1. Лёхин с Шишиком на плече

Послушно?! До Лехина только дошло. Он резко и безо всякой причины встал на месте, пытаясь сообразить, что происходит.

Шишики, секунды назад беспрестанно шелестевшие, смолкли.

Лехин поднял свечу на уровень глаз. Огненно-желтые, может, из-за близкого пламени, глазища уставились на него с обеих сторон. Пустая тишина подземелья мягко и тяжело навалилась на уши. Лехин отчетливо услышал белый шум, близкий тишине радио, когда идешь от станции к станции.

Ник не выдержал первым. Хрюкнул что-то писклявым хрипотком.

— Сейчас-сейчас, — шепотом откликнулся Лехин.

И осекся. Вот, опять. Но теперь он мог сформулировать вопрос, и стало легче. Каким образом он понял, что "помпошка" торопит его идти дальше?.. А еще раньше?.. Как он понял, что "помпошки" скомандовали свернуть налево? И какого черта они вообще раскомандовались?! Им бы сейчас, в опасной близости с пожирателями всякой паранормальной субстанции, молчать в тряпочку! А они... Они тут... Они расселись тут!.. И... и хрюкают!

Поскольку Лехин смотрел в основном на правое плечо, то и удостоился увидеть, как Ник не спеша и даже пренебрежительно поворачивается к нему задом. Лехин дернул головой посмотреть на Профи и узрел широкий косматый зад.

Тому, что они считали с него нелестные для них мысли, Лехин уже не удивился. Он утвердился, что гневается справедливо и...

— ... и нечего всяким малявкам лезть не в свое дело!

Ник незамедлительно высказал в пространство за Лехиной спиной нечто весьма пренебрежительное — то ли слово, то ли фразу. А может, просто скрипуче передразнил. Во всяком случае Профи согласно прокряхтел.

И опять на интуитивном уровне Лехин понял — и взбеленился. Да что ж это такое?! Он идет на деяние, сравнимое с рыцарским подвигом! На деяние, от последствий которого, возможно, зависят судьбы мира! А они!.. Эти шмакодявки! Договариваются за его спиной дождаться, когда он успокоится?!

Резкий щелчок, как от сломанной палки, прервал его негодование.

Через миг отозвалось эхо. Или это слуховая галлюцинация?.. Память повторила краткий треск... Трудно разобрать. Но следом за фантомным звуком по груди Лехина стремительно протопали два перепуганных мышиных стада. И свалились в карман рубахи. Человек затаил дыхание, глядя не в сторону подозрительного звука, а на карман. Над клапаном медленно всплыла пара округленных глазищ. Помешкав, всплыла вторая.

Опасность пока виделась потенциальной, поэтому Лехин сосредоточился на проблеме, что во всех смыслах была ближе к телу.

О-очень выразительно, чтобы без двусмысленностей, чтобы шмакодявкам сразу стало ясно, что это послание именно к ним, он мысленно и безапелляционно рявкнул: "Сидеть — не высовываться!"

Вообще-то Лехин надеялся, что Шишики сразу нырнут в карман. Но шмакодявки поглазели на него, словно на чудо-юдо; потом Ник проскрипел Профи что-то явно нецензурное, Профи ехидно посмотрел на Лехина, кивнул, и оба медленно погрузились на дно кармана.

Пока Лехин занимался маленькой войной с "помпошками", в подвале что-то произошло. Может, свет где-то включили, может, глаза к темноте привыкли, но стало светлее, а значит, не так страшно. С минуту, насупясь, Лехин наблюдал, как по лицевой стороне нагрудного кармана бродят волны. Кажется, Шишики принялись за какую-то игру. Одновременно он рассеянно размышлял, почему он так беспечен. Ни до чего не доразмышлялся, разве что смутная мысль промелькнула, что, благодаря своевольным шмакодявкам, он уже почти не боится ожидающей его неизвестности.

Но все-таки — что делать с Ником? Домовые предупредили, что брать с собой надо только соболевского Шишика. Неужели "помпошки" не поняли, что им грозит гибель?.. Так, не придя ни к какому решению, Лёхин взял пример с параненормальных пушистых пофигистов и махнул рукой на возможные последствия: будь что будет!

