— Не совсем причина, по которой я решил подать его сегодня вечером, но мысль, которую стоит запомнить, я полагаю. — Самил согласился так безмятежно, что в глубине души Хоуэрду захотелось закричать на него в отчаянии. Эта безмятежность, эта полная, всегда обоснованная вера были одной из тех вещей, которыми Хоуэрд всегда больше всего восхищался в своем брате. Однако в данный момент это действовало ему на нервы почти так же сильно, как и успокаивало. И настоящая причина, по которой это произошло, как бы мало он ни хотел исследовать истину, заключалась в том, что спокойствие Самила — его принятие Божьей воли — фактически заставило Хоуэрда усомниться в своей собственной вере.
Он боролся с этим сомнением изо всех сил, но так и не смог полностью победить его. Несомненно, истинно справедливый Бог, архангелы, которые действительно служили Свету, никогда бы не покинули такого хорошего человека, как его брат, который стремился только служить Богу и любить своих ближних. Не просто бросить его, а отдать в руки мерзкого, продажного, злого человека, такого как Жаспар Клинтан. В руки человека, готового уничтожить целое королевство. Руки человека, который был вооружен всеми ужасными наказаниями Книги Шулера... и совершенно готового, страстно желающего обрушить каждое из них на непорочных детей Божьих, чьим единственным преступлением было сопротивление его собственному развращению.
Хоуэрд Уилсин знал свои собственные слабости, свои собственные недостатки. Он тоже не мог честно сказать, что считал что-то из них настолько ужасным, чтобы оправдать судьбу, уготованную им Клинтаном, но все же был готов признать, что тоже стал жертвой греха честолюбия. Что иногда он позволял соблазнительной силе своего рождения и занимаемой должности вести его по легкому пути, принимая короткий путь, используя Бога вместо того, чтобы использовать себя в Божьей службе. Но он также знал, что Самил этого не делал. Что Самил действительно был духовным наследником святого Эвирахарда, а не просто его потомком. О чем мог думать Бог, чтобы позволить человеку, который должен был быть Его защитником, человеку, который охотно принял бы собственную смерть, чтобы искупить Свою Церковь, прийти к такому концу?
Это был не тот вопрос, который кто-либо, а тем более кто-то, посвященный оранжевому цвету, должен был задавать Богу. И викарий Церкви Ожидания Господнего не должен был ругать Бога, обвинять Его в том, что Он оставил даже самого безупречного из Своих слуг. Вот для чего должна была быть вера. Помочь человеку принять то, чего он не мог понять.
Он начал говорить именно это. Выразить свои сомнения, свой гнев Самилу, как он часто делал раньше, зная, что его брат выслушает без осуждения, а затем произнесет тихие слова утешения (или мягко строгие слова предостережения), которые ему нужно было услышать. Но на этот раз никакие слова не могли успокоить вопросы, пылающие глубоко внутри Хоуэрда Уилсина, точно так же, как никакие слова предостережения не могли прогнать их. И на этот раз он не хотел — не мог — добавлять бремя собственных сомнений к тому грузу, который уже обрушился на его брата.
По крайней мере, мы вывезли из Зиона как можно больше младших членов Круга до того, как по-настоящему пошел снег, — напомнил он себе. — И по пути, я думаю, некоторые другие викарии, должно быть, поняли, что делает Самил. Во всяком случае, надеюсь, что некоторые из них это сделали. Что они смогли придумать планы, которые могли бы дать им хотя бы крошечную надежду на побег, когда инквизиторы придут за всеми нами. По крайней мере, это единственная причина, которую я могу придумать, почему так много их семей "исчезли".
Его взгляд вернулся к портретам семьи брата. Эта семья тоже исчезла, хотя он не думал, что это устроил Самил. На самом деле, они находились здесь, когда его брат получил письмо от своей жены Лисбет, в котором сообщалось, что она все-таки приедет в Храм этой зимой... несмотря на его конкретные инструкции держаться подальше. Он видел, как обвисли лицевые мышцы Самила, несмотря на все его усилия скрыть свою реакцию, и он точно понял, почему его брат перед ним сразу постарел на пять лет. Но затем, когда до Зиона оставалось еще три дня пути, Лисбет и дети однажды ночью пропали.
Там были следы борьбы, но никаких признаков того, с кем могла быть борьба, и Лисбет, двое ее сыновей и дочь просто исчезли. Сначала Самил выглядел еще старше и более... сломленным, чем раньше, но затем постепенно он понял, что, независимо от случившегося, его семья в конце концов не была тихо взята под стражу инквизицией. Никто, казалось, не имел ни малейшего представления о том, что с ними произошло, и были, по крайней мере, некоторые выражения сочувствия, но именно едва скрываемая ярость Жаспара Клинтана убедила Хоуэрда, что инквизиция действительно не имела никакого отношения к "похищению" семьи Самила.
