Каменный город... Да... Голова Лёхина, замороченная сумкой и её тяжким содержимым, начала проясняться. Он даже, кажется, сообразил, отчего с послеобеденного времени ходит смурной, как будто заболевший. Считая пациентов "скорой помощи", он обошёл за сегодня человек шестьдесят. Громадная цифра, если учесть, что это за люди. И каждый раз при встрече с сновидческими кошмарами его самого словно били под дых. А если бить постоянно в одну точку — и точка немеет, и у человека от боли начинает мутиться сознание.

Вскоре голова стала настолько ясной, что он кое-что вспомнил и внезапно обиделся. Он даже вытащил мобильник и снова, уже внимательно просмотрел все пропущенные звонки. Нет, звонка от Ани не было... А потом он встревожился: а если она, проснувшись и не найдя его, всё-таки решилась ехать в квартиру брата, несмотря на странное и неприятное, что там её ожидало?

И тут снова прозвонился Елисей. И — запричитал, едва услышал голос хозяина:

— Что ж ты, батюшка Лексей Григорьич, делаешь?! Можно ль так пугать-то меня?! Хоть звоночек бы позвонил — утешил всех нас! Для чего тебе мобильный телефон даден, а?! Окаянный! Мы ж тут чего только не передумали, на ночь глядючи?! Страхов каких только не напридумывали!

Лёхин слушал и невольно улыбался. Теплом домашним ложилась на сердце взволнованная речь домового. И, вклинившись в суматошное повествование Елисея о переживаниях домочадцев, он постарался обстоятельно рассказать всё, что с ним случилось с того момента, как его из дома вывела Вертушинка.

Домовой выслушал историю о приключениях человека, затаив дыхание. А уж по тому, как в трубке время от времени раздавалось взволнованное сопение, охи-ахи и шепоток сразу нескольких существ, можно было сообразить, что слушали Лёхина целой толпой.

А потом Елисей поспрашивал, как накормили Лёхина и сможет ли он продержаться на том, что поел. А потом домовой смущённо замолчал, и было его смущение так явно, что и Лёхин не решился спросить, как там... И повисло молчание. Лёхин пару раз порывался всё-таки спросить. Только рот раскроет — и снова затыкался. Ну вот как спросить у домового, всё ли и у всех ли в квартире хорошо?

— Анна Витальевна плачут! — внезапно выпалил Елисей.

— Что?!

— Что случилось? — встревожился Олег.

— ... Слезами горькими-прегорькими! — тоже заплакал где-то в стороне от трубки Касьянушка. — Ой, как плачут отчаянно!

— Да что там у вас происходит?! — Лёхин сам не ожидал, что может кричать по телефону с таким отчаянием.

— Алексей Григорьевич! Не слушайте вы их! — с досадой сказал Глеб Семёнович, и Лёхин громко вздохнул: ну вот, хоть один трезвый, нормальный голос! — Тут такая глупость у Анны Витальевны приключилась. В общем, она забыла у родных вашего профессора зарядник, наши зарядники не подходят к её модели. Мобильник (как это называется?) без зарядки, и она не может дозвониться к вам. Отчего и плачет.

Лёхин перевёл дыхание.

— Елисей! Меня слышишь?

— Слышу, батюшка Лексей Григорьич, слышу! — прошмыгал носом домовой.

— Елисей, положи, пожалуйста, свой мобильник на стол в зале, а я сейчас перезвоню.

— Ох, позор на мою голову седую! — разохался домовой. — Как же я сам не догадался телефончик ей на стол положить?! Ну, всё, всё, Лексей Григорьич! Приветы передавать не буду. Но ждём тебя, Лексей Григорьич, со скорейшим возвращением!

И отключился. А Лёхин даже дышать забыл, представляя: вот Елисей мчится со всех ног в комнату, где ночевала Аня, вот он подкладывает ей под руку мобильный...

— Дядя Лёша, может, скажешь, что случилось?

— Аня, сестра профессора, дозвониться не могла, — коротко ответил Лёхин, надеясь, что ни Олег, ни Ромка приставать с расспросами не будут.

Как выяснилось, ответ оказался вразумительным, чтобы они успокоились и снова принялись наблюдать за бешено скачущими в воздухе висюльками, на которых катались-кувыркались Шишики.

