Дючейрн кивнул, хотя он был немного удивлен откровенностью Мейгвейра — и, особенно, конкретным упоминанием о том, что случилось с Гвилимом Мэнтиром — даже сейчас. Судьба чарисийских пленников, которых Долар сдал инквизиции, должно быть, беспокоила другого викария еще больше, чем он предполагал.
Что ж, кем бы он ни был — или чем бы ни был, — Аллейн в душе солдат и всегда был им. Конечно, это должно было раздражать. И ты уже понял, что он не так глуп, как тебе всегда нравилось думать. Может быть, тебе не стоит так удивляться, что ему стыдно, когда Мать-Церковь пытает до смерти честно сдавшихся пленных... а "еретики" этого не делают.
— Их арестовали не за это, — тихо сказал он.
— О, только не говори мне, что госпожа Маржо еретичка! — Мейгвейр выглядел так, словно хотел плюнуть на пол офиса. — Я встречал эту женщину, Робейр! Если она еретичка, тогда я харчонгец!
— Не знаю состояние ее души, но согласно незначительной неосторожности со стороны майора Фэндиса — той, которая, вероятно, поджарила бы его на медленном огне, если бы Рейно узнал об этом — и она, и ее помощница были агентами "кулака Бога".
— Это нелепо! — огрызнулся Мейгвейр, но выражение его лица внезапно стало более обеспокоенным, и Дючейрн пожал плечами.
— Я не говорил, что инквизиция была права в этом, а только говорю, что это то, за что их арестовали. Конечно, мы оба знаем, что Жэспар и Рейно в наши дни не особо известны тем, чтобы заботиться о презумпции невиновности, но я уверен настолько, насколько это возможно без подписанной записки от Жэспара, что, по их мнению, у них в руках оказалось именно это. Очевидно, на этот раз тоже есть какие-то реальные подтверждающие доказательства. Что-то о том, что одна из них пыталась отравиться, когда в магазине появилась инквизиция.
— Лэнгхорн, — пробормотал Мейгвейр, его глаза были более обеспокоенными, чем когда-либо, и Дючейрн медленно кивнул.
— Правильно, Аллейн. Подумай об этом. Я никогда не встречал эту Маржо, но ты, очевидно, думал, что она была хорошей и благочестивой женщиной. Итак, если она действительно была из "террористов", убивавших наших коллег-викариев, что это говорит о них остальных? Или, если уж на то пошло, насколько хорошо — и где — могут быть спрятаны эти "остальные"?
— Во всяком случае, Жэспар отправил их обеих в Сент-Тирмин, где он мог быть уверен в их сохранности. И, будь уверен, ни ты, ни я, вероятно, не узнаем о его достижениях, пока он не будет готов обрушить их на нас в то время и в том месте, которое он сам выберет.
— Это именно то, что он сделал бы, не так ли? — кисло согласился Мейгвейр.
— Конечно, это так. Но именно поэтому я уверен, что в тюрьме должно было произойти что-то действительно катастрофическое. Он держал их под стражей почти четыре пятидневки, и он еще не сообщал нам об этом.
— Может быть, ему пока не о чем кукарекать, — предположил Мейгвейр.
— Аллейн, если бы была какая-то связь между этими женщинами и кем-то, кого Жэспар внес в свой список "нуждается в убийстве", мы бы уже слышали об этом. Ты действительно думаешь, что кто-то мог бы так долго находиться под Вопросом, не отказавшись от чего-то, что Жэспар мог бы, по крайней мере, сплести для своих целей?
— Нет, — покачал головой Мейгвейр с мрачным выражением лица. — Нет, конечно, нет.