Очевидно, что похищение семьи викария вызвало одну из самых интенсивных охот за людьми в истории Матери-Церкви, но при этом не было обнаружено ни единого признака преступников. В течение последующих пятидневок Самил постоянно находился в напряжении, день за днем проводя без требования выкупа, без угроз, вообще без единой весточки. Хоуэрд был полностью уверен, что инквизиция все еще наблюдает за его братом, как королевская виверна, ожидающая момента для нападения, надеясь на какой-то прорыв, какое-то общение, которое приведет его к Лисбет. Однако по прошествии стольких дней даже агенты Клинтана, казалось, потеряли надежду на это.
И, вероятно, исчезновение Лисбет вдохновило некоторых других членов Круга позаботиться о своих собственных семьях. Хоуэрд надеялся, что эти меры были приняты вовремя и что они окажутся эффективными.
И я надеюсь — молюсь — чтобы остальные поняли, почему мы не могли предупредить их напрямую.
По его собственному мнению, Хоуэрд сузил круг подозреваемых не более чем до полудюжины. Проблема заключалась в том, что он не знал, кто из этой полудюжины мог стать информатором, предать их всех Клинтану, раскрыть существование — и членство — организации реформистов. Если уж на то пошло, он мог и ошибаться. Предатель, возможно, не был одним из тех людей, которых он подозревал. И они не могли предупредить никого из членов Круга, не предупредив их всех... включая предателя.
Если бы они сделали это, Клинтан нанес бы удар с мгновенной, злобной силой, вместо того, чтобы ждать, пока, по его мнению, наступит идеальный момент. Хоуэрд был уверен, что он ждет, чтобы насладиться сладким букетом своего грядущего триумфа над людьми, осмелившимися бросить вызов его власти.
И поэтому они ничего не сказали, используя время, пока Клинтан ждал, чтобы сделать то немногое, что они могли, и смягчить удар, когда он наконец набросится. Вывезти всех младших епископов и архиепископов, каких только можно, из Зиона, туда, где они могли бы быть в безопасности. Предупредив свою сеть корреспондентов и агентов за пределами внутреннего круга, чтобы они тихо подготовили самые глубокие лазейки, которые только могли придумать.
Слава богу, я так и не женился, — подумал Хоуэрд. — Может быть, это был еще один способ, которым у меня было меньше веры, чем у Самила, потому что я никогда не был готов доверять Богу настолько, чтобы отдать этих заложников кому-то вроде Клинтана.
— Я так понимаю, Корис прибыл сегодня вечером, — сказал он вслух, и Самил слабо улыбнулся очевидным попыткам своего младшего брата найти что-то "безопасное" для разговора.
— Да, так я слышал, — ответил он и покачал головой. — Должно быть, это было кошмарное путешествие в это время года.
— Уверен, что так оно и было, но сомневаюсь, что эта мысль особенно беспокоила Клинтана или Тринейра, — кисло сказал Хоуэрд. — Полагаю, мы должны быть благодарны, что они не настояли на том, чтобы он потащил мальчика с собой!
— Уверен, что они не видели в этом необходимости, — пожал плечами Самил. — Он всего лишь маленький мальчик, Хоуэрд. По крайней мере, в течение следующих нескольких лет Дейвин будет делать то, что ему говорят старшие, просто потому, что он привык это делать. Я полагаю, Клинтан считает, что у него достаточно времени, чтобы... впечатлить его реалиями своего положения, скажем так, прежде чем он станет достаточно взрослым, чтобы превратиться в упрямого молодого князя.
— При условии, что он и Тринейр вообще позволят мальчику вырасти. — Тон Хоуэрда был резким, горьким, но в нем было меньше горечи, чем в его глазах.
— Если предположить, что да, — вынужден был уступить Самил. — Я молился об этом. Конечно, я был бы настроен более оптимистично, если бы не казалось таким очевидным, что Бог решил позволить всему идти своим чередом.
Мышцы челюсти Хоуэрда снова напряглись, когда он подавил очередной приступ гнева. Тем не менее, как неоднократно указывал Самил, Бог не дал бы человеку свободу воли, если бы не ожидал, что тот ею воспользуется. И это означало, что те, кто решил творить зло, могли творить зло. Что автоматически подразумевало, что другие люди — и даже маленькие мальчики — могли и будут страдать от последствий этих злых действий. Без сомнения, все это действительно было частью великого Божьего плана, но были времена — как сейчас, — когда это казалось излишне тяжелым для жертв.
— Что ж, надеюсь, что Корис так умен, как я всегда слышал, — сказал Хоуэрд через мгновение. — Этому мальчику — и его сестре — понадобится все, что они смогут найти, если они хотят выжить.
На этот раз Самил только кивнул, и его глаза на мгновение смягчились от любви. Так похоже на его брата, — подумал он, — беспокоиться о маленьком мальчике и девочке-подростке, которых он даже никогда не видел. В нем был храмовый стражник, драчливая, защитная жилка, которая заставила его служить Богу сначала мечом, а только потом сердцем и разумом. Он был рад, что Хоуэрд уже знал, как глубоко он его любит, что никому из них не нужно было говорить это в это время, в этом месте.
