Александр посмотрел в окно — «карманную Вселенную» — и, кивнув, закрыл учебник. Не забыл про закладку.
— — -
В большой комнате они оказались втроём — Римма, Вероника и Александр.
— Ника там новые комнаты мастерит, — махнула Римма рукой. — Дядя Кубик в восторге. Говорит, Нике в дизайнеры идти, или в архитекторы. Что-то такое она там построила, что он сам не мог. Обед?
Она ловко добыла из печи два чугуна и сковороду — от запаха немедленно слюнки потекли.
— Дядя Кубик закладывал, — пояснила Римма, раскладывая по тарелкам. — Не знала, что там будет, пока не достала. Ну что? Зовите их обедать.
— ...Мы здесь почти двое внешних суток, — пояснила Римма, едва дело дошло до чая. — Папа, пора уже собираться на выход — туда, в промзону. Ты уже читал в учебнике, как возвращаться назад?
— Там с этого начинается, — согласился Александр. — Да, давайте наведаемся и посмотрим, на кого нас навели. Михаил Владимирович, а кто мог отправить такое странное послание?
— Кто-то из мониторов, — предположил Кубик. — Их в мире много. Это люди, замечающие закономерности — такие, которые другие люди не заметят. И у каждого монитора есть свой способ оповестить о чём-то важном. Может, что-то ещё — компьютер мне не ответил.
— Допуска нет, — вздохнула Ника. — Но остальные тоже спрашивали, им тоже не ответили. Интересно, почему?
— Ни у кого нет допуска, — пожала плечами Римма. — Я бы узнала ещё, что за мониторы такие, откуда взялись. Кто-то же их таких нашёл и выучил, да? Так что, мы собираемся, да?
— Собираемся, — согласился Александр. — Я собрал все данные по промзоне. Перед тем, как войти, походим снаружи, сделаем снимки и всё такое. Вы в каких диапазонах умеете снимать? — посмотрел он на Римму и Нику.
— От инфракрасного до ультрафиолета, — пожала плечами Римма. — Плюс все доступные радио. — Ника кивнула. — Мы там теней вначале запустим, для разведки. А потом уже сами подгребём. Ну так что, давайте вначале на карту глянем ещё раз, порепетируем?
— — -
Они вышли в парке — не очень людное, просторное и светлое место, где можно найти немало уголков для уединения. В одном таком, на скамейке, они и собрались — Римма сбегала за мороженым и все четверо увлечённо ели его.
Это случилось минут через десять после выхода «во внешний мир» — за пределы «комплекса Кубика», как упоминал его Александр в своих заметках. Окружающий мир стал ярче, ощутимее, весомее. Всё заиграло красками — словно только что всё вокруг был блеклым, чёрно-белым, вытертым — и стало цветным, ярким, пронзительным. То же случилось и с запахами, и с другими чувствами — Александр обнаружил, что встал со скамейки, держа остаток мороженого в руке, и глубоко дышит, запрокинув голову. Когда немного пришёл в себя — понял, что и Вероника сделала то же и выглядит, наверное, так же.
— Мир стал ярче? — спросил Александр, едва отчасти вернул способность связно думать и дышать нормально. Вероника кивнула.
— Во их плющит... — не без зависти заметила Римма. Они с Никой как сидели, так и продолжали сидеть, с удивлением глядя на остальных двух. — Я-то думала, мама просто прикалывается, с ней каждый раз такое. Так что, всё реально становится ярче?!
— Ну да, — согласилась Вероника и вновь присела. Присел и Александр. — Вот и говори ей чистую правду.
— Ладно, не ворчи! — Римма потёрлась щекой о её плечо. — Странно. У нас с Никой такого не было. Интересно, почему?
— Что-то есть... — Ника отозвалась не сразу. — Проверь, Римма — компенсация внешних сенсоров. Ну, органов чувств. Просто у меня нет реакции на это.
— И верно... — почесала затылок Римма. — Ну да, я же тебе свои настройки тогда скопировала. Блин. Минутку, сейчас исправлюсь...
