— Согласно официальному списку администратора Лэнгхорна, Джеримайя Ноулз, известный как "Джери Ноулз", его жена, его шурин и невестка были приписаны к анклаву Теллесберг. Согласно списку доктора Пей, все четверо были приписаны к Александрийскому анклаву.
Мерлин моргнул. Он никогда не думал сверять записи Шан-вей о первоначальном размещении колонистов с официальными записями, никогда не подозревал, что между ними могут быть расхождения. Теперь, однако, он удивлялся, почему такая возможность не пришла ему в голову.
Потому что коммодор ничего не сказал тебе об этом в своих загрузках, вот почему, — подумал он.
— Есть ли дополнительные "аномалии данных" между двумя реестрами? — спросил он Сову. — Дополнительные случаи, в которых колонисты оказываются приписанными более чем к одному анклаву?
— Неизвестно, лейтенант-коммандер, — спокойно ответил Сова, с полным отсутствием любопытства, которое Мерлин находил сводящим с ума.
— Что ж, — сказал он с тем, что человеческое существо признало бы опасным терпением, — а теперь, Сова, выясните, существуют ли какие-либо дополнительные аномалии...
— Да, лейтенант-коммандер.
Тон ИИ был полностью лишен каких-либо намеков на то, что он распознал нетерпение Мерлина. Что, конечно, только еще больше сводило с ума, — размышлял Мерлин.
Но какими бы ни были его недостатки с точки зрения личности, Сова был очень быстрым работником. Его анализ двух списков занял менее двух минут, несмотря на миллионы имен в каждом из них.
— Есть дополнительные аномалии, лейтенант-коммандер, — сообщил он Мерлину.
— Ну, — сказал Мерлин двадцать секунд спустя, — какие дополнительные аномалии вы обнаружили? И сколько их там?
— Все обнаруженные аномалии попадают в ту же категорию, что и уже известные, лейтенант-коммандер. Они состоят из колонистов, которые, по-видимому, были распределены по нескольким анклавам. Во всех случаях анклавом, указанным в списке доктора Пей, является Александрия. В списке администратора Лэнгхорна они распределены по нескольким разным анклавам. Обнаружено в общей сложности двести двенадцать таких аномалий.
— Понимаю, — медленно сказал Мерлин, его разочарование отсутствием спонтанности и инициативы у ИИ исчезало, когда он рассматривал цифры.
Понимаю, что она задумала, — подумал он, и его мысленный тон был почти благоговейным. — Боже мой, она создавала вторую строку для своего "как", и она даже не сказала коммодору. Это единственная возможная причина, по которой он не сказал мне об этом в своем сообщении. — Он нахмурился. — Было ли это тем, что она намеревалась сделать с самого начала, или это пришло ей в голову только после того, как они официально расстались из-за их предполагаемых разногласий? И как ей удалось подделать записи так, чтобы Лэнгхорн и Бедар не поняли, что она натворила?
На таком времени никто не мог узнать ответы ни на один из этих вопросов. Но если Мерлин не знал, как Пей Шан-вей это сделала, он знал, что она пыталась сделать.
Он пролистал копированные страницы дневника Джеримайи Ноулза до нужного ему отрывка.
— ...значит, не больше понятия об истине, чем любой из наших собратьев Адамов и Ев. Никто из нас не знал о ментальном программировании, которое Бедар осуществила по приказу Лэнгхорна. Но когда доктор Пей поняла, что натворил Лэнгхорн, она приняла собственные меры. Ни у нее, ни у кого-либо из ее сотрудников в Александрийском анклаве не было возможности восстановить воспоминания о наших прошлых жизнях, которые были у нас отняты. Но, без ведома Лэнгхорна и Бедар, она тайно сохранила три НОИТ. С их помощью она смогла перевоспитать горстку первых колонистов. Мы были среди них.