... Шишики в кармане не играли. Профи предложил Нику прогуляться по параллельным Вселенным, пока их хозяева заняты какими-то малоинтересными делами. Жаждущая деятельности парочка не учла тесноты кармана, и уже первый выход в первую Вселенную на сознательном уровне заставил их полуфизические тела бултыхаться в ограниченном пространстве. Невиданные ощущения понравились. А тут еще Ник вспомнил и рассказал, как недавно хозяин упал на него и превратил в лепешку. Ник рассказывал взахлеб и с восторгом, Профи позавидовал, и они вместе стали думать, как бы уговорить человека упасть на них обоих...

Оказывается, это глаза привыкли к свету свечи и как-то так приспособились, что Лёхин видел окружающее, как будто везде горели тусклые лампочки. Он даже поэкспериментировал: сначала потушил свечу — и темнота мгновенно обняла его; включил фонарик — поток электрического света сузился в короткую дубинку, которая беспомощно тыкалась в плотный туман мрака. В общем, или стройка по праву имела оценку "нехорошая", или агрессоры успели завести в подвале свои порядки, чтобы чувствовать себя как дома.

Пришлось снова зажечь свечу. Живого света здешняя тьма боялась.

Стараясь не шуметь, Лёхин пошел по огромному залу с высоким потолком. Зал был пуст и заканчивался глухой стеной и одной-единственной, самой обыкновенной деревянной дверью. Лёхин нерешительно потянул за ручку, опасаясь, не закрыто ли. Дверь, шурша (Лёхин чуть опустил свечу) по пыльным стружкам и опилкам, нехотя отворилась. С той стороны оказалась лестничная площадка с бетонной лестницей. Лёхин поежился: подвал и правда в несколько этажей.

Из кармана скрипуче осведомились, долго ли он будет торчать на месте.

— Сколько надо, столько и буду! — шепотом огрызнулся Лёхин.

В кармане явственно фыркнули, но тут Лёхин слегка повернулся. Огромная тень шмыгнула в сторону, а на стене забелел маленький прямоугольник. Тетрадный листок, еле висящий на одном уголке, выглядел так сиротливо, что Лёхин сердобольно попытался приклеить его поровнее. Но скотч на уголках бумажки, подсохший за года, и пористый кирпич наотрез отказывались соединяться. В конце концов лист очутился в руках Лёхина, и тут-то обнаружилось кое-что интересное.

— Эй, глазастые, по-моему, это план.

Лёхин сомневался не на пустом месте. Ни одной буквы, ни одной цифры — спешно набросанные карандашом линии, как будто один другому наспех объяснял, где что находится.

Два спеца по картам поспешно выглянули из кармана, с секунду напряжённо пялились на предъявленный документ, а затем разразились скрипучим галдежем.

"Все-таки надо было переводчика взять", — мрачно подумал Лёхин.

"Помпошки" резко оборвали болтовню и сгинули в кармане. А Лёхин вдруг подумал, что сюда, в подвал, наверное, спускались рабочие — например, доделывать что-нибудь, или электрики, и все они страшно боялись заблудиться; и кто-то, кто не раз здесь бывал, начертил для них от руки — где что находится. Точно. Вот вход, вот лестница... Лёхин облегченно вздохнул. В душе он, оказывается, очень боялся, что наткнулся на своеобразный призыв Проводника о помощи. Переживай еще за него, мол, мучается человек со зверюгами... Вздохнул — и не задумался, откуда такая уверенность, что план предназначен именно для рабочих... Прежде чем сознание Шишиков снова улетело в другое пространство, "помпошки" обменялись интересным наблюдением: вдвоем-то в человека легче запихнуть информацию.

По лестнице Лёхин не спеша добрел вниз. Здесь с пламенем-солдатиком стало легче; он уже не рвался суматошно в разные стороны, а лишь изредка подрагивал.

Помещение, кажется, рассчитывали использовать на всю катушку. Теперь Лёхин шел по настоящей анфиладе. Подвал успели разбить на отдельные залы-отсеки, коридора как такового не существовало, переходи себе из одного помещения в другое и так далее.