Она судорожно вдохнула, крепко схватив Веронику за руку и точно так же поднялась на ноги (Вероника поднялась следом, придерживая дочь под локоть). Долго не могла отдышаться.
— То есть вот что вы чувствовали... — сумела выговорить Римма, стерев с глаз выступившие слёзы. — Блин, как прикольно... но страшновато. Ника, стой!
Поздно. Нику «пробрало» ровно так же. Судорожно вдохнула, поднялась и замерла, запрокинув голову и улыбаясь.
— Как приятно... — прошептала она и помотала головой. — Ладно, Римма, всё равно никто не видит! — И уселась вновь с довольным видом.
Римма только головой покачала. Она одна сейчас в том самом «осеннем платье», остальные оделись безлико — джинсы, светлые однотонные майки и кепки.
— Пора теней запускать, — пояснила она. — Ника? Через сорок минут назначенный срок, давай пока разведаем. А сами подойдём во-о-он оттуда, — указала она дальний вход на территорию заброшенной промзоны: пролом в заборе из бетонных плит. И небольшой стихийный фермерский рынок поблизости от входа. — Чтобы не светиться. Ну, готова? Погнали?
— — -
На них всех накатывало ещё несколько раз то же ощущение, «мир ярче» — и на третий раз Римма вновь включила компенсацию со словами «мне это только мешает». Ника не отключила — и ей, похоже, каждый следующий раз нравился всё больше.
Минут через двадцать «приступы яркости» прекратились, и компания вошла на территорию промзоны. Мусорить тут не мусорят, наоборот: все активисты, что используют здешние руины, следят за порядком, даже когда тут ничего не происходит. Удивительно: такая большая территория — и заброшенная. Впрочем, мало ли какие причуды у владельцев.
— Вон тот корпус, — указала Римма. — Я с собой малость подношений взяла — ну, пластиковых бутылок. Чтобы внимания зря не привлекать. Так, стоп... Ника, ты видишь? Видишь старую дверь там, у дальнего выхода?
— Вижу, — голос удивлённой Ники. — Она уже не старая, ты об этом?
Римма покивала.
— Ничего больше нет, — заявила она. — Только это. Ну что, сдаём бутылки и идём на выход мимо той двери?
Там действительно есть выход — пролом в стене — и можно пройти. Но почти никто не ходит: пролом выводит всё к тому же бетонному забору, и там уже ничего интересного: ровная земля, густо поросшая травой; ничего интересного.
— Наши с ней тени ждут снаружи, — добавила Римма. — Ну, гуляют там, снимки делают, всё такое. Чисто. Подходим?
Подошли — особо никого этим не удивляя: собственно сбор вторичного сырья занимает первую часть здания, у главного входа. Что именно происходит у следующего — никого не интересует, пока посетители не шумят и не пакостят.
— Дверь в никуда, — отметила Римма, указав на пролом в примыкающей стене: если войти в дверь, то потом можно выйти в тот пролом, и наоборот. — Минутку. Как интересно. Посмотрите.
Все, кроме Вероники, вошли в тот самые пролом, и поняли, что изнутри дверь по-прежнему старая и уже ветхая. А с той стороны как новая! Замков в ней давно нет, открывай — не хочу.
— Мама? — позвала Римма и быстрым шагом направилась назад. Вероника так и стояла с той стороны двери, что выглядела как новая. — Мама, что не так?
— Как будто слышу что-то, — указала Вероника. — Из-за двери.
— Ничего не слышу, — тут же заявила Римма, и Ника подтвердила — ничего. — Ну то есть ничего нового. И что там?
Вероника прикрыла глаза и приоткрыла дверь. Ничего нового или неожиданного — та же комната, та же дыра в стене справа. Но теперь...
— Теперь слышу! — удивилась Римма. — Словно кто-то на флейте играет. Странно. Откуда это вдруг? Посмотрим?
Они вошли — теперь отчётливо доносилась едва слышная, но несомненная музыка на духовом инструменте.