— Ну, он не освободил их, инквизиция публично не подтвердила, почему они вообще были арестованы, и, по словам пары моих братьев-мирян, клерков в казначействе — мы отвечаем за операционные расходы Сент-Тирмина, так что между моими людьми и их людьми есть некоторый контакт — никто не видел Балтазира Векко или этого ядовитого ублюдка Хапира по меньшей мере пятидневку. Когда я услышал это, то задал несколько собственных тихих вопросов. Конечно, ничего вызывающего, но позавчера я "случайно" столкнулся с Рейно, и, пока мы болтали, упомянул, что мне нужны ежемесячные сводные таблицы из Сент-Тирмина за февраль и март. Это довольно большая статья бюджета, вероятно, вторая или третья по величине статья расходов инквизиции, и они часто отстают в своей бухгалтерии и нуждаются в небольшом подталкивании, так что я не в первый раз напоминаю ему об этом. Обычно он закатывает глаза и обещает разобраться с этим, но все равно требуется пятидневка или две, чтобы получить от них цифры. Однако на этот раз он просто отмахнулся от этого, поэтому я предложил, чтобы мои люди напрямую связались с персоналом Векко. Ему совсем не понравилась эта идея. Он этого не сказал, но Уиллим не так хорош в том, чтобы дурачить меня, как он думает, и он просто был слишком сердечен, заверяя меня, что лично проследит, чтобы я получил необходимые документы.
Он снова пожал плечами.
— Учитывая его реакцию, продолжающееся молчание Жэспара об одном из его величайших триумфов и... неявку Векко и Хапира, я вынужден сделать вывод, что с тюрьмой, должно быть, случилось что-то неприятное. Что-то достаточно неприятное, чтобы Жэспар решил держать это в полном секрете. Да, и кстати — сводные таблицы прибыли в мой офис в тот же день, за подписью Векко. Но, вы знаете, казначейство очень хорошо выявляет подделки.
— Это была не его подпись? Ты это хочешь сказать?
— Нет, если только он не привык делать обе буквы "к" в своей фамилии одинаковой высоты. Поскольку он не делал этого ни разу за последние семьдесят лет или около того — я сверился с расходным чеком в его досье, который восходит к 856 году, а также с более поздними примерами его подписи — кажется маловероятным, что сейчас он должен внезапно измениться. Ты знаешь, младшим священником я провел пять лет в отделе подделок документов казначейства. А может, и не знаешь, — признал он, заметив удивление на лице собеседника. — Прошло довольно много времени, и, без сомнения, я немного заржавел, но все еще могу распознать фальшивую подпись, когда вижу ее. Это не имеет большого значения, но я уверен, что кто-то другой подписал документы его именем. Что, в сочетании с тем фактом, что они прибыли так быстро...
Он пожал плечами, его глаза были холодны.
— Лэнгхорн, — снова сказал Мейгвейр, скрестив руки на груди и уставившись в заиндевевшее окно. — Но что могло случиться? — пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе, чем к Дючейрну. — Я никогда не встречался с Хапиром — конечно, слышал о нем — и так же счастлив, что не встречался. Но я знаю Векко. Всегда заставлял меня чувствовать, что на подошве моего ботинка свежее собачье дерьмо, когда я находился с ним в одной комнате, но он крутой старый ублюдок, и в отличие от некоторых инквизиторов, которых мы с вами могли бы назвать, он всегда казался больше озабоченным миссией инквизиции, чем ее всеобщей поддержкой. Видит Бог, я не буду скучать ни по одному из них, если с ними что-то случилось, но что могло заставить их обоих внезапно исчезнуть?
— Вот это, Аллейн, отличный вопрос. И пока ты размышляешь над этим, ты, возможно, захочешь рассмотреть еще один незначительный момент.
— И что бы это могло быть? — спросил Мейгвейр, настороженно глядя на другого викария.
— Крематорий Сент-Тирмина был ужасно занят последние несколько дней, — очень, очень тихо сказал Дючейрн. Ноздри Мейгвейра раздулись, и настала очередь Дючейрна отвернуться, уставившись в окно. — Мы с тобой оба знаем, что инквизиция использовала этот крематорий, чтобы избавиться от множества... неудобных ошибок за эти годы. В конце концов, одна кучка пепла очень похожа на другую. Но он работает непрерывно уже почти целую пятидневку, и мои люди в казначействе только что получили дополнительный счет за огромное количество топлива. Чертовски много больше, чем им нужно, чтобы избавиться от двух или трех женщин, которые были арестованы по ошибке.