— И на этой ноте, — сказал Хоуэрд, взглянув на часы на стене — часы, которые, как и все другие часы в Храме, всегда показывали идеальное, точно синхронизированное время, — а затем поднялся со стула, — Боюсь, мне пора идти. У меня есть пара поручений, которые мне нужно выполнить сегодня вечером.
— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил Самил, и Хоуэрд снова фыркнул, на этот раз гораздо мягче.
— Ты можешь не поверить в это, Самил, но уже много лет я сам застегиваю свою рубашку и завязываю шнурки на своих ботинках.
— Замечание принято. — Самил тихо хихикнул. — И я знаю об этом. Так что иди и займись своими делами. Завтра вечером поужинаем у тебя дома?
— Годится, — сказал Хоуэрд, затем кивнул своему брату и ушел.
* * *
— Аааааааххххх-чххеее, ву-ву-ву!
Чихание, казалось, снесло верхнюю часть головы викария Робейра Дючейрна. Даже священные, всегда удобные помещения Храма, казалось, не могли победить обычную простуду. Это была третья простуда, которую Дючейрн уже пережил этой зимой, и она выглядела хуже, чем любая из ее предшественниц.
Он задержался достаточно надолго, чтобы достать носовой платок и высморкаться — воспользовавшись возможностью одновременно оправиться от чихания, — затем продолжил свой путь по коридору. Он уже опаздывал на запланированную встречу, хотя время на самом деле не было таким уж критичным. В конце концов, он был казначеем Церкви Ожидания Господнего.
Люди, которые ждали его, все отчитывались перед ним и не могли начать что-то без него. И не то чтобы он действительно с нетерпением ждал совещания, если уж на то пошло. Казначейство теряло деньги с тех пор, как королевство Чарис отбило первоначальную атаку на него, и он не видел, чтобы эта ситуация улучшилась в ближайшее время. Особенно с учетом того удара, который понес денежный поток Церкви. Мало того, что королевства Чарис и Чисхолм, а также княжества Эмерэлд и Корисанда — не говоря уже о великом герцогстве Зебедия — внезапно перестали платить десятину (которая в случае Чариса была очень большой десятиной), но неустанное уничтожение торговли их врагов нанесло серьезный ущерб экономике этих врагов. И по мере того, как их экономики замедлялись, падала и их способность выплачивать десятину. Согласно последним оценкам Дючейрна, денежный поток от ежегодной десятины материковых королевств сократился примерно на десять процентов... а общая десятина, включая ту, которая должна были поступать с земель, ныне восставших против Матери-Церкви, сократилась более чем на треть. К счастью, у Церкви было так много других прибыльных источников дохода, но все же был предел тому, сколько слабины можно было выжать из этих других источников. Впервые на памяти смертных Церковь Ожидания Господнего тратила деньги быстрее, чем получала, и подобные вещи не могли продолжаться вечно.
Что, к сожалению, казалось, было трудно понять некоторым из его коллег.
Выражение его лица потемнело, когда он подумал об этих других коллегах. Ни Тринейр, ни Клинтан не упоминали ему, что сегодня утром они намеревались "взять интервью" у графа Кориса. Он был вполне уверен, что у него есть источники, о которых ни один из этих двоих не подозревал, но он не собирался рисковать, раскрывая существование этих источников, бросая вызов своим "коллегам" в том, о чем он ничего не должен был знать. Он сомневался, что кто-либо из них был бы готов сделать из этого проблему, если бы он внезапно появился на их "собеседовании", но все же он был совершенно уверен, что они намеренно рассчитали время так, чтобы оно просто совпало с его уже запланированной встречей. Оба они, каждый по своим причинам, сочли бы решительно нежелательным присутствие Дючейрна на обсуждении, которое они имели в виду.
И это, к сожалению, четко подчеркивало различия между ним и ними... и опасности, подстерегающие его из-за этих различий.
Он сделал паузу, глядя в окна, которые занимали полностью одну сторону коридора. Снегопад прекратился вскоре после рассвета, и яркий солнечный свет искрился и отражался от новых, более глубоких слоев белого без следов, которые покрывали территорию Храма. Однако мистический, небьющийся, идеально изолированный кристалл окон приглушал снежный блеск, а первозданная чистота ледяной перспективы заставляла его остро ощущать теплый воздух, мягко движущийся вокруг него.
И заставило его подумать обо всех людях за пределами Храма, особенно о многочисленных бедняках города Зиона, которым тоже было совсем не тепло и не уютно в это морозное утро. Это была еще одна мысль, которой он не был готов поделиться со своими бывшими коллегами по храмовой четверке. Не потому, что они еще не поняли, что это пришло бы ему в голову, а потому, что это не принесло бы никакой пользы и могло бы принести довольно много вреда.
Замсин Тринейр просто посмотрел бы на него с некоторым нетерпеливым непониманием. Если канцлер Церкви Ожидания Господнего вообще когда-либо думал о бедных Зиона, то, несомненно, должен был вспомнить отрывок из Книги Лэнгхорна, в котором архангел предупреждал, что бедные всегда будут с ними. Если этого было достаточно для Лэнгхорна, то и для Тринейра этого было достаточно.
