Тут голоса требующие прекратить это затянувшееся обсуждение и перейти к неформальной части торжества зазвучали с новой силой, но слово взял атаман.
— Тяжелая у Богдана правда вышла, тут ничего не скажешь. Каждый казак так на свете живет — лучше голову свою потерять, чем мысль допустить, что забоялся он боя смертного. Но и Богдану нужно нагаек дать, это и я, и каждый из вас сердцем чует. Раз за ослух не выходит, значит, дадим за то, что старшим казакам пащекует (грубит) и поваги (уважения) не выказывает. Снимай кожух, Богдан. Казаки, кто хочет Богдана нагайкой перекрестить, выходи в круг.
Многоголосый хор одобрения такого простого, но неочевидного решения проблемы и многочисленные люди, рванувшие в круг, наглядно продемонстрировали: Атаман правильно угадал скрытые, подсознательные желания значительной части товарищества. А мне даже мечтать не приходится о равнодушном и спокойном отношении к моей персоне со стороны общества. Как верно заметил гениальный артист в одной из своих многочисленных миниатюр, — верхним листочкам солнца больше, но и ветра больше, и снега больше. Хорошо тем, кто в серединке, поэтому, советовал он своим многочисленным зрителям, не высовывайтесь, не выделяйтесь. Ничего, кроме многочисленных неприятностей это вам не принесет.
Открыл экзекуция, лично сам атаман. В ударе нагайкой, как впрочем, и саблей, и простой палкой, самый ответственный момент это соприкосновение орудия с избиваемым предметом. Если в этот миг не протянешь правильно орудие труда, эффект получится близким к нулю. Атаман щелкнул меня нагайкой показательно. Не сильно, но и не слабо, без протягивания удара снимающего кожу с плеч. Можно сказать, дружески хлопнул по спине. Большинство моих почитателей намек поняло правильно, и повторили этот нехитрый маневр придающий воспитательному процессу молодого казака подчеркнуто дружелюбный, можно даже сказать, юмористический оттенок.
Но, тем не менее, три кровавых полосы красовались на моей белой, домотканой сорочке в конце представления. Три моих самых ярых фана не смогли сдержать свои чувства и выплеснули их на меня. Один из них был моим давним поклонником. Демьян, остался верным мне в своей чистой, незамутненной ненависти. Видно вдова Оттарова ему не дает, а то давно должен был бы поменять отношение к своему благодетелю. Роковины (годовщина) смерти еще не скоро, может после подобреет. Насколько мне известны бабские сплетни, баба она видная, но характер скверный, очереди на Оттарово место в ее постели не наблюдается. Так что терять надежду на затухание этого конфликта пока рано. Двое других были мне слабо знакомы. Нет, как их звать, я, конечно, знал. В нашем селе было не так много жителей, чтоб запамятовать чье-то имя. Но кроме этого — никаких дополнительных сведений, а тем более причин столь горячих чувств. Ничего, чай не последний день живем, поинтересуемся. Зато знаю, кого лучше за спину не пускать, а это дорогого стоит.
Только теперь, заметив, с какой недоброй улыбкой поглядывает атаман на обоих заинтересовавших меня казаков, начал подозревать, что не просто так устроил он это представление. Ибо, в отличие от меня, интересовался он настроениями и разговорами во вверенном ему коллективе значительно больше и чувствовал нерв товарищества значительно тоньше. А поскольку, за последние два месяца мой статус, как-то незаметно, из простого ухажера Марии поднялся до уровня официального жениха, наш заботливый батька решил выявить болевые точки и провести терапию, пока болезнь не приобрела хронического характера. Будет интересно понаблюдать за этим.
Затем в круг привели плененного Керимом татарина, а его поставили переводчиком.
— Если хочешь быстрой и легкой смерти, отвечай на мои вопросы, иначе все равно ответишь, но умрешь в тяжких муках, — таким оптимистичным и дающим надежду на будущее утверждением, начал свою речь атаман.