— Ты предполагаешь, что все сотрудники тюрьмы мертвы? — Дючейрн подозревал, что Мейгвейр предпочел бы, чтобы его слова прозвучали более недоверчиво, чем это было на самом деле.
— Я знаю о случившемся не больше, чем ты, Аллейн. Но что-то, черт возьми, произошло, и Жэспар даже не требует с пеной изо рта, чтобы что-то было сделано с тем, что бы это ни было. Вместо этого он и его любимая гадюка делают все возможное, чтобы скрыть это под ковром. И что бы ни случилось, это вселило страх перед Шан-вей в нашего хорошего друга великого инквизитора. Сомневаюсь, что это надолго собьет его с толку — он жизнерадостный, высокомерный сукин сын, который абсолютно убежден, что в конце концов все получится так, как он хочет, и подозреваю, что хороший бедарист нашел бы его очень интересным предметом — но прямо сейчас он напуган до чертиков.
— Вопрос, конечно, — добавил казначей с почти капризной улыбкой, — в том, должно ли то, что напугало его до чертиков, пугать также тебя и меня.
.II.
Батарея Сент-Термин, остров Бассет, КЕВ "Эрейстор", 22; КЕВ "Дестини", 54; и
КЕВ "Харрикейн", 60, залив Сарам, провинция Стен, империя Харчонг
— Что это, сэр?
Капитан копий Тейдин Чинчжау поднял глаза от чашки чая, которую держал в руках в перчатках, услышав этот вопрос. Сержант Инкау Гейхин стоял на крепостном валу, указывая на другой берег пролива Бассет. Раннее утреннее солнце позолотило батарею Сент-Термин холодным золотистым светом, льющимся с кристально чистого неба на юге и востоке, но с северо-запада покрытого слоями спускающихся и неуклонно распространяющихся темных туч. Чинчжау был уроженцем провинции Стен, и он почти чувствовал запах позднего зимнего снега, скрывающегося в этих облаках. Пройдет не так уж много пятидневок, прежде чем действительно появится весна, но зима, очевидно, не сдавалась без боя.
Он отбросил эту мысль, с сожалением вернул чашку рядовому вместе с оплетенной соломой бутылкой горячего чая и поднялся по ступенькам к Гейхину.
— Что-что, сержант?
Он действительно старался не казаться раздраженным, и Гейхин был с ним уже почти год. Кроме того, он был более чем на десять лет старше своего заместителя командира батареи, и он только виновато дернул плечом и снова указал.
— Это, сэр, — сказал он, и впервые молодой капитан копий заметил беспокойство в его голосе.
Ослепленные солнцем глаза Чинчжау на мгновение ничего не увидели, и он шагнул за спину сержанта, вглядываясь в вытянутую руку и указующий палец, прикрывая глаза одной рукой. Он по-прежнему ничего не видел... Но потом увидел, и его спина напряглась.
— Это дым, сержант, — сказал он очень, очень тихо. — И он движется.
* * *
В дверь каюты резко постучали, и адмирал Кейтано Рейсандо, нахмурившись, оторвал взгляд от своей тарелки. Он терпеть не мог, когда его прерывали во время завтрака. Особенно во время рабочих завтраков, каковым, несомненно, и был этот. Слухов о передвижении кораблей еретиков было достаточно, чтобы заставить нервничать любого... и особенно "любого", кто случайно унаследовал командование западной эскадрой, единственной оставшейся передовой военно-морской силой королевства Долар в Доларском заливе. Эта эскадра была резко усилена после битвы при Коджу-Нэрроуз, и это было хорошо. Но эти слухи предполагали, что еретики получили еще более сильное подкрепление, и это могло быть очень плохо.
К сожалению, в то время как шпионы и разведывательные источники еретиков были явно дьявольски — он очень старался не использовать слово "демонически" даже в уединении своих собственных мыслей — хороши, его собственные были... менее хороши. Все, на что ему можно было опираться, — только эти слухи.