Звонок. Сердце замерло. На экране — Елисей. Но в ухо мягко толкнулся голос Ани:

— Лёхин?

— Аня! — радостно отозвался Лёхин и, наконец, расслабленно откинулся на спинку сиденья. — Ты как там? Всё нормально? Мне пришлось тут побегать, так что извини...

— Я зарядник забыла в пригороде, — виновато сказала она. — Поэтому не могла дозвониться. А сейчас здесь какой-то мобильник нашла. Наверное, твой старенький. Попробовала позвонить с него — и получилось. А почему ты не звонил?

— Э-э... Мне очень жаль, но времени не было. Работа, — быстро уточнил он, надеясь, что не придётся объяснять про работу. — И меня не будет до завтрашнего дня. Примерно. Переживёшь без меня в моей холостяцкой берлоге?

— У тебя тут столько книг... А ещё у меня вязание с собой. Есть чем заняться. А ты... Ты правда будешь только завтра?

— Ага. И, надеюсь, завтра и твой брат появится. Он, кстати, сегодня рано утром забегал ко мне. Ммм... По делам, — неловко сказал Лёхин.

— А он знает?..

— Знает про что? Что ты у меня? В моей квартире? Знает.

— И что?

— Всё нормально. Ну... Как сказать. Если честно, у него не было времени разбираться с ситуацией. Но ты дождёшься меня?

— Конечно.

— Тогда до встречи!

— До встречи, Лёхин!

Он всмотрелся в вечерний, пробегающий мимо него город. Странный разговор. Сосем не похоже, что разговаривали два человека, которые испытывают друг к другу хоть какие-то чувства. Друзья. И всё. А может, так это выглядит, потому что оба разговаривали, зная, что множество посторонних ушей слушают их?.. Лёхин вздохнул. Глупо всё как-то. И тяжело. Но главное всё-таки произошло: он услышал её голос, она у него дома. И будет ждать. И он не выдержал — улыбнулся.

— Откуда лучше всего заезжать? — спросил Олег, когда машина приблизилась к пятачку со старыми домами.

— Объезжай. Легче всего от железнодорожного вокзала. Там переход есть и маленькая стоянка для машин перед магазином.

Лёхин, вспоминая ходы-выходы с пятачка, быстро переключился на насущные вопросы. Оставив машину на свободном месте у магазина, но ближе к общежитиям экономического колледжа, от которых рукой подать к дому Соболева, они быстро прошагали два переулка.

— В прошлый раз, помнится, мы привезли профессора какой-то другой дорогой, — задумчиво оглядываясь, сказал Олег.

— Ну извини, в прошлый раз мы и приехали ближе к полуночи. Могли любой дорогой ехать — да хоть и пешеходной, — отозвался Лёхин.

— Вы здесь были, у него? — спросил Роман, настроенный явно очень серьёзно, отчего пристально вглядывался ко всему подозрительному вокруг.

— Были. Только это другая история, — рассеянно сказал Лёхин. Он-то всё внимание направил на сумку. Та вроде как покорно висела в ладони, но, попробовал Лёхин разок остановиться, как её ручки сразу натянулись.

Ромка вдруг странно выпрямился и так, с твёрдой прямой спиной, прошёл несколько шагов, прежде чем негромко, отчётливо, слышно лишь друзьям выговорил:

— За нами идут. Двое.

Шишики вылезли из-под воротника джемпера и, держась за ворот куртки, принялись моргать глазищами, пялясь назад.

— Что скажете? — покосившись сначала на одного, потом на другого, шёпотом спросил Лёхин. Его шёпот услышали Олег и Ромка и тоже стали коситься на его плечи.

— Ну? — не выдержал Ромка.

— Ничем особенным порадовать не могу, — буркнул Лёхин. — Профи после моего вопроса почти спит, Ник вовсю зевает мне в лицо. Перевожу для себя следующим образом: всё тихо и спокойно. Этих типов можно не бояться.

— Возможно, они тоже здесь живут? — тихо предположил Олег.

— Возможно.

Они ещё не знали, что на подходе к пятачку со старыми домами к незаметно преследующей их машине присоединилась ещё одна — в общем потоке машин она не слишком бросалась в глаза.