— Я расскажу все, что знаю, без утайки, если ты подаришь мне смерть в бою, в поединке. Иначе вы не услышите от меня ни слова, я откушу свой язык, и плюну его вам в лицо.
— Ты в лесу таким смелым стал? Кто мешал тебе умереть в бою, как это сделали твои товарищи? Им не пришлось об этом меня просить. — Молодой татарин сразу сник, услышав насмешливые вопросы. Затем гордо вскинул голову.
— Я знаю, что покрыл свое имя позором. Поэтому, если хочешь его услышать, обещай мне смерть в бою. Иначе... — он угрожающе замолк. Не гоже воину, как базарной бабе повторять свои угрозы.
— Не заслужил ты смерть с клинком в руке. Единственный поединок, в котором ты можешь умереть — бой безоружно до смерти. Выбирай.
— Я согласен, — татарин был невысок, но коренастый и сильный. Это было видно сразу. — Задавай свои вопросы.
— Развяжите ему руки, — приказал атаман и начал спрашивать.
Татарин поведал немало интересного. Главной новостью была информация пленного, что незадолго до того, как их сотня вышла в поход, прибыли в Крым посланники от великого хана Тохтамыша. Они принесли весть, что идет к Итилю, Тамерлан, с большим войском. Хочет отомстить Орде за многочисленные походы в его пределы. Всем воинам предписывалось отроеконь выдвигаться к ставке хана, на войну с Тамерланом. Тем не менее, набег на литовские земли будет, но пойдет в набег воинов много меньше, чем обычно. Остальные отправятся в ставку великого хана. Объединенные отряды идущие в набег, по его информации, собирались выдвигаться в поход через четыре-пять дней после них. Поскольку двигаться они будут быстро, то могут даже день в пути отыграть. По словам татарина, они ехали не торопясь, берегли коней. Для них было важно успеть переправиться через Днепр до того, как задымят дымами сигнальные вежи.
После того, как у атамана закончились вопросы, он обратился к Кериму, стоящему рядом с ним.
— Керим, ты скольких сегодня упокоил?
— Двоих, а третий вот стоит, своего часа дожидается.
— Твой он по праву. Но прошу тебя, Керим, приказать в этом деле не могу, уступи этот бой Ивану Товстому. Он, бидолаха, (сердешный) возле самого поваленного дерева со своим десятком стоял, даже стрелу не в кого ему было пустить. Пусть он нам сегодня покажет, как он без зброи биться умеет.
— Ладно, я не жадный... — видно было, что жалко Кериму такую потеху отдавать, тем более сам поймал, сам приволок, но просьбу атамана уважил.
— Спаси Бог тебя, Керим. Иван, выходи. Знаю, злой ты на меня, что твой десяток без дела простоял, а потом я не дал вам следом за татарами в погоню кинуться. Покажи казакам, как надо биться. Просим тебя в круг.
"Давай Иван! Покажи, как наши казаки бьются!", — дружно зашумели соседские казаки. Раздевшись до пояса, Иван вышел в круг образованный казаками. Там его уже поджидал татарин, слегка согнувшись и расставив руки. Мне удалось рассмотреть схватку в подробностях, потому что, по-пластунски пролезши между ногами, я уселся на корточки прямо в первом ряду. Народ меня слегка попинал, но пустил.
Когда Иван, неспешно приблизился к татарину, тот стремительно бросился вперед, пытаясь взять его в захват. Сместившись чуть влево, Иван поймал своей правой рукой левую руку противника, дернул на себя, одновременно заходя ему за спину. Левая рука Ивана обхватила голову противника, разворачивая ее и прижимая к груди, правая легла сверху. Казалось, Иван прижал к своей груди голову любимой девушки, но резкий поворот корпуса влево увлек повернутую голову татарина за собой, вывернул ее практически на сто восемьдесят градусов и безвозвратно рассеял мимолетное, лиричное наваждение. В шее его противника что-то отчетливо хрустнуло, а отпущенное тело безвольным мешком упало к ногам казака.
