— Что-то о сердце и…
— Постыдился бы забывать подобное. Она не часто такое выдает, знаешь ли.
"У тебя большое сердце, человек. Но ты наполняешь его, не глядя, и потом страдаешь от этого. Береги его, и тебе не придется больше просить нас о помощи."
— Ну и что она имела в виду? Признаться, Соу, я и не пытался разгадать эту загадку.
— Я тоже не знаю. — улыбнулась она.
Не знаешь? Но зачем вспомнила об этом сейчас? — я был удивлен и даже раздосадован такой неожиданностью.
— Чтобы отвлечь тебя от этого, — и она показала на восток, где небо начало проминаться и проседать под тяжестью Моря.
— От… черт меня побери, Соусейсеки, там же…ох нет, нет, нет! — я сорвался на крик от ярости и отчаяния.
— Да, теперь я заперта здесь вместе с тобой, мастер. Море не даст мне уйти на тропы Дерева, проход закрыт.
— Соусейсеки, зачем?!! — я почти рыдал, — Почему ты это делаешь?
— Соберись, мастер, — это прозвучало почти как "тряпка", — и открой эту чертову дверь, пока небо не рухнуло на нас. Пора отправляться.
Я повернулся, глядя на поросшую сорняком, выщербленную лестницу, уводящую к тяжелой, грубо выкрашенной зеленым гермодвери. Колесо запорного механизма и окошечко с толстым стеклом напоминали подводную лодку или печь крематория, а выведенная под трафарет белая надпись — о бомбоубежищах, которые я когда-то так сильно мечтал найти.
Она открылась легко, словно ее смазывали и берегли именно для этого часа. Серый коридор с тусклым оранжевым светом вечных ламп уводил вниз, в неведомые глубины, которых я так боялся. Он вел в настоящего меня.
Соусейсеки первой вошла внутрь, оставляя четкие следы в пыли. Я сглотнул и обернулся, рассчитывая на чудо, но это было не время для чудес. Небесный свод жалобно звенел, крупными кусками разбиваясь о землю, а следом за лазурными осколками рушились миллиарды тонн воды — густой и безжалостной воды Моря Бессознательного.
Я понял, что делаю, только когда последний сантиметр запорных штырей — каждый в мое запястье толщиной — утонул в металле и резине, защищая нас от ярости стихии. Тяжелый удар потряс стены, когда небо над входом упало на землю, а тонкие струйки воды пробились сквозь невидимые щели и заструились по полу.
Уходим, здесь опасно оставаться, — и Соу побежала в глубину тоннеля, а я с секундным опозданием последовал за ней.
Антракс
День и еще полдня прошли без эксцессов. Я закончил работу, переслал шефу последние отчеты и теперь маялся от безделья, дожидаясь следующего утра, когда уже имело смысл проведать Энджу. Пытаться практиковаться в янтаре не стоило и думать: в моей квартире для этого было слишком мало места, да и прочность у нее была далеко не та, что у моего убежища или башни Энджу. К тому же обратное ускорение в таком тесном пространстве переломало бы мне все кости. Эм на ве квадрат пополам, чтоб его. Хорошо, что хоть пополам. Но даже этого «пополама» мне хватило бы с лихвой. Я не Терминатор.
Попытка провести рекогносцировку событий тоже провалилась. Сколько раз в день я ни открывал заветную вкладку, Ычан постоянно лежал в дауне. Очевидно, Мод-тян запиливала себе какое-то новое развлечение. Сырны разбрелись по окрестным бордам, скуля и ругаясь, тамошние обитатели скрипели зубами, на Тирече уже несколько часов шел безобразный срач с вайпами /rf/. Я решил поискать бокуфажий блог, но мой древний браузер напрочь отказывался воспринимать кириллический URL. Дьявольщина. Вот что значит привыкать к софту. Просто засада какая-то.
Оставалось только ждать. В ожидании любое дело хорошо. Поэтому я не слишком удивился и даже обрадовался, когда на ящике у кровати запищал телефон.
— Алло?
— Это вы?
— Да, я. Добрый день, Наталья Дмитриевна.
— Добрый. Прошу прощения, что так сразу, с хода, но не могли бы вы мне помочь? Вы ведь сами сказали «мало ли», ну вот я и подумала…
— Слушаю вас.
— Мне очень срочно нужна ваша помощь. Поймите, мне не к кому больше обратиться. Вы не могли бы подъехать на ту остановку, где мы тогда встретились? Мне… — она замолкла, будто собираясь с духом. Я ждал. — Мне нужна помощь мужчины.
— Какого рода.
— Нужно наказать одного человека.
Веселые дела!
— За что?
