— Ты, Богдан, не каркай и беду не накликай! Только за это тебе нагаек дать надо! — Иван видно сегодня ни в кого не попал, их там было полсотни казаков на десять татар, только этим могу объяснить его горячее желание мне всыпать. Я промолчал. Аргумент был откровенно слабым, а слабый аргумент лучше просто игнорировать. После него в круг вышел Керим.
— Я, казаки, говорить не мастак. Только на Богдановой стороне правда. Чего вы его карканьем попрекаете? Не вы ли перед этим каркали, что бы было, если бы татары хлопцев заметили да всех порубили? Даром ты, Сулим, эту бучу затеял. Богдан доброе дело сделал. А что вместо тебя наказы давал, так ты сам виноват. Нужно было с хлопцами оставаться, а не в дозор идти. Ты, батька, нам показать решил, что для тебя разницы нет, будь то сын твой, или, к примеру, зять будущий, все перед товариществом равны, так мы то и так знаем. Но не нужно своего карать за то, за что чужого бы похвалил. А вас, казаки, я так спрошу. Пусть выйдет сюда в круг тот, кто на месте Богдана, в овраге остался бы сидеть и не попробовал татарам хвоста прищемить. Выйдет и скажет нам, что бы он учудил. А мы послушаем.
Мастак не мастак, а речь толкнул убедительную. Видно хочет оставить за собой монопольное право на избиение моего драгоценного тела. После него взял слово, Сулим.
— Подумал, я, казаки. Прав Керим. Богданова правда тяжелей моей выходит. Не мог он с хлопцами в овраге усидеть. В глаза бы не сказали, а за глаза все бы их боягузами (трусами) считали. Так лучше голову сложить, чем с такой славой живым остаться. Был бы я с ними, лучшего бы не придумал. А самовольничал он, потому что понял, будут татары обратно ехать.
Тут голоса требующие прекратить это затянувшееся обсуждение и перейти к неформальной части торжества зазвучали с новой силой, но слово взял атаман.
— Тяжелая у Богдана правда вышла, тут ничего не скажешь. Каждый казак так на свете живет — лучше голову свою потерять, чем мысль допустить, что забоялся он боя смертного. Но и Богдану нужно нагаек дать, это и я, и каждый из вас сердцем чует. Раз за ослух не выходит, значит, дадим за то, что старшим казакам пащекует (грубит) и поваги (уважения) не выказывает. Снимай кожух, Богдан. Казаки, кто хочет Богдана нагайкой перекрестить, выходи в круг.
Многоголосый хор одобрения такого простого, но неочевидного решения проблемы и многочисленные люди, рванувшие в круг, наглядно продемонстрировали: Атаман правильно угадал скрытые, подсознательные желания значительной части товарищества. А мне даже мечтать не приходится о равнодушном и спокойном отношении к моей персоне со стороны общества. Как верно заметил гениальный артист в одной из своих многочисленных миниатюр, — верхним листочкам солнца больше, но и ветра больше, и снега больше. Хорошо тем, кто в серединке, поэтому, советовал он своим многочисленным зрителям, не высовывайтесь, не выделяйтесь. Ничего, кроме многочисленных неприятностей это вам не принесет.
Открыл экзекуция, лично сам атаман. В ударе нагайкой, как впрочем, и саблей, и простой палкой, самый ответственный момент это соприкосновение орудия с избиваемым предметом. Если в этот миг не протянешь правильно орудие труда, эффект получится близким к нулю. Атаман щелкнул меня нагайкой показательно. Не сильно, но и не слабо, без протягивания удара снимающего кожу с плеч. Можно сказать, дружески хлопнул по спине. Большинство моих почитателей намек поняло правильно, и повторили этот нехитрый маневр придающий воспитательному процессу молодого казака подчеркнуто дружелюбный, можно даже сказать, юмористический оттенок.