В том, как легко и непринужденно Иван лишил жизни человека, была какая-то противоестественная, завораживающая красота и все мы в едином порыве вскинули руки вверх и закричали, — "Слава!". Затем слово снова взял наш атаман:
— Славный поединок мы увидали, казаки, славно завершил наш брат, видный казак и верный товарищ, Иван Товстый нашу викторию. Тридцать шесть вражин легло сегодня в сырую землю и никогда не придут больше незваными к нам в гости. Пью за вас, казаки, все добре бились, но отдельно хлопцам молодым скажу. Первый раз вы с нами в походе, хлопцы. Когда место боя вам назначал, думалось мне, что в самое спокойное место вас поставил. А так все повернулось, что пришлось вам всему татарскому отряду в хвост вцепиться. Славно вы бились. Мало что пока умеете, но главную науку уже вы выучили. Без страха в глаза супостата смотреть и наказа ждать. Ждать и терпеть, вот самая тяжкая наука. А теперь помолимся Богу за то, что даровал нам сегодня жизнь, а врагам нашим смерть. Отец Василий, тебе слово.
Празднество понеслось своей привычной колеей, после короткого молебна в честь победы нашего оружия все набросились на еду и на алкогольные напитки. Пережевывание жилистого мяса (видно конь был уже старым), способствовало плавному потоку мыслей в моей голове. Тамерлан все-таки двинулся в свой знаменитый поход за весной, ##1 приведший его в середине июня к берегам Волги. Татары Тохтамыша, пытавшиеся до этого измотать противника постоянным маневром, будут вынуждены дать бой и потерпят поражение. Спасутся те, кто сумеет переправиться на правый берег. Войско Тамерлана не будет их преследовать, а повернет обратно, чтоб успеть до холодов добраться в родные края.
##1 "Поход за весной" — так назвали историки знаменитый рейд армии Тимура по ордынским степам начавшийся на юге в феврале 1391 года и закончившийся битвой с объединенными силами Орды в середине июня.
Ко мне подсел Андрей, прервав плавный поток моих мыслей.
— Не по правде тебя атаман покарал, — угрюмо обронил он. Близко к сердцу видно приняли мое наказание хлопцы, подослали заместителя со мной поговорить.
— Не бери дурниц в голову, Андрей. Бьют, значит любят. То такая шутка была, никто меня не бил, а кто бил, так того я запомнил. За одно это я атаману благодарствую.
— Все одно, не по правде это, — упрямо повторил Андрей и выжидательно уставился на меня. Этот взгляд мне сильно не понравился. У хлопцев после такого напряжения откат, все под кайфом и без меда хмельного. В таком состоянии дурные мысли в голову так и прут. А революций нам не надо, ни сейчас, ни потом.
— Не о том думаете, Андрей. Ведь за казаками правда. Самовольничал я. Останься с нами Сулим, какой бы он наказ дал?
— Сидели бы в яру, до самого конца, а он бы побежал с казаками татар бить. И тебя бы взял, ты казак. А нам бы носа не позволил из яра высунуть.
— Сам все знаешь. Правильно мне Иван Товстый сказал, что по самому краю мы прошли, Андрей. У него глаз наметанный. Меня только теперь страх взял. Пустил бы кто-то стрелу без наказа, один Господь знает, сколько бы нас там полегло... а ты говоришь не по правде. Вы с Лавором мои главные помощники. Поговорите с хлопцами, узнайте у кого стрела мимо прошла, поспрошайте, что он думал, когда команды дожидался, трусило его или нет, как трусило. Вспомни, на двадцати шагах у нас все в яблоко стрелой били, а тут, считай пять промахов из двадцати. Значит, так била их Пропастница, что в руках самострел удержать не могли. Сейчас меду выпьют, у многих языки развяжутся, а вы слушайте да на ус мотайте. Завтра поговорим. А как в село приедем, сразу все в церковь, свечки поставим и помолимся, что отвели святые заступники беду от нас. Все понял?
— Понял...
— С Богом.
— А ты чего к нам не идешь?