По крайней мере, пока.
— Да? — позвал он в ответ на стук.
— Флаг-лейтенант, сэр! — объявил часовой у его дневной каюты, и Кейтано взглянул на коммандера Гарита Камелку. Камелка был его начальником штаба — и Рейсандо было наплевать, одобрял ли кто-нибудь его использование "еретического" чарисийского термина или нет; это было слишком чертовски полезное описание и функция, которая стала самоочевидно необходимой — и коммандер обычно держал руку на пульсе чего-либо, связанного со всей эскадрой. Однако в данном случае он лишь пожал плечами из-за собственного незнания.
Это большая помощь, — подумал Рейсандо и снова повысил голос.
— Войдите! — сказал он, и в каюту вошел невысокий худощавый офицер.
— Сообщение от капитана Хармади, сэр, — сказал лейтенант Арналд Макмин и протянул конверт.
— Письменное сообщение?
— Да, сэр. Оно только что прибыло из порта на лодке.
— Понимаю. — Рейсандо принял конверт и снова посмотрел на Камелку, приподняв одну бровь.
— Понятия не имею, сэр, — ответил Камелка на безмолвный вопрос. — Должна быть какая-то причина, по которой он не использовал сигналы, но будь я проклят, если могу придумать хоть одну.
— Ты имеешь в виду, что нам это не понравится, — кисло сказал Рейсандо, и ответное фырканье Камелки было резким. За месяцы, прошедшие после акции в Коджу-Нэрроуз, поступило много сообщений, которые никому из них не понравились, и поскольку сэр Даранд Росейл вернулся домой инвалидом без руки и ноги, ответственность за обработку этих сообщений перешла к некоему Кейтано Рейсандо.
Адмирал посмотрел на холщовый конверт, адресованный почерком клерка капитана Стивина Хармади, зашитый и скрепленный восковой печатью.
Хармади командовал береговым подразделением Долара: не только доларскими батареями, защищавшими непосредственно территорию базы, но и его складами, верфями, служебными судами, пороховыми погребами, парусными штабелями и всем остальным, связанным с поддержанием эскадры в боевой готовности. При других обстоятельствах ему было бы присвоено звание "адмирал порта" с соответствующим повышением, но герцог Ферн в данном случае распорядился иначе. Очевидно, первый советник беспокоился, что это может оскорбить их харчонгских хозяев в Рейгейре. Но если Хармади оставался простым капитаном, он также был очень способным — и уравновешенным — парнем. Это было не похоже на него — впадать в панику или беспокойство, но этот конверт был намного тяжелее обычного. Очевидно, клерк капитана положил в него пригоршню мушкетных пуль, прежде чем передать его посыльному. Это была мера безопасности, предназначенная для того, чтобы отправить его на дно при угрозе попасть в руки неуполномоченных лиц, и чувство тревоги Рейсандо усилилось, когда он задался вопросом, почему это казалось необходимым.
Наиболее вероятным ответом было то, что Хармади передавал сообщение из Долара, которое только что прибыло с помощью закодированного семафора или посыльной виверны, и если оно было достаточно важным, чтобы отправить его немедленно, а не ждать обычной дневной доставки почты, оно вряд ли содержало хорошие новости. Что, учитывая случившееся с семьей графа Тирска несколько месяцев назад — и как это произошло — было более чем достаточно, чтобы отправить его сердце куда-то в район подошв его ботинок.
Хватит откладывать, — сказал он себе. — Рано или поздно тебе придется открыть эту проклятую штуку!
Он выдохнул, взял нож для сыра и разрезал швы на конверте. Затем он отложил нож, извлек единственный лист бумаги и развернул его.
Его лицо напряглось, и он заставил себя перечитать короткую, лаконичную записку во второй раз.
По крайней мере, это не объявление об аресте графа, Кейтано, — подумал он. — Будь благодарен за это! Не то чтобы это было лучше.