Но, тем не менее, три кровавых полосы красовались на моей белой, домотканой сорочке в конце представления. Три моих самых ярых фана не смогли сдержать свои чувства и выплеснули их на меня. Один из них был моим давним поклонником. Демьян, остался верным мне в своей чистой, незамутненной ненависти. Видно вдова Оттарова ему не дает, а то давно должен был бы поменять отношение к своему благодетелю. Роковины (годовщина) смерти еще не скоро, может после подобреет. Насколько мне известны бабские сплетни, баба она видная, но характер скверный, очереди на Оттарово место в ее постели не наблюдается. Так что терять надежду на затухание этого конфликта пока рано. Двое других были мне слабо знакомы. Нет, как их звать, я, конечно, знал. В нашем селе было не так много жителей, чтоб запамятовать чье-то имя. Но кроме этого — никаких дополнительных сведений, а тем более причин столь горячих чувств. Ничего, чай не последний день живем, поинтересуемся. Зато знаю, кого лучше за спину не пускать, а это дорогого стоит.
Только теперь, заметив, с какой недоброй улыбкой поглядывает атаман на обоих заинтересовавших меня казаков, начал подозревать, что не просто так устроил он это представление. Ибо, в отличие от меня, интересовался он настроениями и разговорами во вверенном ему коллективе значительно больше и чувствовал нерв товарищества значительно тоньше. А поскольку, за последние два месяца мой статус, как-то незаметно, из простого ухажера Марии поднялся до уровня официального жениха, наш заботливый батька решил выявить болевые точки и провести терапию, пока болезнь не приобрела хронического характера. Будет интересно понаблюдать за этим.
Затем в круг привели плененного Керимом татарина, а его поставили переводчиком.
— Если хочешь быстрой и легкой смерти, отвечай на мои вопросы, иначе все равно ответишь, но умрешь в тяжких муках, — таким оптимистичным и дающим надежду на будущее утверждением, начал свою речь атаман.
— Я расскажу все, что знаю, без утайки, если ты подаришь мне смерть в бою, в поединке. Иначе вы не услышите от меня ни слова, я откушу свой язык, и плюну его вам в лицо.
— Ты в лесу таким смелым стал? Кто мешал тебе умереть в бою, как это сделали твои товарищи? Им не пришлось об этом меня просить. — Молодой татарин сразу сник, услышав насмешливые вопросы. Затем гордо вскинул голову.
— Я знаю, что покрыл свое имя позором. Поэтому, если хочешь его услышать, обещай мне смерть в бою. Иначе... — он угрожающе замолк. Не гоже воину, как базарной бабе повторять свои угрозы.
— Не заслужил ты смерть с клинком в руке. Единственный поединок, в котором ты можешь умереть — бой безоружно до смерти. Выбирай.
— Я согласен, — татарин был невысок, но коренастый и сильный. Это было видно сразу. — Задавай свои вопросы.
— Развяжите ему руки, — приказал атаман и начал спрашивать.
Татарин поведал немало интересного. Главной новостью была информация пленного, что незадолго до того, как их сотня вышла в поход, прибыли в Крым посланники от великого хана Тохтамыша. Они принесли весть, что идет к Итилю, Тамерлан, с большим войском. Хочет отомстить Орде за многочисленные походы в его пределы. Всем воинам предписывалось отроеконь выдвигаться к ставке хана, на войну с Тамерланом. Тем не менее, набег на литовские земли будет, но пойдет в набег воинов много меньше, чем обычно. Остальные отправятся в ставку великого хана. Объединенные отряды идущие в набег, по его информации, собирались выдвигаться в поход через четыре-пять дней после них. Поскольку двигаться они будут быстро, то могут даже день в пути отыграть. По словам татарина, они ехали не торопясь, берегли коней. Для них было важно успеть переправиться через Днепр до того, как задымят дымами сигнальные вежи.
После того, как у атамана закончились вопросы, он обратился к Кериму, стоящему рядом с ним.
— Керим, ты скольких сегодня упокоил?
— Двоих, а третий вот стоит, своего часа дожидается.