— Деревянная или травяная флейта, — тут же добавила Римма. Выглянула в пролом — всё то же здание, так же сдают вторсырьё там, у главного выхода — тот же жаркий летний день. Но теперь слышна музыка. — Ничего не понимаю... — Римма вышла из пролома, повертела головой и обошла вокруг — вновь подошла к той же двери.
— И кто её закрыл? — поинтересовалась она. — Странно. — Римма приоткрыла дверь — музыка из-за двери стала звучать громче. — Что за чёрт?! — удивилась она. — Вы что-нибудь понимаете?
Вновь они вошли, вышли из прохода. Музыка стала громче, теперь удаётся понимать, что это мелодия — медленная и печальная. И звук вновь откуда-то из-за поворота!
— Может, нам не... — Ника запнулась, когда Римма, первой забежав за угол, вновь открыла всё ту же дверь. И вновь музыка стала громче.
— Так, стоп, — подняла ладонь Вероника. — Теперь слышите? Она откуда-то снаружи! Посмотрим?
Она вышли из запасного выхода — дверного проёма, в котором уже не было двери — и увидели, что у одного из вросших в землю бетонных блоков стоит деревянный ящик, а на нём сидит человек и играет — несомненно, именно эту мелодию они и слышали. В руках артиста была, несомненно, травяная дудка — сделана из полого стебля растения. Но как виртуозно играет!
Перед артистом на земле стояла шляпа и почти все проходящие мимо обязательно бросали туда монетку. Артист играл и играл, и все четверо решили подойти ближе — от выхода из руин здания до музыканта всего каких-то десять шагов.
Вблизи артист выглядел колоритно — чёрный дорогой на вид костюм (в такую жару!), чёрные, тронутые сединой волосы, треугольное лицо и массивные чёрные очки. Горбоносый и тонкогубый, он играл себе и играл, и звон монет продолжался — вон сколько народу пришло сегодня. Что неудивительно, фермеры организовали здесь же рынок — и чего там только нет!
— Что-то не так, — заметила Римма, пока они подходили и замерла шагах в пяти от музыканта. — Мои тени не отвечают. Ника?
— Мои тоже, — согласилась та, и на лице её отразилась растерянность. — Возвращаемся?
Музыка стихла. Все четверо оглянулись на дудочника. Он положил свой инструмент поверх шляпы, снял очки. Все невольно отшатнулись — у музыканта не было глаз. Взамен в глазницах зияли чёрные провалы неправильной формы — и мрак клубился внутри, изредка сбегая быстро тающими струйками по щекам артиста.
— Добро пожаловать домой! — сообщил он звучным, низким голосом, и вновь взял свой инструмент, бросив очки небрежно на землю. Взял несколько нот — но то была не прежняя, красивая мелодия, слегка похожая на колыбельную, а три резких, громких ноты, режущие ухо. Люди, что шли поблизости по своим делам, остановились и повернулись лицами к компании. Все вновь вздрогнули: на всех без исключения лицах не было глаз — такие же провалы, что и у музыканта. А тот, отняв дудку от губ, негромко рассмеялся, и люди направились к четверым.
— Ника, идём назад, ищи выход отсюда, я буду прикрывать, — решила Римма. — Папа. не спорь! Уходим!
Дудочник рассмеялся и вновь поднёс инструмент к губам. Другая мелодия потекла из дудки — тревожная, резкая, рваная, злая. И люди ускорили шаг, протягивая оказавшиеся когтистыми руки к добыче. Все четверо уже отступали — и особого выбора нет, вернуться в здание и подняться на полуразрушенную лестницу на второй этаж — а там можно покинуть промзону. Правда, придётся прыгать со второго этажа на землю.
Отступали быстро — люди шагали всё быстрее, но пока ещё не добрались. Ника первой вбежала в проём — там то же самое: все те, кто был у дальнего, главного выхода, направлялись к ним. Обогнуть угол, и там, рядом с той самой дверью, та самая лестница.
