Заинтересованные одноклассники полностью забыли про свои дела, с любопытством наблюдая за размолвкой лучших подруг. Хезер непроизвольно хмыкнула — в кое-то веки не ее фамилию выкрикивают, в кое-то разе не она зачинщик разрушений и драки. Встревоженная леди поспешила к ученицам, смотрящим друг на друга с ненавистью.
— Рука случайно соскользнула, миссис Ливингстон, — ответила Мэйзи.
С искаженным лицом Изабель вернулась на свое место, а ее подруга, наклонившись, начала поднимать мольберт.
— Не знаю, что у вас случилось, но ведите себя спокойнее! Здесь вы учитесь расслабляться и входить в гармоничное состояние. Творчество требует полной отдачи — оно позволяет услышать себя и выразить чувства, — произнесла леди, помогая поднять и установить мольберт на место.
— Вы правы, миссис Ливингстон, простите.
Покачав головой, учитель мельком посмотрела на Изабель и обратилась к Блер:
— На этот раз я закрою глаза на ваш поступок.
Пожав плечами, одноклассница распрямилась и улыбнулась:
— Спасибо, миссис Ливингстон.
Снова помотав головой, та отошла от ученицы и оглядела класс:
— А почему остальные не заняты делом? Возвращаемся к работе! — подойдя к Алберту, она уже тише продолжила: — Отличная идея, Майклсон, мне нравится ваш подход, продолжайте.
Перешептываясь и посмеиваясь, одноклассники вернулись к наброскам, наполняя помещение шумом. Кажется, по школе поползет новая сплетня — раздор двух первых красавиц воистину небывалое событие. Вздохнув, Хезер перевела взгляд на белый лист; что рисовать она не понимала. Для окружающих Хэллоуин являлся праздником — весельем, поводом развлечься. А для нее и брата одним из мрачных дней — и дело не в тех событиях, шедших с ним смежно — новых витков издевательств — а в том, что девять лет назад этот день стал последним для родителей. Как можно радоваться, находилось выше ее понимания. Даже отстранившись достаточно посмотреть на счастье одноклассников, когда их родители приходили на школьные мероприятия, чтобы в мысли залезало темное сожаление: Поттеры тоже могли быть такими детьми — нормальными, светлыми, счастливыми.
За время урока миссис Ливингстон несколько раз подходила к Хезер и делала замечания по наброску, а в последний раз помогла и внесла исправления в некоторые места. А еще она постоянно кидала тревожные взгляды на Изабель, застывшую у мольберта и невидяще смотрящую на чистый лист. Учитель к ней так и не подошла, оставляя за любимицей право молча бороться со своими демонами.
* * *
Шла седьмая учебная неделя и Хезер вернулась к прогулкам по городу, несмотря на неудачный опыт общения с сердобольной старушкой и постоянным риском нарваться на кого-нибудь не менее добросердечного. В доме ебанутой семейки с каждым днем становилось находиться все мучительнее — второй раз поймав себя на разглядывании лестницы, ведущей на второй ярус кровати, с комплектом мыслей, что та ничего так, подходят для петли, Поттер буквально силой впихнула себя на улицу. В библиотеке было не менее дискомфортно — мало того, все казалось, что через минуту-другую появится брат, так еще и мечущуюся мысли не желали сосредотачиваться, и она подолгу смотрела в книгу, не видя текста. Потому прогулки стали приемлемым решением — так отчасти заглушалось одиночество, и уставший организм по возвращению в дом Дурслей быстро отходил ко сну. Точнее, к кошмарам — но все же, это какой-никакой, но отдых — значительно лучше тех дней, когда она не могла заснуть, по кругу вращаясь в мрачных размышлениях.
— Мисс Поттер, подождите! — послышался позади голос мисс Дей, когда Хезер вышла из школы.
