— Они впустили Камень-город в подвал?! — слепой взгляд в точку — качал головой Бирюк. — А меня, значит, кошка держала, пока не окотилась. Вон что... Кошки ведь и там. И здесь безнаказанно бегают... Ох ты...

— Потом напереживаешься, Бирюк, — невежливо перебил Лёхин. — Ты мне лучше объясни, где дверь тайная находится.

Подвальный моргнул, приходя в себя, и объяснил.

51.

За полчаса до выхода из дома Лёхину позвонили. Номер высветился незнакомый.

— Я с телефона жены звоню, — неторопливо сказал очень спокойный голос. — Леонид это. Добрый вечер.

У Лёхина на сердце отлегло. А то... распрыгалось, понимаешь...

— Добрый вечер, Леонид.

— Дело у меня, Алексей, тут такое... Жена говорит — позвони и позвони. В общем, как у тебя дела? Помощь не нужна?

— Смотря какая. — Леонид осторожничал — и Лёхин осторожничал. И вдруг — сообразил. — Слушай Леонид, давай напрямую: с чего жена твоя (он напрягся и вспомнил), Люда, решила, чтоб ты обязательно позвонил? Давай только без этих, как ты сам говорил, танцев-шманцев.

— Да сон опять, — теперь уже легко сказал Леонид. — И в прошлый раз сон, и в этот. Видел я, как ты и ещё один — во сне его Пашкой звали — сначала по каменному полю шли, потом с собачьей сворой дрались. И ещё с кем-то.

— И что из этого?

— Я так понял — продолжение следует? Бой-то не закончен ваш. Я завтра выходной. Куда приходить, если что, и собак брать ли?

— Леонид, ты понимаешь, что сон сном, а убить могут реально?

— Понимаю.

— Хорошо. Тогда так...

Лёхин придумал такой план: Павлу три тысячи в зубы на вход — и он называет охране имя одной из компаньонок (Валя подскажет свободную девушку), он уже был в кафе, охрана мельком его запомнила, а то, что мальчики-красавчики его куда-то тащили, охрана наверняка ни сном ни духом; Олег идёт в кафе как человек, завернувший перекусить, обычным посетителем. Ну, у Лёхина причина законная — Диана. Затем двое из них по одному исчезают в тупиковом коридоре, ищут нужную дверь. А Лёхин тем временем идёт в коридор с туалетом, открывает окно, впуская профессора (уже созвонились) и Леонида. И теперь они уже втроём присоединяются к двоим, открывают дверь в Каменный город, а там... Там — как Господь на душу положит.

План не идеальный — понимал Лёхин. Мало того — поверхностный. Но большего придумать не мог. К его удивлению, с планом согласились и остальные без споров и возражений. Понадеялись, что он единственный в курсе всего, потому и согласились?

"Домочадцы" провожали Лёхина толпой. Заставили присесть на дорожку. Глеб Семёнович и Линь Тай чуть не плакали: драка грандиозная намечается — и без них! Слёзно умоляли взять с собой: а вдруг по дороге какого-нибудь алкаша найдут да в его теле в Камень-город проникнут? Лёхин возражал: а если на пороге между городами выкинет призраков из человеческого тела, что ему, Лёхину, тогда делать с бедолагой, очнувшимся в странном и страшном месте?

Касьянушка беспокоился, хорошо ли "пояс военный" на Лёхине застёгнут. Елисей норовил из этого пояса что-нибудь вынуть да сунуть вместо оного сухарик: "Камень-город же! Вдруг из хлебушка засушенного каравай явится! Голодными хоть сидеть не будете!" Дормидонт Силыч бубнил, чтоб Лёхин не зевал: "Где воинская наука впрок не идёт — хитростью брать надо!"

Лёхин пытался сосредоточиться на плане — "домочадцы" заморочили голову напрочь, тупел в собственных глазах. Выдержки не хватило — взмолился:

— Ну хоть перед дорогой помолчим!

И все торжественно замолчали. Правда, секунды через две квакнул Касьянушка — открыл-таки рот, а Дормидонт Силыч и шлёпнул по губам. Купца, грубияна и рассказчика развратных анекдотов, Касьянушка боялся. Поэтому сделал благостное лицо многотерпеливца, возведя очи к небесам.