Мерлин кивнул сам себе, конечно, это было то, что она сделала. Без сомнения, было рискованно просто сохранить Нейронные Обучающие и Тренирующие машины, учитывая планы Лэнгхорна и его готовность сокрушить любую оппозицию, и фактически использовать их на колонистах было бы еще опаснее. Но это не могло быть более рискованным, чем ее открытый отказ уничтожить записи истины, хранящиеся в Александрии. К сожалению, ни того, ни другого было недостаточно.
Не могу поверить, что все это просто пролежало здесь более семисот местных лет, — подумал он. — Интересно, пережил ли кто-нибудь из ее других "спящих" разрушение Александрии? И если да, то оставили ли они запись, подобную "Сент-Жерно", или они просто погрузились так глубоко в свои легенды, как только могли? И как, черт возьми, этот его дневник умудрился выжить, когда Братья наконец нашли его?
Он тоже понятия не имел, как ответить ни на один из этих вопросов... Но подозревал, что знает кого-то, кто знает.
* * *
— Его преосвященство примет вас сейчас, капитан Этроуз.
— Спасибо, отец, — сказал Мерлин, когда младший священник открыл дверь в кабинет архиепископа Мейкела и с поклоном пропустил посетителя.
Солнечный свет лился в окно, выходившее через Теллесберг на широкие голубые воды гавани. Густой лес мачт и рей рос за набережной, птицы и виверны летали на восходящих потоках, грациозно паря, как мысли Бога, а испачканные непогодой паруса усеивали гавань за ними. Офис Стейнейра располагался на высоком (для сохранности) третьем этаже архиепископского дворца, и Мерлин мог видеть внизу оживленные улицы, где кипели люди, грузовые фургоны, запряженные драконами, и экипажи, запряженные лошадьми.
— Сейджин Мерлин, — поприветствовал его Стейнейр, с улыбкой протягивая руку с кольцом. — Как приятно снова тебя видеть.
— И это очень неожиданно, я уверен, ваше преосвященство, — пробормотал Мерлин, проводя губами по протянутому кольцу.
— Нет, не неожиданно, — признал Стейнейр. Он снова сел за свой стол и взмахом руки пригласил Мерлина сесть на удобный стул на дальнем конце стола. Он продолжал улыбаться, когда его гость уселся на стул, но улыбка стала немного более напряженной, — заметил Мерлин.
— Могу ли я предположить, ваше преосвященство, что любой разговор, который вы и я могли бы иметь здесь сегодня, не будет подслушан другими ушами?
— Конечно, можешь, — слегка нахмурился Стейнейр. — Мои сотрудники понимают, что, если я специально не скажу им об обратном, любой разговор, который я веду в этом офисе, является таким же конфиденциальным, как и любое другое признание.
— Я был достаточно уверен, что это так, ваше преосвященство. Однако в сложившихся обстоятельствах я чувствовал, что у меня нет другого выбора, кроме как быть уверенным в этом.
— Полагаю, это достаточно понятно, — признал Стейнейр. — И вполне осознаю, что вчера мы с Жоном преподнесли тебе довольно... значительный сюрприз, скажем так.
— О, вы, конечно, могли бы описать это именно так, ваше преосвященство, — сухо улыбнулся Мерлин.
— И я уверен, что у тебя есть вопросы, — продолжил Стейнейр. — В сложившихся обстоятельствах, думаю, тебе было бы проще продолжить и задать их, а не заставлять меня пытаться все объяснить.
— Полагаю, что объяснение "всего" займет значительно больше, чем один день, — сказал Мерлин, и Стейнейр на самом деле усмехнулся.
— Очень хорошо, тогда, ваше преосвященство, — продолжил Мерлин, — полагаю, мой первый вопрос должен быть таким: почему дневник "святого Жерно" и другие документы с ним не были просто уничтожены или переданы инквизиции, когда они были, наконец, обнаружены заново?
— Отчасти потому, что они вообще не были "заново открыты", сейджин Мерлин. — Стейнейр откинулся на спинку стула, скрестив ноги. — Братья Сент-Жерно всегда точно знали, где все они находятся; они просто не знали, что это такое. Святой Жерно и святая Эвелин запечатали их, дав Братьям торжественное указание оставить их в таком виде на триста пятьдесят лет после их смерти. Их инструкции были выполнены в точности.