Ухмыльнувшись, она остановилась и с настороженностью посмотрела на окликнувшую ее леди. После расстановки приоритетов поведение Хоуп Дей немного изменилось: она притихла, уже не так яростно отстаивала изгоев и реже призывала к уважительному отношению. Учитель начала игнорировать главного лузера школы, и вместе с тем во время проверочных работ нахмурено рассматривать — Хезер несколько раз перехватывала ее тяжелые взгляды — не спеша завести новый диалог и прояснить их значение. По размышлении Поттер пришла к выводу, что леди прониклась существующими положением и оставила попытки его изменить, но чтобы не потерять репутацию, вяло продолжила пропаганду изначального курса равенства. А изучающие взгляды продиктованы тем, что ученица стала неприятным напоминанием потерпевших крах попыток поменять существующий уклад. Словно бельмо на глазу — убрать бы виновницу собственной неудачи, да вот незадача — это снова все вне власти мисс Дей.
— Поблизости есть скамейки, — произнесла леди, подойдя ближе, — давайте прогуляемся до них.
Продолжая исподлобья следить за преподавателем, Хезер выдохнула сквозь зубы:
— Зачем?
От злости, прозвучавшей в голосе ученицы, Хоуп Дей растерялась и остановилась; вздохнув, она попросила:
— Пожалуйста, Хезер.
Углубив ухмылку, Поттер неохотно кивнула:
— Ладно.
— Спасибо, Хезер, — мимолетно улыбнувшись, леди направилась в сторону небольшого закутка во дворе, примыкающего к библиотеке, где находилось несколько лавочек.
Передернув плечами от дурных предчувствий, Хезер поплелась следом, то и дело искоса поглядывая на напряженную мисс Дей и толком не понимая себя и своих порывов. С одной стороны, предстоящий диалог явно не мог быть положительным и после него станет еще хуже. Вероятно, леди выплеснет переживания, обвинит во всем ученицу и с чистой совестью уйдет. А с другой, может, Хоуп Дей не такая? Возможно, эта идеалистичная мисс заслуживала шанс?..
Опустившись на сидение скамейки, учитель снова улыбнулась и кивнула на соседнее место:
— Присядьте.
Дернув уголком рта, Хезер с неохотой устроилась рядом.
— Я могу вам помочь.
Искривив лицо, Поттер резко спросила:
— Чем?
— Мы можем обратиться в социальную службу, и они разберутся с существующей проблемой. Все будут наказаны. Даже мистер Кингзман.
Хезер дернула головой, с сомнением смотря на мисс Дей. Все-таки диалог с ней был ошибкой. Давно уже выведена истина — никто не заслуживает прощения и тем более второго шанса. Абсквэ омни эксцэпционэ85.
— Мне это не нужно, — спустя несколько секунд молчания категорично ответила она.
Леди чуть подалась вперед, ее лицо приняло странное выражение, а взгляд наполнился жалостью, и мягко проговорила:
— Издевательства прекратятся.
— Служба поможет только вам, — мрачно возразила Хезер.
Замотав головой в несогласии, мисс Дей быстро воскликнула:
— Это не так!
Коротко рассмеявшись, Хезер зло усмехнулась, отводя взгляд в сторону, и спросила:
— А что последует дальше?
— Даже дома с вами обращаются несправедливо — социальная служба поможет!
Сердце Хезер совершило кульбит, а потом забилось с бешеной скоростью. Чувствуя, как от злости непроизвольно сжимаются кулаки, она резко вскинулась, ее лицо скривилось от отвращения:
— Вы и это выяснили...
Учитель истории и вправду оказалась сострадательной в основе; ее стремление спасти ощущалось искренним и заслуживало уважение. Такой идеалистичной леди в гнилом море Литтл Уингинга не было места — она совершенно не подходила для проклятой школы, не умела со своей честностью и высокими принципами подстраиваться под обстоятельства. Вероятно, при других условиях Хезер приняла бы протянутую руку и крепко ухватилась, но сейчас, несмотря на все размышления, она не готова отцепиться от брата — только если он сам выпнет из жизни — поэтому чужой порыв был лишним и по факту только ухудшал положение.
— Послушайте, из этой непростой ситуации есть выход...