В общем, Лёхин понял: досиди он эту минуту — точно взорвётся. И — пулей вылетел за дверь!

На остановке его, обозлённого, мокрого (зонт забыл второпях!), дожидался Олег. При виде распахнутой дверцы Лёхин содрал с себя плащ и юркнул в машину. Скомканный плащ он некоторое время угрюмо держал в руках, пока Олег, посмеиваясь, не предложил:

— Разверни да брось назад! Хоть немного да просохнет.

Они уже проскочили памятный поворот у моста, когда по рукаву Лёхиного свитера скатился Шишик. Его выпученные глазёнки хищно таращились куда-то наверх. Лёхин глянул, и у него сердце замерло. А Олег гордо сказал:

— Специально для Шишика купил!

И Лёхин — заржал, громко и неприлично. Душа не выдержала.

Под потолком машины болталась подвеска со множеством "качелей" в виде колец, треугольников, ромбов. Все они висели на отдельных тесёмках и нервно подпрыгивали.

Отхохотавшись, Лёхин принялся перечислять все сегодняшние раздражители ошарашенному его реакцией Олегу, а "помпошка" — счастливая! — кажется, на всех качелях решила укататься до тумана в глазах.

Олег в ситуацию вник и теперь смеялся сам, поскольку Лёхин успокоился и уже с улыбкой расписывал картину "Прощание с домочадцами".

До кафе осталось совсем немного, когда Шишик упал на колени Лёхина. Один глаз бессмысленно плавал в космах наверху. Другой — наверное, потерялся где-то внизу. Лёхин вздохнул, надел плащ и сунул "помпошку" в карман.

Как и договаривались, Олег свернул в арку и остановил машину напротив первого подъезда. Но ещё раньше Лёхин заметил, что внизу, рядом с кафе, что-то уж больно много народу. И машины — кажется, мигалки и "скорой", и милиции промелькнули. А на задворках — обнаружили Олег и Лёхин — народ явно из дома группками стоит и что-то заинтересованно обсуждает, несмотря на дождь.

Выяснилось, что Олег притормозил аккурат за машиной Соболева, в которой, кроме профессора, сидел и Павел. Судя по всему, они неплохо столковались. Во всяком случае, профессор называл детектива по имени и не возражал против "ты" с его стороны — хотя Павел и продолжал величать его по имени-отчеству.

Наскоро Лёхин познакомил их с Олегом.

— Что происходит в кафе?

— Сами в непонятках, — вздохнул Павел. — Жильцы говорят разное. Одно только повторяют абсолютно все: в кафе несколько трупов, а хозяина не могут нигде найти.

— Весело, — пробормотал Лёхин. — Значит, отсюда нам в Каменный город не попасть, блинчики-оладушки. Подождите немного. Может, попробую информацию из первых рук получить.

Он еле успел выйти из арки, как от толпы у кафе к нему побежала фигурка на высоких каблуках, в длинном плаще с капюшоном.

— Алёша!

Шишик пробурчал что-то недоброжелательное и утоп в кармане.

В дождливых сумерках лицо Дианы почему-то казалось скульптурно-прекрасным. Лёхин быстро перешёл на тонкий уровень зрения — ни одной крысы вокруг неё! А когда девушка подбежала, он сообразил, почему её лицо кажется скульптурным. Даже бег не оживил застывших черт. Изумлённый Лёхин мог поклясться, что Диана сейчас такая же сонная, как Валя недавно. Значит, он прав? Значит, все компаньоны и компаньонки находились под сильнейшими чарами?

— Что случилось, Диана?

— Такой ужас, Алёша! Нас всех почему-то посчитали наркоманами. И милиция, и врачи. — Девушка говорила тонким, монотонно-капризным голосом, каким иногда говорят заболевшие, с высокой температурой дети. И как капризный больной ребёнок, она держалась за его руку — может, в поисках уверенности?

— Ну а сейчас уже не считают?

— Конечно, нет! Альберт нам даже курить запрещал — не то что наркотики.

— А почему они вообще приехали? Что случилось в кафе, Диана?

— Кто-то из подсобных рабочих нашёл в служебке трупы. Как это страшно! Альберта не было, и он вызвал милицию! А сейчас собрали всех компаньонов и почему-то сразу решили, что мы наркоманы.