— И по какой причине они не были просто уничтожены или расценены как самая отвратительная возможная ересь, когда их распечатали?
— Думаю, здесь вы видите планирование — или, по крайней мере, влияние — Сент-Жерно, — серьезно сказал Стейнейр. — Большая часть религиозной философии и мысли святого Жерно и святой Эвелин была настолько ортодоксальной, насколько могла бы пожелать Мать-Церковь. По причинам, которые, я уверен, имеют совершенно здравый смысл, теперь, когда у тебя была возможность прочитать его дневник. Ты ведь прочитал его за ночь, не так ли, сейджин?
— Да, я это сделал. — Мерлин задумчиво посмотрел на архиепископа.
— Я предполагал, что именно поэтому ты изучал каждую страницу по отдельности в Сент-Жерно, — пробормотал Стейнейр. Мерлин приподнял бровь, и архиепископ слегка улыбнулся. — Способность сейджинов запоминать вещи с первого взгляда — часть их легендарного мастерства. На самом деле, я скорее подозреваю, что это была одна из причин, по которой ты решил стать одним из них.
— Понимаю. — Мерлин откинулся на спинку своего стула и положил локти на его обитые подлокотники, сложив кончики пальцев на груди. — Пожалуйста, ваше преосвященство. Продолжайте свои объяснения.
— Конечно, сейджин, — согласился Стейнейр со слегка ироничным кивком. — Дай-ка подумать, на чем я остановился? Ах, да. Единственным аспектом, в котором учение святого Жерно отошло от основного направления церковной мысли, была манера, в которой он и святая Эвелин так сильно подчеркивали толерантность и веротерпимость и ставили их в центр своих мыслей. Ответственность всех благочестивых людей заключается в том, чтобы видеть во всех других людях своих истинных братьев и сестер в Боге. Рассуждать и увещевать тех, кто может ошибаться, вместо того, чтобы осуждать, не пытаясь понять. И быть открытыми к возможности того, что те, кто с ними не согласен, могут, в конце концов, оказаться правыми — или, по крайней мере, ближе к правоте, — чем они сами были в начале разногласий.
Архиепископ помолчал, качая головой. Затем он отвернулся, глядя из окна своего кабинета на крыши и шпили Теллесберга.
— Есть причина, по которой Чарис так долго беспокоил инквизицию, — тихо сказал он, — и не все это было простой паранойей со стороны инквизиторов, таких как Клинтан. Несмотря на небольшие размеры монастыря Сени-Жерно, на протяжении многих поколений братья Сент-Жерно обладали непропорционально большим влиянием здесь, в Чарисе.
— Многие из нашего местного духовенства в то или иное время проходили через церковь святого Жерно. Действительно, я часто задавался вопросом, что бы произошло, если бы инквизиция смогла подвергнуть перекрестному преследованию наше духовенство так же, как это происходит с материковым духовенством. Я подозреваю, что одна вещь заключается в том, что она могла бы узнать о... влиянии святого Жерно, если бы в приходы на материке было назначено больше наших доморощенных священников. Не говоря уже о том, что могло бы произойти, если бы руководящие должности Церкви здесь, в Чарисе, были более полно заполнены иностранцами. К счастью, недоверие инквизиции к чарисийской ортодоксии сделало Церковь не склонной подвергать другие конгрегации нашим оскверняющим представлениям, поэтому очень немногие из нашего местного духовенства были направлены в церкви за пределами самого Чариса. И трудность в том, чтобы заставить старших церковников согласиться служить здесь, на краю света, также во многом сыграла нам на руку. Не в последнюю очередь то, что никто из относительно небольшого числа действительно высокопоставленных священнослужителей, посланных в Чарис, даже не начал подозревать, кем на самом деле стали Братья Сен-Жерно здесь, в королевстве и архиепископстве.
— И во что они превратились, ваше преосвященство? — тихо спросил Мерлин.