Площадка перед нужным подъездом ярко освещалась фонарём. Лёхин вздохнул, вспомнив, как несколько дней назад он был здесь с Павлом и они только-только узнали, что Соболева нет, а в квартире сидит всем кошмарам кошмар. И не в единственном числе.

— Домофон, — сказал Олег. — Что делаем? Звоним в любую квартиру?

— Погодь немножко — с твоим "позвоним", — пробормотал Лёхин и встал перед маленьким экраном домофона. Нескольких секунд хватило, чтобы войти в лёгкое подобие транса, как сегодня уже бывало. Медленно поднялась рука, и пальцы отплясали на кнопках с цифрами формулу, которой он — уже привычно — не увидел.

Домофон запел, и Ромка, неудержимо улыбаясь, открыл дверь, пропуская Лёхина.

Замыкал шествие Олег. Он оглянулся на пороге, но позади, перед подъездом, было тихо и спокойно. И он решительно вошёл.

У первой же лестницы Лёхин чуть не споткнулся.

— Хи-хи! А я уже здесь!

Взметнувшиеся юбки Вертушинки завьюжили, вихорёк облетел кругом почёта маленькую группу людей и метнулся по лестнице наверх. Прыткая связующая нить выглянула из-за второй лестницы на пролёте и поторопила застывшего от неожиданности Лёхина:

— Чего застрял? Времени маловато, чтоб лупить глаза зазряшно! А ну пошли!

39.

Эта деловая колбаса буквально слова не давала вставить! Командовала от и до. Роман и Олег её не слышали и не видели, но подчинялись Лёхину, которым она вертела почти как марионеткой. Огромный плюс от явления маленькой атаманши — сновидческий кошмар из квартиры профессора убрали быстро. Лёхин только и успел в последний раз оглядеть всех шестерых убийц, как они смялись в неясную мутную струю, свистнувшую в травяной сосуд. И ждать не пришлось, как в остальных квартирах.

Потом уговаривали домового Вавилу заглянуть в зал, чтобы удостовериться, что теперь там дышать можно. Тот всё мялся, бормотал что-то вроде: "Мож, потом?"

— Да оставьте его, — с досадой сказала Вертушинка, проехавшись колесом по кухне. — Захочет — так зайдёт. У нас дела поважнее. Надо тебе, Алексей Григорьич, выйти на улицу. На минутку. Иначе пути не будет.

— Одному?

— Конечно. Твои дружки-приятели пусть на кухне сидят, чаи дуют да сумку сторожат. А ты — иди-иди!

— Почему они никогда ни о чём не предупреждают и не объясняют? — спросил озадаченный Олег, когда Лёхин пересказал требование вихорька. — Что — трудно сказать, что именно ты должен сделать на улице?

— Ничего страшного, — успокоил его Лёхин. — Я уже начинаю привыкать, что всегда и всё с оговорками и недомолвками, а иначе хуже будет.

— Дядя Лёш, ты на всякий случай держи мобилу так, чтобы, если что — взял да нажал, а мы прибежим просто на звонок, — посоветовал Роман. — Дай-ка мобильник, сам сделаю быстрый набор или выход на нужный звонок. Не, лучше последнее. Чтоб не думать, куда тыкать.

Резонно. И Вертушинка, кажется, не возражает. Лёхин сунул телефон в рукав куртки, оглядел сердито насупившихся ("Ну и хозяин! Ну и гулёна!") Шишиков на плечах и вышел. По лестницам он спустился почти бегом, а вот дверь подъездную открыл не сразу, насторожённо.

На площадке перед подъездом так же, как час назад, тихо и пустынно. Лишь за домом напротив продолжала жить энергичной жизнью дорога с привычным гулом, нарастающим и убывающим, — остановка близко.

Лёхин нерешительно закрыл за собой дверь, слабо надеясь, что снова сможет её открыть, если что. Или ребята на звонок откроют.

Долго ждать не пришлось. Только он засмотрелся на звёзды, мерцающие среди ветвей боярышника, как на повороте дорожки, пока невидимый среди кустов, какой-то прохожий зашагал, приближаясь к подъезду.

Мурашки по телу от этого уверенного шага... Лёхин сжал пальцы вокруг пластикового корпуса мобильника.