— Он негодяй. Его необходимо наказать. Я сама сдуру пошла к нему… Он замышляет какую-то гнусь. Это опасно для Лены! Я не могу обратиться в милицию, у меня нет доказательств. Очень прошу, помогите мне!
— Стоп-стоп-стоп, — я кое-как сумел вклиниться в этот поток отчаяния. — Наташа, я настоятельно прошу вас успокоиться и не нервничать. Я помогу вам. Вы будете ждать на автобусной? Я живу рядом. Буду скоро. Ничего не бойтесь. До свидания.
Я повесил трубку. Ёлки зеленые. Вот именно поэтому я и не хотел встречаться с людьми. Черт дернул, не иначе. Стоит только завязаться общению — и вот они уже присасываются к тебе со своими проблемами, заставляя растрачиваться на пустяки.
С другой стороны, в ее голосе слышался самый настоящий страх. Дело, кажется, было серьезным. И в то же время ее отчаянная смелость поражала. Почти все люди, которых я знал, просто выкинули бы тот листок в мусорное ведро и забыли о нем. И уж точно ни один из них не стал бы по нему звонить. А уж кто на свете мог бы обратиться со столь деликатной просьбой к первому встречному, я и представить себе не мог. Отважная девушка. Или просто очень напуганная.
Что ж, братишка, примерим доспехи паладина? Почему нет, собственно? Наташа мне нравилась. Да и хоть какая-то практика. Вряд ли уж этот «человек» сильнее полоумного кукольника с черным поясом, которого я одолел. Может, взять с собой молоток для отбивания мяса? Тьфу, да что за чушь в голову лезет. Я сам себе молоток.
Быстро одевшись, я пристроил Бэрри-Белла под воротник и спустился по лестнице. Кого будем наказывать, интересно? Бывшего парня? Бандита-шантажиста? Какая разница, в самом деле. Меня сейчас хватит на всю бригаду Саши Белого.
Она встретила меня на остановке, одетая в ту же шубку и шапочку. Лицо ее вновь представляло собой прекрасную маску гнева и боли. Прямо валькирия какая-то. Я даже слегка посочувствовал тому, кто привел ее в такую ярость.
— Вы все-таки не отказались! Спасибо вам.
— Куда? — коротко спросил я.
— За мной. Это недалеко.
Мы быстро пошли по тому самому проулку, из которого она выбежала тогда. Склон дороги круто загибался вверх и вскоре перешел в небольшую бетонную лестницу.
— Что случилось?
— Это связано с… Леной, — она вздрогнула. — Я медсестра и могу знать врачебную тайну своих близких. Разглашать ее вам я права не имею, но выхода нет. Она… неоперабельна. Это красный костный мозг. Что-то заставляет мутировать эритроциты. Она не доживет до лета. Когда мне об этом сказали, я чуть не сошла с ума… Да, видно, и сошла. Я сделала страшную глупость. Я пошла к нему позавчера ночью.
— Кто он?
— Называет себя колдуном. Знаю, чушь собачья, да, но я была в отчаянии. Вы знаете, у врачей, фельдшеров, медработников вообще есть дурацкая склонность посылать безнадежных больных к знахарям. Хуже, дескать, все равно не будет, а если поможет — так и ладно… Вот и я сама одурела. Мне в руки попала старая газета, тогда им еще разрешали размещать объявления… Его телефон был первым.
— И?
— Он потребовал денег. Уйму денег. Я столько не наберу, даже если продам квартиру и пойду на панель. Я сразу поняла, что он жулик. Не знаю, почему, но я считаю, что не может настоящий колдун так хапать. Когда я отказалась, он заявил, что я все равно к нему приду. Судьба приведет или что-то такое. Я послала его к чертям.
— Хм. Ну послали и послали. В чем же дело?
— Это не все. Вчера вечером я нашла на пороге конверт с какой-то дрянью. Мышиное дерьмо, вороньи перья, ладан, бумажка с закорючками… Сперва я решила, что пацанье хамит. Но утром это повторилось. А сегодня меня отпустили пораньше, и соседка рассказала, что днем к Ленуське во дворе подходил какой-то мужчина и о чем-то настойчиво говорил с ней. Вроде даже пытался увести, но бабки на лавке подняли шум, так что убрался ни с чем. Я боюсь до ужаса. У этого ублюдка нет совести, это видно с первого взгляда. Я обращалась к друзьям, но они все перетрусили. Кажется, они что-то такое про него знают. Вы единственный мужчина, на которого я могу рассчитывать.
— Что ж…
— Простите, что я все время прерываю, я ничего не могу с собой поделать. Я понимаю, что она все равно скоро… Но пусть это будет не так. У нее ведь совсем ничего не болит, вы знаете. А эти суки…
— Наташа, успокойтесь. Я помогу вам. Все будет в порядке.