— Потому что все выглядят сонными? — задумчиво подсказал Лёхин. — А компаньонов собрали почему? Потому что трупы в служебке? — и вдруг сообразил: — Диана, это кто-то из ваших?

— Да, это наши, — она, не глядя, убрала ладонь с его руки. — Я так устала. И мне... как-то пусто. А всё время хочу спать... А? — встрепенулась она, словно услышав вопрос. — Да, это те четверо, с которыми подрался Анатолий. Помнишь, ты звонил?

— Помню, — выговорил ошеломлённый Лёхин. Четверо?!

— Их убили страшно. Говорят, крови очень много. Нас уже отпустили, но предупредили, что завтра с утра всех на допросы... А если в университете узнают, что мы в уголовном деле замешаны...

Она произнесла это всё с той же, почти монотонной, безразлично-вопросительной интонацией, словно не отвечала на вопрос, не разговаривала с собеседником, а размышляла вслух. А потом словно потухла и, сгорбившись, пошла на остановку. Лёхин успел догнать её и задать важный вопрос — очень важный, хотя сообразил только что.

— Вас всех вызывали? Анатолий тоже здесь?

— Анатолий? — удивилась она наконец. И Лёхин мог бы поклясться, что следующая её фраза прозвучит так: "А кто это?" Но нет. — Странно, что ты спросил. Нас тоже спрашивали о нём.

— И что? Никто не знает?

— А зачем? Зачем нам знать?

Она снова зашагала к остановке, но вдруг остановилась.

— У нас был Роман. Ромка. Он здорово пел под гитару. Послушаешь — и снятся странные, красивые сны. А когда его песни запел Анатолий — это даже выглядело глупым. Я ему однажды сказала, а он обозлился... — Она снова отвернулась к остановке и забормотала, раз за разом зевая: — Ну да... Я и сказала... потому что знала — он ... обозлится. Глупо всё.

Чтобы слышать её, Лёхин торопился следом, а она как будто знала: подъехала "маршрутка", девушка дождалась, пока все выйдут. Придержала дверь и, обернувшись, сказала ясно:

— Я всегда знала, что "Орден" будет существовать, пока в нём поёт Ромка.

Возвращаясь на задворки кафе, Лёхин мечтал о паре таблеток от головной боли. Четыре трупа, пропавший Анатолий, пропавший же хозяин, пифия Диана со своим трагическим заявлением о Ромке, в кафе не попасть ни через парадный вход — там милиция, ни через подсобные помещения — не на глазах же десятков взволнованных жильцов! Да и смысл теперь попадать туда? Внутри, небось, обыски вовсю... Придётся всей компанией ехать либо к заливу, либо к мосту возле дома. А Лёхин так надеялся, что кафе напрямую связано ходом с логовом Альберта, который — Лёхин уверен на все сто — убегая, прихватил с собой Анатолия.

Пока он отсутствовал, появился Леонид. Не один — с собаками, как однажды и предположил Лёхин. Именно доберманы в отсутствие Лёхина познакомили своего хозяина с честной компанией: когда Леонид прибыл на место, псы радостно потянули его к Олегу. Олег бы, может, и не узнал доберманов, тем более на поводке и при хозяине, если б Лёхин не рассказал о них по дороге к кафе. Собакам Олег обрадовался. Ещё больше обрадовался, убедившись, что псины нашли-таки дом... И даже профессор принялся вглядываться в них задумчиво, хотя вроде и не должен был их помнить. Может быть, принялся потому, что оказался вторым, кого подошли обнюхать псы.

— И что теперь делать? — беспомощно спросил Лёхин, отчитавшись о встрече с Дианой.

— Если Лада убегала от загонщиков, вряд ли это было в городе, — сказал Павел. — Нам придётся ехать к мосту в твоём микрорайоне, потому что он даёт выход прямо в Каменный город.

— Едем, — нетерпеливо предложил Олег. — Леонид, собаки в машину пойдут?

— Сейчас узнаем.

Лёхин и слова сказать не успел, как все быстро рассредоточились по машинам. Всё ещё сомневаясь, он тоже шагнул к машине.

— Уф-ф, успел-таки... Лексей Григорьич! Лексей Григорьич! Не уезжай!!

52.

Оглянувшись, Лёхин присел перед Бирюком, подпрыгивавшим на бордюре. Подвальный выглядел неимоверно грязным и усталым.