Они обогнули и увидели, что дверь закрыта. Но изнутри она точно открыта, и никто её не захлопывал.
— Нам нужно вернуться тем же путём! — одновременно заявили Ника и Александр. Спорить не стали — времени уже немного, люди с чёрными провалами вместо глаз отлично знали, где их цели, и сейчас придётся драться с теми, кто вошёл с улицы.
Они все замерли и отшатнулись, а изнутри комнаты, в которую вёл провал, послышался совершенно неожиданный и невозможный звук... невозможный потому, что не было только что там того, кто эти звуки издаёт.
Шипение и рычание — несомненно, кошки. Безглазые отшатнулись и принялись нерешительно отступать. Четверо ворвались в пролом — Ника первая, Римма последняя — и увидели там трёхцветную кошку, смутно знакомую. Увидев людей, кошка закрыла пасть и, перестав горбиться и раздувать хвост, метнулась к приоткрытой двери — выходу наружу. Люди поспешили за ней. Там творилось вроде бы всё то же — замершие безглазые. Кошка не останавливаясь побежала в тот самый пролом. И ещё один круг...
Когда Римма захлопнула ту самую дверь, она во мгновение ока перестала казаться новой — теперь такая же ветхая, как и изнутри.
Кошка, негромко мяукнув, бросилась прочь, в сторону главного входа. Четверо, не сговариваясь, побежали следом — вроде бы теперь всё нормально, вокруг настоящие, нормальные люди. Но их столько, что и мечтать бесполезно угнаться за кошкой.
Когда они выбрались, то увидели — у стены руин соседнего, небольшого здания стояла уже знакомая им пожилая женщина, с тростью и кошкой на руках. Она едва заметно кивнула, скользнув взглядом по глазам четверых, и направилась внутрь здания.
Четверо бросили следом, не сговариваясь. Вбежали, и успели увидеть, как тают на полу обломки стекла — так же, как таяли там, на газоне.
— Чёрт побери! — вырвалось у Риммы. — Мама, Саша — нас вызывает Кубик. Это срочно. Нам нужно любое зеркало — такое, чтобы мы могли пройти. Ну и без свидетелей, конечно.
— Я знаю, где такое есть, — тут же указала Ника. — Вон там, в магазине. Хотя... Вероника, тогда к кому-то из вас домой. К Саше ближе, заказать такси?
— Такси не нужно, — тут же заявила Римма. — Ждём, она уже рядом, пара минут.
30. Сон разума в оглавление
«Она» — это тень. Ограниченная копия, она же виртуальная машина в терминах «Титана». Впервые Александр увидел, как выглядит взаимодействие между Риммой и её тенью, когда вокруг полно людей. Римма и тень за рулём не имели ничего общего — разные девушки: разные лица, одежда и всё прочее. Но это — при открытых дверях. Снаружи казалось, что внутри всё та же Римма: Александр не поленился посмотреть на тень через лобовое — увидел Римму, а вот настоящую Римму, уже в салоне, вовсе не увидел. Чудеса, да и только.
— Папа, за маскировку потом поговорим, — позвала Римма сухо, хотя глаза её улыбались. — Садись, садись.
Они прибыли в квартиру Александра — и, когда все ушли через портал, которым стала входная дверь (снаружи, как заверяла Римма, дверь вообще не шелохнулась: если бы кто-то попробовал подсматривать в дверной глазок, вообще не увидел бы никакого движения), в квартире остались их тени. «Массогабаритные копии», как назвала их Римма как-то раз.
Кубик встретил их странными новостями. По его словам, главный компьютер комплекса поднял уровень тревоги после обработки данных из промзоны, а сам Кубик, увидев портрет слепого дудочника, только головой покачал.
— Видел я этого типа, — пояснил он. — Вот в точности его. И тоже в очень странных обстоятельствах. После расскажу, а сейчас главный вопрос: Александр и Ника, вы с нами? Римма, Вероника и я остаёмся — будем готовиться к неприятностям, раз такое дело.