— Твой он по праву. Но прошу тебя, Керим, приказать в этом деле не могу, уступи этот бой Ивану Товстому. Он, бидолаха, (сердешный) возле самого поваленного дерева со своим десятком стоял, даже стрелу не в кого ему было пустить. Пусть он нам сегодня покажет, как он без зброи биться умеет.
— Ладно, я не жадный... — видно было, что жалко Кериму такую потеху отдавать, тем более сам поймал, сам приволок, но просьбу атамана уважил.
— Спаси Бог тебя, Керим. Иван, выходи. Знаю, злой ты на меня, что твой десяток без дела простоял, а потом я не дал вам следом за татарами в погоню кинуться. Покажи казакам, как надо биться. Просим тебя в круг.
"Давай Иван! Покажи, как наши казаки бьются!", — дружно зашумели соседские казаки. Раздевшись до пояса, Иван вышел в круг образованный казаками. Там его уже поджидал татарин, слегка согнувшись и расставив руки. Мне удалось рассмотреть схватку в подробностях, потому что, по-пластунски пролезши между ногами, я уселся на корточки прямо в первом ряду. Народ меня слегка попинал, но пустил.
Когда Иван, неспешно приблизился к татарину, тот стремительно бросился вперед, пытаясь взять его в захват. Сместившись чуть влево, Иван поймал своей правой рукой левую руку противника, дернул на себя, одновременно заходя ему за спину. Левая рука Ивана обхватила голову противника, разворачивая ее и прижимая к груди, правая легла сверху. Казалось, Иван прижал к своей груди голову любимой девушки, но резкий поворот корпуса влево увлек повернутую голову татарина за собой, вывернул ее практически на сто восемьдесят градусов и безвозвратно рассеял мимолетное, лиричное наваждение. В шее его противника что-то отчетливо хрустнуло, а отпущенное тело безвольным мешком упало к ногам казака.
В том, как легко и непринужденно Иван лишил жизни человека, была какая-то противоестественная, завораживающая красота и все мы в едином порыве вскинули руки вверх и закричали, — "Слава!". Затем слово снова взял наш атаман:
— Славный поединок мы увидали, казаки, славно завершил наш брат, видный казак и верный товарищ, Иван Товстый нашу викторию. Тридцать шесть вражин легло сегодня в сырую землю и никогда не придут больше незваными к нам в гости. Пью за вас, казаки, все добре бились, но отдельно хлопцам молодым скажу. Первый раз вы с нами в походе, хлопцы. Когда место боя вам назначал, думалось мне, что в самое спокойное место вас поставил. А так все повернулось, что пришлось вам всему татарскому отряду в хвост вцепиться. Славно вы бились. Мало что пока умеете, но главную науку уже вы выучили. Без страха в глаза супостата смотреть и наказа ждать. Ждать и терпеть, вот самая тяжкая наука. А теперь помолимся Богу за то, что даровал нам сегодня жизнь, а врагам нашим смерть. Отец Василий, тебе слово.
Празднество понеслось своей привычной колеей, после короткого молебна в честь победы нашего оружия все набросились на еду и на алкогольные напитки. Пережевывание жилистого мяса (видно конь был уже старым), способствовало плавному потоку мыслей в моей голове. Тамерлан все-таки двинулся в свой знаменитый поход за весной, ##1 приведший его в середине июня к берегам Волги. Татары Тохтамыша, пытавшиеся до этого измотать противника постоянным маневром, будут вынуждены дать бой и потерпят поражение. Спасутся те, кто сумеет переправиться на правый берег. Войско Тамерлана не будет их преследовать, а повернет обратно, чтоб успеть до холодов добраться в родные края.
##1 "Поход за весной" — так назвали историки знаменитый рейд армии Тимура по ордынским степам начавшийся на юге в феврале 1391 года и закончившийся битвой с объединенными силами Орды в середине июня.
Ко мне подсел Андрей, прервав плавный поток моих мыслей.
— Не по правде тебя атаман покарал, — угрюмо обронил он. Близко к сердцу видно приняли мое наказание хлопцы, подослали заместителя со мной поговорить.