И постепенно Лёхину причудилось, что он попал в ловушку — в замкнутый круг беличьего колеса. Перешагиваешь порог прямоугольной дыры в стене, а навстречу, издалека, растет следующая, такая же стена с черным провалом... Который порог он сейчас перешагивает? Седьмой? Восьмой?

И чего это так безмятежно он расшатался? Даже о зрении-сканере забыл. А вот, неровен час, станет он перешагивать следующий порог — и бросится на него кто-нибудь, терпеливо выжидающий за стеной...

Шишиков будто выдернуло из прогулки по другому миру. Прижавшись друг к дружке в Лёхином кармане, они крепко зажмурились. Предупредить хозяина не успели — вернуло их за два шага до неизбежного

За два шага до черного прямоугольника Лёхин остановился. Чем-то этот провал, притворяющийся дверью, активно не нравился. Мрак, выгнувшийся назад от света, казался отчетливо агрессивным, а еще через секунду буквально рычал — и Лёхин "слышал" рычание темноты, В абсолютной-то тишине... Сканирующее зрение не помогло. Возможно, стена была из непропускающего материала. Помог меч, обнаруженный в руке — в полной боевой готовности. Сумка в левой руке Лёхина съехала к локтю, когда он потянулся вытереть пот. Облегчение. Как хорошо, что есть меч! Впрочем, в такой ситуации и хороший камень сошел бы. Было бы только чью морду им треснуть.

"Ну что ж... Если Шишики попрятались, а все мои инстинкты вопят об опасности, значит, я попал куда надо... Эх, бумажку бы сейчас какую-нибудь самую завалящую..." Он представил, как комкает эту завалящую бумажку, поджигает ее и бросает в черный проем. Жаль, рукописный план остался на дверях... Что бы такое придумать вместо бумаги? Лёхин скрупулезно "обыскал" себя, мысленно прошарил сумку. На упряжь вокруг тела махнул рукой — кроме железа вряд ли что найдешь в ней. Карманы рубашки... Может, Шишиков бросить в темень? Заставить затаившегося врага выдать себя неосторожным от неожиданности движением! Нельзя. Сожрут. А они хоть и вредные (из кармана "послышалось" ворчание — подслушивают, черти!), а все равно жалко... Джинсы... Так, по мелочи, всего полно... Стоп! Не в правый ли карман, чтоб под рукой был, заботливый Елисей засунул носовой платок? Сухой, свежевыглаженный. Не бумага, конечно, но ведь горит...

Лёхин закинул ремень сумки на плечи, поджег тряпицу и швырнул ее в слепую пропасть, метя чуть влево — почему, сказать бы не сумел, руку так повело. И сам — бегом вперед: то ли драться, то ли посмотреть, не сглупил ли. Меч, во всяком случае, явно жаждал испробовать на вкус чью-либо плоть, ощутимо таща за собой хозяина.

Перепрыгивая порог, Лёхин чуть не умер от инфаркта: внезапный оглушительный вопль под самым ухом взрезал мозги и, показалось, снес половину черепа. Один только меч не растерялся в общей суматохе из криков и бешеного калейдоскопа с полубредовыми картинками: шарахающаяся тьма, безумно прыгающий свет, безумно желтые, в кровавую жилку глаза и раззявленная пасть, полная кошмарных клыков и пены, падающей ошметьями.

Именно меч дернул руку Лёхина чуть назад и сразу жестко вперед — куда-то под каменную, но живую морду. Вот эта уж точно кирпича просит! — с замиранием успел определить Лёхин. Задержавшись при входе в плоть (и не задержавшись, а примерившись! — ревниво возразил меч), оружие скользнуло в мягкое, податливое. Лёхин, не поспевая за мечом, едва не запнулся — едва не рухнул по инерции на зверя. От сомнительных объятий спас новый звериный вопль — уже не вопль, а визг боли и возмущения. Кажется, вновь пришедшая зверюшка была излишне самоуверенна и не ожидала личных проблем в первой же стычке.

А меч не унимался. Очевидно, на него действовала короткая дистанция между хозяином и врагом.