— Что случилось, Бирюк?

— Дай отдышаться, Лексей Григорьич!.. О-ох... Думал, уж уедешь.

Пока подвальный усмирял дыхание, Лёхин поднялся с корточек и заглянул в машину за зонтом.

— А-а...

Почти квадратные, потрясённые глаза Олега сначала даже испугали. Но и Леонид выглядел изумлённым. Лёхин только хотел спросил, что это с ними, как Олег смог выговорить:

— Лёхин а ты куда пропал? Только что был, раз — и нет.

— Да так, погулять вышел, — отшутился Лёхин, сообразив, что удивление вызвало его приседание на корточки.

Он снова присел, раскрыв зонт над собой и Бирюком. Свесившись из кармана плаща, проскрипел благожелательно Шишик.

— Ты, Лексей Григорьич, со своими товарищами иди на ту скамейку где вчерась балакали. Нашли мы тебе вожатого до Камень-города. Там и дожидается.

— Да мы и так собирались...

— Лексей Григорьич, он вас к ходу от кафе этого злосчастного выведет.

— Ага... Так, — проговорил Лёхин, соображая. — Спасибо, Бирюк.

— Не за что пока. Это я тебе спасибо говорить буду, как в родной подвал вернусь.

— Подожди здесь, под зонтом. Я объясню народу ситуацию, и пойдём к скамейке по одному, чтобы не привлекать внимания.

— И хорошо, Лексей Григорьич, что по одному. Только поскорее бы. Долго ждать вожатый ждать не будет. Не любит он к нам, на поверхность, выходить.

Последних слов Бирюка Лёхин не дослушал: сбегал к машине Павла, показал, куда идти, потом Олегу и Леониду. Взглянув на доберманов, он было обеспокоился, смогут ли собаки перейти невидимую границу между привычным миром и территорией Каменного города. Потом вспомнил, как дома, у Леонида, к псинам подбежал домовой и они потянулись к нему обнюхать. И — успокоился.

Прихватив зонт и подвального, Лёхин поспешил к скамейке. Интересно, что за вожатого нашёл Бирюк? В его мире много любопытнейших личностей. Вожатый этот наверняка из таких.

Сначала показалось — на скамейке вырос тонконогий, с узкой, колокольчиком, шляпой гриб. Привычный к виду Леших-палисадничих, Лёхин решил, что вожатый похож на них. Хорошо, Бирюк с локтя предупредил:

— Меня, грязного, взял на руки и не побрезговал — хорошо. С Мокричником так не делай. Не любит. Да и не всякий его вида выдержит.

— А почему Мокричник? — за несколько шагов до скамейки шёпотом спросил Лёхин. — У воды живёт?

— Не только. Он мокриц пасёт, пиявок прикармливает. Ты с ним много не разговаривай — не любит.

Лёхин хотел спросить — чего ещё не любит Мокричник. Не успел. Подошли к скамейке. Из вежливости Лёхин присел — и с трудом удержал приветливое выражение лица. Он привык, что у паранормального народца лица почти человеческие. А сейчас на него взглянула из-под шляпы натуральная пиявка.

— Добрый вечер.

Тускло блеснули маленькие чёрные глаза, на сплошь ровной поверхности возможного мелкочешуйчатого лица прорезалась поперечная линия. Наверное, рот.

Не успел Лёхин ни чего подумать, ни спросить чего, как Мокричник спрыгнул со скамьи. Так мальчишки на речке или на пруду прыгают в воду — "солдатиком". Лёхин дёрнулся — ой, упадёт! Но Мокричник, держась прямо и жёстко, зашагал к забору позади скамейки. И невообразимо стремительным движением нырнул под нижнюю перекладину — и пропал.

— Шагай, Лексей Григорьич, — донёсся со скамейки шёпот подвального. — И не боись: я тоже пойду с вами до хода-то.

Пока до Лёхина дошло, что пора переходить на другой уровень зрения, к нему подошли Олег и Леонид с доберманами. Псы с интересом обнюхали Бирюка (тот не возражал), брезгливо чихнули над следом Мокричника и свели глаза к носу, разглядывая оседлавших их Шишиков. Те сидели на собаках тоже не просто так, а качались в стороны, изучая то один, то другой глаз ездовых животных.