— В агентов подрывной деятельности, — просто сказал Стейнейр. — Только очень небольшая горстка самых старших Братьев знает о существовании дневника святого Жерно или любых других документов. За исключением этой горстки, никто из них никогда не слышал о книге под названием "История Земной Федерации" или о документе под названием "Декларация независимости". Однако каждого брата святого Жерно учили тому, что каждый человек несет ответственность за свои личные отношения с Богом. Инквизиция наверняка сочла бы это учение пагубным, даже несмотря на то, что именно так говорится в Священном Писании. Потому что, сейджин Мерлин, — архиепископ отвернулся от окна, его глаза были темными и напряженными, — личные отношения подразумевают как терпимость, так и вопросы. Это подразумевает личный поиск Бога, необходимость самому понять свои отношения с Ним, а не просто повторение официальной доктрины и катехизисов.
Мерлин медленно кивнул, чувствуя, как ранее неожиданные кусочки головоломки встают на свои места. Так что это было объяснение — или, по крайней мере, часть объяснения — открытости, чувства всеохватности, которые привлекли Нимуэ Элбан к Чарису и его обществу, когда она впервые приступила к поиску надлежащей базы для операций.
— Почти каждый брат святого Жерно знает, что наш акцент на личных отношениях с Богом не нашел бы благосклонности у инквизиции, — продолжил Стейнейр. — Но ни один из них, насколько нам известно, никогда не привлекал внимания инквизиции к философии святого Жерно. И это, Мерлин, потому, что в большинстве людей есть что-то такое, что взывает к познанию Бога. Чтобы найти эти личные, прямые отношения с Ним. Братья Сент-Жерно — все Братья Сент-Жерно — признают этот источник личной веры внутри себя. И хотя мы никогда конкретно не затрагиваем этот вопрос, все они знают, что его нужно как защищать, так и передавать дальше.
— И это также первая линия обороны, не так ли, ваше преосвященство? — проницательно сказал Мерлин.
— Конечно, это так, — улыбка Стейнейра была кривой. — Как я уже сказал, очень немногие из Братьев когда-либо узнавали всю правду о писаниях святого Жерно. Но, защищая и сохраняя те части учения святого Жерно, о которых они знают, они также защищают и сохраняют ту часть, о которой они не знают. По причинам, которые, я уверен, вы можете понять, было необходимо ограничить полное знание относительно небольшим числом людей. Это было проблемой для многих из нас на протяжении веков, потому что обманывать, даже если только по недомолвке, тех, кто действительно наши братья, противоречит здравому смыслу. Тем не менее, у нас не было выбора, и поэтому большинство Братьев всегда рассматривали нашу цель как постепенную реформу — как обучение духовенства истинному служению душам детей Божьих, а не богатству и могуществу Матери-Церкви.
— Конечно, даже это вряд ли было безопасной миссией на протяжении многих лет. Но многие из нас, большинство из которых не знают о существовании дневника Жерно, заняли относительно высокие посты в наших поместных церквях, и с этих постов они приютили и помогли другим Братьям святого Жерно. Что, конечно, является одной из причин, почему такой высокий процент наших местных священников был готов поддержать наш разрыв с советом викариев.
— Я тоже это вижу, — согласился Мерлин.
— Не поймите меня неправильно, Мерлин, — серьезно сказал Стейнейр. — Когда дневник Жерно был впервые распечатан четыреста лет назад, это глубоко потрясло тогдашнего аббата. Только его собственная глубоко укоренившаяся вера в учение святого Жерно удержала его от того, чтобы сделать одну из вещей, о которых вы задавались вопросом. Он очень серьезно подумывал о том, чтобы просто уничтожить все это, но не мог заставить себя сделать это. Даже "господствующая Церковь" питает глубокое и неизменное почтение к письменному свидетельству. Я полагаю, это восходит к первоначальным Адамам и Евам, которые написали Свидетельства. И, конечно, четыреста лет назад грамотных сейфхолдцев было гораздо меньше, чем сегодня.