"Интересно, а как он определил, что зверюга — это враг?" -мельком подумал Лёхин, чудом — точнее, пробежкой за оружием — спасаясь от вывиха кисти и от щелкнувших возле свечи челюстей.

Левая рука, видимо, сочла, что ей нанесли оскорбление. Как же — разинули пасть в сантиметре от нее!.. Лёхин только подумал! Но не хотел этого делать! Свеча сделала резкий выпад в сторону рычащей пасти. Плеснуло белым: весь накопившийся горячий воск — совсем мало, кот наплакал, но ведь горячий! — полетел в ощеренные клычища.

Надрывному вою сбежавшей с поля боя зверюги Лёхин даже посочувствовал. Больно-то, наверное, как... Ладно, нечего было лезть к нам. Завоеватели чертовы... Небось, жаловаться побежал...

Итак. Лёхин привычно подвел итоги, исходя из вопроса: что имеем на данный момент? Маленькую победу сомнительного свойства. Хотя и полная являлась бы сомнительней: убей он зверюгу, вылезла бы еще одна. Впрочем, и здесь сомнительно: сразу бы вылезла или как? Ладно, эти размышления чисто умозрительны. Главное — впереди предупрежденный, а потому вооруженный враг в лице пяти человекообразных и одной раненой зверюги, которая наверняка считает теперь делом чести откусить Лёхину голову. И один настоящий человек, придерживающий некую дверь, откуда и лезет эта дрянь.

В кармане тихонько вздохнули.

49.

Платок догорел. Когда — Лёхин не упомнил. Скорее всего, во время короткой, но впечатляющей схватки... Он присел над дымком с бетонного пола, "помпошки" тоже высунулись поглазеть на черные лохмотья.

— Говорят, надо слушаться своих инстинктов, — поделился с ними мыслью Лехин, — но не знаю, инстинкты у меня сейчас или навязчивая идея... Только не хихикайте, ладно? А в общем, можете хихикать. Я все равно это сделаю.

Помогая себе светом уже огарка, он покопался в сумке и выудил связку свечей. Внезапно показалось, что он запутался в пространстве и стоит теперь спиной к врагу. Разогнулся всполошенно и поспешно осветил голые стены помещения, насквозь продырявленного дверными проемами. Нет, все правильно: за спиной стена на расстоянии двух метров — отсюда он пришел; стена, за которой уже, возможно, прятался противник, маячила неясной простыней далеко впереди.

Помещение Лехин условно разделил на свою и чужую половины, свою он облагородил, расставив горящие свечи у стен. Теми же свечами хотел к границу обозначить "мое — чужое", но побоялся: и свечей маловато, и противника за огнем не разглядишь.

Ну, вроде, все. Лехин проинспектировал, все ли свечи горят, и прикинул, надолго ли хватит их. Наверное, на полтора-два часа.

В вязкой, непроницаемой тишине, в которой тонуло потрескивание свечей, он не слышал ни шороха. Просто, машинально считая желтые огоньки, в очередной раз покосился на "чужую" половину — и замер.

Пятеро полукругом стояли у проема. В прямоугольнике, как в черной раме, за ними стоял еще один, вероятно привычно опустив руку на загривок зверя или придерживая его за тот же загривок.

А потом вдруг и потрескивание свечей уплыло и заглохло, точно кто-то постепенно отключил звук. И — белая тишина. И в этой тишине противник стал далеким-далеким, а сам Лехин маленьким-маленьким. И пластом навалилась на него ощутимо живая тяжесть. И отчетливо услышал Лехин, как съежившийся в кармане Шишик Профи сказал съежившемуся Шишику Нику: "Дом хочет, чтобы твой хозяин выгнал пришлых. Они ему не нравятся". А вот ответ Шишика Ника прозвучал абсурдно, словно сказали во сне, но Лехин с ним согласился: "Не надо было им убивать его человека. Дом к нему привык, с тем человеком ему было интересно. А они его сначала напугали, а потом убили. Поэтому он злится на них". Логика Сна подразумевала под "тем человеком" убитого сторожа, и Лехин, в странном Сне, одобрил идею Ника.