— Приду. Мне нужно атаману слово сказать, жду, когда он один останется.
— Долго ждать будешь...
— Сколько надо.
Андрей ушел, а в моей голове снова закрутились списки дел и поручений, которые мне нужно успеть за эти день-два, пока не выйдем мы в новый поход. Изредка поглядывал в сторону атамана, но его плотно обступило кольцо старших казаков, полностью закрыв доступ посторонним к его телу. Тем не менее, он, заметив мои взгляды, неожиданно сам подошел ко мне.
— Как плечи? Болят? — послышался сзади меня хорошо знакомый голос. От неожиданности я невольно вздрогнул.
— Плечи, то пустое, батьку. Злоба людская ранит сильней нагайки...
— Твоя правда... обиды на меня не держишь?
— Какая обида... спаси Бог тебя, батьку за науку. Вот теперь сижу и думаю, чем я Макару и Бориславу не угодил, что злобу такую на меня в сердце держат. И нечего не могу понять, батьку.
— А нечего тут понимать. Скажи мне, из-за чего первое смертоубийство на Земле случилось?
— Завидовал Каин брату своему Авелю, что больше привечает отец его и его подарки.
— Зависть страшное чувство... все равны перед Богом, все равны перед смертью, почему в остальном не равны люди? Почему один умный, а другой дурень? Почему он бедный, а другой богатый? — атаман выжидательно смотрел на меня, требуя ответ.
— Откуда мне то знать... у каждого своя судьба и свое испытание. Так Бог создал этот мир. Каждый хочет быть богатым и здоровым, а не бедным и больным, не зная, что в монетах нет счастья.
— Спешишь ты куда-то, Богдан... спешишь, людей не замечаешь. Может и знаешь куда, может и надо спешить, а другие видят лишь то, что живешь ты рядом, а мимо людей глядишь. Они на тебя добре смотрят, а ты на них нет. Не прощают такого никому, так что думай, хлопец, крепко думай. Тех, кого сегодня заприметил, глаз с них не спускай, а поскольку не дал нам Господь глаз на затылке, спиной к ним не становись. Теперь поведай мне, что дальше будет с Тохтамышем, а то запамятовал я с нашей прошлой беседы... — поверить в это было трудно, уж скорей он мою память решил испытать.
— Побьет скоро Кривой Тимур, Тохтамыша и обратно в свою землю повернет, не будет его разбитую рать догонять и добивать. Не будет у него на то, ни сил, ни времени. И ему крепко от татар достанется. Но не успокоится Великий Хан. Дальше будет войска ратить, земли, что отнял Тимур у Орды, под свою руку подводить. Три года будет он украины Тимурового ханства разорять. На четвертую весну придет Тимур с силой великой на Кавказ, все народы верные Тохтамышу резать будет без пощады. Войско Тохтамыша сильно побьет, догонять будет побитые рати и добивать. До берегов Днепра будут гнать его конники битых татар. Кто на нашу сторону уйти сможет, тот и выживет. Сам Тохтамыш будет у Литвы защиты просить. Опустеет степь, Дон, Кавказ. И Крым не избежит разорения. Поставит Тимур нового хана, а кто жить захочет, тот ему в верности присягнет.
— А у нас что?
— В Киевском княжестве четыре года тишь да гладь. Крымчаки если и будут появляться, то малыми силами, кусок ухватят и бежать. На севере князь литовский, Витовт, будет биться с братом своим двоюродным, королем польским Ягайлой. Через два года замирятся они и начнет Витовт всех поместных князей под свою руку подводить. Через три года, осенью, поменяют нашего князя киевского Владимира Ольгердовича, на Скиргайла. Тот, на следующий год в поход на Черкассы пойдет, казаков под свою руку подводить.
— Уверен в слове своем? Не уверен, лучше помолчи, может так статься, что головой отвечать придется и тебе, и мне, если слову твоему поверю.
— Что мне открыто, то тебе открываю, слово мое твердое. Надо будет, отвечу головой.