Высокая чёрная фигура вышла из-за поворота и остановилась при виде человека на крыльце. Опаньки... Альберт. Значит, крысюки тоже рядом. Если уже не подбираются с другой стороны. Лёхин быстро оглянулся. Никого. Что ещё ничего не значит. Могут подойти попозже. Чего же хочет их хозяин?

В холодном воздухе качнулся приятный баритон:

— Добрый вечер, Алексей Григорьевич. Не поговорить ли нам?

Так. Лёхин лихорадочно просчитывал: к крыльцу крысюкам незаметно не подойти, потому как с обеих сторон к дому жмутся жёсткие кусты шиповника, а газоны, пусть и засаженные кустарником, просматриваются далеко. Ладно, поговорим. Лёхин спустился с трёх ступеней крыльца и присел на последнюю.

— Слушаю вас.

Альберт подошёл к скамейке справа от Лёхина и, внимательно осмотрев её, сел, с удовольствием откинувшись на спинку.

— Это хорошо, что вы слушаете, а не бросаетесь очертя голову в драку. Лично мне нравятся ситуации, когда двое безо всяких ограничений со стороны могут договориться, как разумные деловые люди.

— Ага, особенно если один из них лежит предварительно избитый и не может даже ответить, — пробормотал Лёхин. — В переговорах это и впрямь очень удобно.

— Ну, какие мелочи вы вспоминаете перед лицом серьёзной проблемы, приведшей меня сюда, — легко откликнулся на напоминание Альберт.

— Интересно, что бы вы сказали, если бы избили вас?

Альберт негромко расхохотался.

— Шутник вы, однако, Алексей Григорьич! Меня!

— Не тяните! — не выдержал Лёхин. — Чего вы хотите?

— Прекрасно, перейдём к делу. Я хочу связующую нить и тот предмет, с которым вы сегодня немало погуляли по чужим квартирам.

— А что получу я?

Сидевший до сих пор в профиль к Лёхину, Альберт резко повернулся к нему. Уставился, чуть приподняв бровь.

— А вы чего-то хотите?

— Пока не знаю, чего именно. Но ведь логичный вопрос. Разве вам не приходило в голову компенсировать мне то, чего я лишусь?

— Ну-у, я считал вас бессребреником, — ухмыльнулся Альберт.

— Только не в делах с вами.

— Хорошо. Итак? Вы что-нибудь надумали в качестве компенсации?

— Надумал, — Лёхин задумчиво посмотрел на Альберта. — Считая остановку, где мы встретились дня три назад, у меня три желания. И первое очень личное.

— Ну-ка, ну-ка...

— Я изобью вас, как избили меня ваши крысюки, — и никто мне в этом не помешает.

— Ваше чувство юмора просто восхищает меня, — лучезарно улыбнулся Альберт, но вот глаза его вспыхнули холодным огнём.

— А в чём вы видите юмор? — спокойно сказал Лёхин. Он видел вспыхнувшие глаза, но они его не испугали и не заставили напрячься. Тылы у Лёхина хорошие. Да и все козыри на его стороне. Прикинув все эти обстоятельства, он успокоился ещё больше и начал соображать лучше. — Я сказал это на полном серьёзе. И, Альберт (простите, не знаю, как вас по батюшке), а зачем вам вообще связующая нить и моя сумка? Зачем они вам сдались? Что в них такого, что вы преследуете меня уже не первый день?

— Если я вам объясню, вы, Алексей Григорьевич, можете неправильно понять меня...

— Подождите-ка! Вы хотите, чтобы я вот так, с закрытыми глазами, отдал вам то, чего желаете? То бишь кота в мешке? Обычно кота в мешке покупают, а вы хотите, чтобы я продал? Любопытно.

— По-моему, вы не туда повели разговор, Алексей Григорьевич, — поморщился Альберт. — Давайте я назову вам свою цену за эти вещи, вы мне их передадите — и мы, к обоюдному удовольствию разойдёмся.

— Вы полагаете — можете предложить мне такую цену, что я добровольно отдам артефакты? — рассеянно спросил Лёхин: высказывая последнее, Альберт слегка жестикулировал — и от этой жестикуляции у Лёхина почему-то начинала болеть голова, а в глазах мутиться.