такой буре, что два дня бушевала над побережьем Даархаака, губя все живое.

А ведь Руудваак, был из старого рода аиотееков-оикия, и еще его дед, за доблесть проявленную в боях и походах, был пожалован должностью старшего караванщика, и начал самостоятельно водить верблюдов навьюченных товарами для рода Желтых долин.

Что и сказать? — Не самый сильный род. И не самый воинственный. Его Вожди никогда не заседали во главе Больших Советов, и не вели в бой на врагов тысячи грозных всадников.

Да и уж коли говорить правду, — подчас им приходилось молча, опустив глаза, сносить насмешки от представителей куда более сильных родов, утверждавших что верблюды Рода Желтых Долин, куда чаще чувствуют на спине тяжесть товара, чем вес своего всадника.

...Пусть и так. Зато много их было... Славных и храбрых, без раздумья бросающихся в бой, и хвастающихся ногами своих верблюдов, по колени испачканных в крови врагов.

Много было, и много пропало. А род Руудваака, как жил в своих Желтых Долинах, стараясь ни с кем не связывается. Так и продолжает жить, смиряя свою гордыню, но без пощады вступая в бой за каждую золотую чешуйку, или бронзовый слиток.

...Давно бы разбогатели наверное. Но Желтые Долины хороши тем, что никто из сильных соседей не позарится на столь гибельное и пустое место, где даже верблюды с трудом добывают себе пропитание. А всю еду для людей, приходится завозить издалека.

И уж коли получилось, что весь его род живет на ту небольшую разницу между купленным, перевезенным через немалые пространства, и вновь проданным товаром, — не гоже рассиживаться, отдыхая после перенесенных испытаний. Надо идти.

Куда? — Ближе к берегу. — там больше родников, есть парочка, существующих уже тысячи лет колодцев, а вот те ключи, что бьют вдоль караванной тропы, — буря могла занести песком, и ждать когда они пробьются вновь, у его животных и людей, времени не было. В сухих степях Даархаака, — вода была величайшей ценностью.

...И вот, спустя два дня неспешного похода вдоль побережья...

— Там какой-то корабль! — Подбежав к Руудвааку, сообщил его племянник, впервые взятый в столь дальний поход, и потому особо ревностно относящийся к своим обязанностям дозорного.

— Большой? Целый? Люди там есть? — Быстро задал ему дядя три вопроса, не дожидаясь ответа, ибо похоже Икаоитииоо решил компенсировать своим детишкам последствия бури, одарив негаданным подарком.

— Большой... Много товаров — Радостно ответил парнишка, в душе еще не принявший главные доблести рода Желтых Долин, — смирение и осторожность, и продолжающий, как все мальчишки, грезить военными подвигами и нежданной добычей. — Люди есть, и они его чинят.

— Много людей? — Нахмурившись осведомился дядя.

— Да нет, не очень. И они без оружия и доспехов... Простые моряки. Они в ужасе побегут от нас, едва заслышав клич аиотееков!

Некоторое время, в душе Руудваака, осторожность боролась с жадностью. И пожалуй первая бы победила. Но потеря одной верблюдицы, — это сильный удар по благосостоянию рода, и репутации Старшего Караванщика. А тут целый корабль товаров. Да еще большой, а значит плывущий издалека. А коли издалека приплыл, — значит и товары дорогие, да и хватятся их нескоро, тем более что потерю скорее всего спишут на бурю.

— ...По всему видать, это и правда подарок Икаоитииоо, — подумал Руудваак. — А коли так, пренебречь им, — нанести божеству обиду! А обижать богов нехорошо. — В следующий раз, вместо подарка он преподнесет нерадивому дитю какую-нибудь гадость, и будет громко смеяться, наблюдая с небес за страданиями несчастного лентяя, пренебрегшего его милостью.

Что и говорить. — Руудваак Икаоитииоо шибко уважал, и обижать его никак не хотел.

Так что раздалась команда. Часть товаров слетела на землю, и десяток, наиболее умелых воинов, взгромоздились на их спины.

В ином роду, за такое можно было бы и изрядных неприятностей огрести. Ибо только аиотеекам-оуоо дозволялось биться в кавалерийском строю. Но в роду Желтых Долин, к этому относились проще. — Истинных оуоо там было не больше двух десятков. И у них хватало забот с охраной стойбищ и редких выпасов, так что даже караваны водили простые оикияоо. И коли Руудваак, сможет взять большую добычу, напугав жалких водохлебов видом грозных аиотеекских всадников, — никто не поставит ему в упрек нарушение обычаев.

— Гиргаасак, — приказал он своему помощнику. — Строй остальных караванщиков в оикия. Проверь чтобы все у кого есть копья, были в передних рядах. — Вы пройдете вон той вон ложбинкой... Старайтесь не высовываться. И подойдете к врагам с правого бока. Как только появитесь перед ними, — издавайте больше шума. Но не издавайте клича аиотееков. Пусть они смотря только на вас. Пусть даже вооружатся и подумают о том чтобы дать отпор. ...А они захотят это сделать, приняв вас за обычных бродяг. Тут мы подъем к ним со спины, и заставим пасть ниц. ...Если потом кто-то скажет что мы ограбили его людей, — мы ответим, — "Они первые напали на аиотееков!".

...Нет, в принципе, все эти предосторожности были не столь важны. В конце концов, — корабль выброшенный на берег, это дар Икаоитииоо, и принадлежит он тому, кто первый его увидел. Но подстраховаться никогда не мешает, ведь если кто-то из моряков уцелеет после битвы, и доберется до своих хозяев и покровителей, — сильный аиотеекский род, может предъявить свои права на товар, и даже потребовать головы обидчиков. — Ан хренушки, — У Руудаака есть законная отмазка. ...Но конечно лучше бы, никто не уцелел. А корабль потом сжечь..., хоть и обидно, когда пропадает столько топлива. Но уж пусть лучше море приберет обуглившиеся останки, чем в эти самые обуглившиеся останки, превратиться сам Руудаак. А так оно и будет, коли род выдаст его разгневанным хозяевам груза.

Сначала все шло как задумывалось. — Пока беспечные мореходы, даже не выставив охраны, что-то строгали и подстукивали на своем корабле, — оикия Гиирсаака, обошла их с фланга. Обошла, и с громкими криками выдвинулась вперед, неспешно наступая на забегавших в панике врагов.

Икаоитииоо и впрямь благоволил сегодня роду Желтых Долин. — Такой большой корабль, не смог выставить даже полную оикия бойцов, — видать буря хорошенько прорядила экипаж безумцев, осмеливающихся доверять свои жизни столь неверной и изменчивой стихии как вода. Ведь даже бесстрашный Икаоитииоо, ездил по небесному своду на верблюде. Но что взять с дурней, вероятно ведущих свой род от лягушек да рыб?

Так что по хорошему, в кавалерийской атаке, особой необходимости уже и не было. — Соотношение сил и так было в пользу рода Желтых Долин. Но стоит ли давать повод Гиирсааку говорить. — "Я бился за товары, пока Руудаак стоял в стороне..."?