Не дав закончить предложение, Хезер вскочила на ноги и громко перебила леди:
— Хотите и брата отобрать? Вы же прекрасно понимаете — мы попадем в приют, а потом нас разлучат — пристроят в разные семьи. В этом заключается ваша помощь? — помотав головой, она отвела взгляд в сторону и спокойнее, более холодным тоном продолжила: — Нет, на самом деле, вы хотите помочь только себе. Улучшить свое положение на работе и показать Кингзману, что можете его победить. Доказать всем, что вы не такая, как окружающие. Вам плевать, что потом станет со мной и Гарри.
Лицо мисс Дей снова исказилось в непонятном выражении, она протянула руку к ученице — та попятилась, уходя от прикосновения. Увидев это, преподаватель закрыла на несколько секунд глаза и глубоко вздохнула, сказав:
— Нет, вы ошибаетесь. Хезер, я правда хочу помочь именно вам.
Отступив еще на шаг, Поттер помотала головой, а потом зло высказала:
— Не нужно за мой счет брать реванш. Идите к психологу — он поможет справиться с поражением. А если вам действительно не все равно, то оставьте меня в покое.
Несмотря на грубые слова и неуважительный тон, леди вдруг выпрямилась и стала выглядеть напряженно-сосредоточенной, словно не хотела уступать и принимать чужую позицию.
— Как мне доказать, что вы неправы?
Взмахнув руками, Хезер гневно воскликнула:
— Перестаньте ко мне лезть! — сделав глубокий вдох, уже более сдержанно проговорила: — Когда человек говорит "нет" — это значит "нет", а не "да". Хватит разрушать мою жизнь, — она развернулась и направилась прочь, добавив напоследок: — До свиданья, мисс Дей.
На сердце Хезер стало еще тяжелее — хотя, казалось бы, все точки, наконец, расставлены и ситуация полностью прояснена. Но, тем не менее, у нее возникло ощущение, будто она намеренно плюнула в чужую душу.
— Хезер.
Остановившись, Поттер обернулась. Леди сидела прямо, точно проглотила палку, и смотрела спокойным взглядом, словно достигла некого просветления и нашла свою дорогу. В этот момент она выглядела по-особенному красивой — как будто ее суть скинула все маски, и личность Хоуп Дей полностью раскрылась; стойкая, уверенная в себе и своих силах, не сдающаяся и стремящаяся к правде — будто воплощение самой Дике.
— Я не буду ничего делать без вашего согласия.
Искривив правый уголок губ в неполноценной улыбке, Хезер кивнула и двинулась дальше. Было бы прекрасно, если Майкл Кингзман так бы и не смог сломать отзывчивую леди, как делал это с людьми, попавшими под его внимание.
— Помните, я на вашей стороне.
Вздрогнув, Хезер перешла на бег — стремясь убраться подальше, а лучшее вообще в лес. Там точно не было людей с ненужными, пусть и добрыми порывами и взглядом полным жалости.
* * *
Конец рабочей недели выдался теплым — уже три дня светило солнце и небо не спешило закрываться тучами. Пусть ветер и оставался ледяным, но под теплыми лучами это становилось даже приятно — хороший контраст. Лето медленно сдавалось напору холода, и природа окрашивалась в самые невероятные оттенки. Палитра цветов, особенно под солнцем, радовала глаза и, казалось, словно в этом мире, наконец, наступило спокойное время — и нет мрака. Будто здесь — среди этой красоты все несчастья отступают, а небесный ублюдок взял перерыв и завороженный осенней природой перестал подкидывать плохие ситуации, показатели божественной любви.
Безусловно, Хезер обожала лето, но и для осени в ее сердце существовало отдельное местечко. Именно в такие теплые дни яростно хотелось жить и не сдаваться — доказать всем, что, несмотря на всех происшествия, она не сломана и в ней есть силы. И даже с приходом темноты, очарование окружающей природы не исчезало — оно становилось другим.