— Не бери дурниц в голову, Андрей. Бьют, значит любят. То такая шутка была, никто меня не бил, а кто бил, так того я запомнил. За одно это я атаману благодарствую.
— Все одно, не по правде это, — упрямо повторил Андрей и выжидательно уставился на меня. Этот взгляд мне сильно не понравился. У хлопцев после такого напряжения откат, все под кайфом и без меда хмельного. В таком состоянии дурные мысли в голову так и прут. А революций нам не надо, ни сейчас, ни потом.
— Не о том думаете, Андрей. Ведь за казаками правда. Самовольничал я. Останься с нами Сулим, какой бы он наказ дал?
— Сидели бы в яру, до самого конца, а он бы побежал с казаками татар бить. И тебя бы взял, ты казак. А нам бы носа не позволил из яра высунуть.
— Сам все знаешь. Правильно мне Иван Товстый сказал, что по самому краю мы прошли, Андрей. У него глаз наметанный. Меня только теперь страх взял. Пустил бы кто-то стрелу без наказа, один Господь знает, сколько бы нас там полегло... а ты говоришь не по правде. Вы с Лавором мои главные помощники. Поговорите с хлопцами, узнайте у кого стрела мимо прошла, поспрошайте, что он думал, когда команды дожидался, трусило его или нет, как трусило. Вспомни, на двадцати шагах у нас все в яблоко стрелой били, а тут, считай пять промахов из двадцати. Значит, так била их Пропастница, что в руках самострел удержать не могли. Сейчас меду выпьют, у многих языки развяжутся, а вы слушайте да на ус мотайте. Завтра поговорим. А как в село приедем, сразу все в церковь, свечки поставим и помолимся, что отвели святые заступники беду от нас. Все понял?
— Понял...
— С Богом.
— А ты чего к нам не идешь?
— Приду. Мне нужно атаману слово сказать, жду, когда он один останется.
— Долго ждать будешь...
— Сколько надо.
Андрей ушел, а в моей голове снова закрутились списки дел и поручений, которые мне нужно успеть за эти день-два, пока не выйдем мы в новый поход. Изредка поглядывал в сторону атамана, но его плотно обступило кольцо старших казаков, полностью закрыв доступ посторонним к его телу. Тем не менее, он, заметив мои взгляды, неожиданно сам подошел ко мне.
— Как плечи? Болят? — послышался сзади меня хорошо знакомый голос. От неожиданности я невольно вздрогнул.
— Плечи, то пустое, батьку. Злоба людская ранит сильней нагайки...
— Твоя правда... обиды на меня не держишь?
— Какая обида... спаси Бог тебя, батьку за науку. Вот теперь сижу и думаю, чем я Макару и Бориславу не угодил, что злобу такую на меня в сердце держат. И нечего не могу понять, батьку.
— А нечего тут понимать. Скажи мне, из-за чего первое смертоубийство на Земле случилось?
— Завидовал Каин брату своему Авелю, что больше привечает отец его и его подарки.
— Зависть страшное чувство... все равны перед Богом, все равны перед смертью, почему в остальном не равны люди? Почему один умный, а другой дурень? Почему он бедный, а другой богатый? — атаман выжидательно смотрел на меня, требуя ответ.
— Откуда мне то знать... у каждого своя судьба и свое испытание. Так Бог создал этот мир. Каждый хочет быть богатым и здоровым, а не бедным и больным, не зная, что в монетах нет счастья.
— Спешишь ты куда-то, Богдан... спешишь, людей не замечаешь. Может и знаешь куда, может и надо спешить, а другие видят лишь то, что живешь ты рядом, а мимо людей глядишь. Они на тебя добре смотрят, а ты на них нет. Не прощают такого никому, так что думай, хлопец, крепко думай. Тех, кого сегодня заприметил, глаз с них не спускай, а поскольку не дал нам Господь глаз на затылке, спиной к ним не становись. Теперь поведай мне, что дальше будет с Тохтамышем, а то запамятовал я с нашей прошлой беседы... — поверить в это было трудно, уж скорей он мою память решил испытать.