Нежелание возвращаться в дом ебанутой семейки имело под собой еще одну скрытую причину: оставаться невидимкой в компании брата было комфортно — он полностью компенсировал чужое безразличие — а вот без него... С каждым новым днем это потихоньку угнетало. Если поначалу получалось не обращать внимания и находить положительные моменты, то постепенно все хорошее сошло на нет и утратило актуальность, и чаша отрицательного перевесила. Сейчас Хезер безумно не хватало общения, даже сквозь зубы — но хотя бы маленькой толики внимания — скоромного знания, что пусть она и не любима, но есть. Быть вне мира, каждый божий день чувствовать, что для Дурслей не имеет значения, вернется ли воспитанница с темнотой или так и затеряется на улицах города, стало тяжело. Бесспорно, это знание не являлось откровением — оно было всегда, но на фоне всех событий вышло на передний план и отхватило нескромное место в мыслях. Если бы не письма от брата, то Хезер сдалась окончательно. Он был светом — смыслом — его слова вдохновляли дышать и идти дальше, его теплота оставалась якорем в этом большом и безразличном мире.
Подкидывая "йо-йо", недавно набравшее популярность в школе, Хезер топталась рядом с дорогой, ведущей на вторую детскую площадку, и не могла принять окончательное решение — уйти в закат и все же на нее зайти. С одной стороны, та была кем-то занята, и Поттер ни к черту не сдалось пересекаться с людьми, а с другой, этот некто ревел настолько тоскливо, что оставлять его в подобном горе подло. И дело заключалось даже не в человеке — уж точно не в возможностях Хезер дать утешение — а в самой Поттер. Сможет ли она и дальше засыпать, зная, что могла помочь, но прошла мимо, и это привело к чему-то непоправимому?..
В наступившем учебном году вторая площадка часто оставалась свободной. Сюда изредка забредали неудачники — в частности, и Хезер — стремящиеся побыть в одиночестве, либо банда братца Свина, но в сравнении с прошлыми временами значительно реже — ребят раскидало по разным местам: кто перешел в школу-пансион, кто был занят до самого вечера в кружках или на дополнительных занятиях. Поэтому остатки "Ко" собирались на своей неофициальной базе исключительно по выходным.
Сумерки уже вступили в права, и скоро окончательно стемнеет — верно ли, оставлять человека в отчаянье с подступающим мраком?..
Приняв решение, Хезер двинулась вперед, засовывая в карман "йо-йо". Благодаря наступающей темноте было сложно понять, кто именно пришел сюда выплакаться, тем более этот человек сидел спиной к выходу. Все стало ясно, когда Поттер прошла ограждение — качели опять мучила Берч. Скривившись, Хезер остановилась; воистину второе проклятое место городка — нужно перестать здесь появляться.
Глубоко вздохнув, она двинулась дальше. Увлеченная горем Изабель вздрогнула, когда одноклассница села поблизости, и спрятала лицо в руках, но реветь не прекратила. Ухмыльнувшись, Поттер начала вяло раскачиваться — скрип просто адски ударил по ушам, но хотя бы отчасти заглушил звуки, раздающиеся рядом.
Этот мир мог быть сколько угодным несправедливым — вопрос заключался в другом — разумно ли Хезер отвечать ему на том же языке? Должна ли она попуститься со своими принципами и бить в ответ? Верно ли, предавать себя ради минутного удовольствия, в итоге еще глубже загоняющего на дно? Оставаться верной себе — не значит прощать, это не опускаться до гнилых поступков. Именно поэтому она сейчас сидела здесь и мучила качели, давая одному из самых ненавистных людей ощущение поддержки. Быть в аду горя не заслуживает никто.
Достаточно быстро окончательно стемнело; город, видневшийся с левого бока, окрасился светом уличных фонарей, а лес с другой стороны стал совсем мрачным — словно полным опасности и скрытых чудовищ. Хотя, казалось бы, что в нем может таиться такого? Страшнее людей не было никого. Изабель все это время продолжала реветь, постепенно, пусть и медленно, успокаиваясь.