Она с сомнением окинула взглядом мои отнюдь не шварцевские руки и плечи, но спорить не стала. Я старался говорить как можно увереннее, чтобы ее не начали посещать дурацкие мысли о глупости и безнадежности этого предприятия. Я не напрягал мышцы и не выпячивал грудь, я действовал только голосом, высасывая отраву отчаяния из ее сердца.
— Вот этот дом.
Лестница закончилась. Перед нами высилась бело-голубая игла-двенадцатиэтажка с одним подъездом. Фасад был выполнен под взлетно-посадочную полосу: косые белые полосы на синем фоне. Такие дома когда-то считались элитными, в середине девяностых в них жили чиновники и депутаты, еще до того, как их потеснили патрицианские новостройки со спортплощадками и теннисными кортами.
Взойдя на замусоренное крыльцо, Наташа набрала номер на домофоне. Я запомнил его.
— Да? — раздался носовой голос из динамика.
— Откройте, это я, — тихо сказала она.
— Явилась, значит? — нагло прогнусавил домофон. — Умная. Заходи.
Дверь пискнула. Наташа хотела шагнуть внутрь, но я удержал ее за плечо:
— Стой тут.
— Но вы… ты…
— Стой тут, — твердо произнес я. — Все будет в порядке. Я справлюсь сам.
В ее глазах по-прежнему горело сомнение, но она послушно отодвинулась от двери. Я вошел в подъезд, расписанный кроманьонской живописью и исшарканный грязными сапогами, и поднялся на площадку. Прикинув этаж по номеру квартиры, я вызвал лифт. Бэрри-Белл вылетел из-под ворота, но, покружившись, брезгливо шмыгнул обратно. Я был с ним солидарен. Не следует так опускаться.
Двери лифта разъехались. Я шагнул внутрь и через несколько секунд вышел на седьмом этаже. Все верно. Та самая. Я позвонил в дверь.
За ней раздались шаркающие шаги, и замок щелкнул. На площадку высунулось сонное мурло тощего жилистого парня, голого по пояс. Джинсы были оборваны до колен и обтрепаны. Явно не сам «колдун», выглядит больно непрезентабельно. Шарлатан должен быть эффектным.
— Ну… Эй, ты кто?
Я ткнул его пальцем в глаз и выпустил тонкую, игольную струйку янтаря, сразу оттолкнувшую мою кисть обратно к плечу. Со стороны это, пожалуй, напоминало какой-нибудь шаолиньский Удар Змеи. Медовая спица пролетела сквозь мозг и черепную кость, как раскаленный нож сквозь полиэтилен. Плеснув кровью из разметанной глазницы, парень всхрапнул и повалился назад. Схватив его за пояс, я тихо опустил тело на пол и вошел в прихожую.
Сейчас я вам покажу, кто тут альфа-колдун, ублюдки.
Прихожая вполне удовлетворяла представлениям среднестатистического слесаря об обиталище великого мага: красно-розовые обои, вычурный, в ложно-тайском стиле, абажур лампочки и календарь с изображением Будды на стене. Сколько пафоса. Передо мной были дверь комнаты и коридор, ведущий налево, очевидно, на кухню. Я свернул в него.
Передо мной возвышалась мясистая спина еще одного «аколита»: сидя за фанерным столом, он чем-то с аппетитом чавкал. Бардак вокруг стоял жуткий; очевидно, в место приема пищи служителя тайных сил презренные просители не допускались. Подкравшись к трапезничающему, я крепко схватил его за шею и снова выстрелил янтарем в плоть. Толстяк издал звук проколотой покрышки и тяжело сунулся вперед. Я с трудом удержал его от падения мордой в объедки и кое-как прислонил к стене. Пальцы ныли от рывка, на указательном была стесана кожа — один из янтарных дротиков прошел слишком близко. Я облизал палец. Больно, черт возьми.
— Лага, брат мой, что ты там с ней возишься? — донеслось из комнаты. — Веди ее сюда.
Неслышно ступая по застилавшему пол в коридоре ковру, я подошел к двери и резким толчком распахнул ее. Сидевший у окна представительный полный мужчина в сером костюме испуганно вскочил.
— У Лаги небольшая авария, — с улыбкой сказал я, аккуратно прикрывая за собой дверь.
Когда я вышел из подъезда, Наташа, нервно бродившая туда-сюда под окнами, кинулась ко мне.
— Все хорошо, — помахал ей я. — С Леной больше не случится ничего страшного. Уходим.
— Как ты сумел? Что у тебя с рукой?
— Скажем так, я умею убеждать. С пальцем ерунда, один придурок решил помахать заточкой.
— Лага, да? Тощий? Я видела у него кинжал. Думала, бутафорский…
— А он и был бутафорский, просто отточенный, — никакого кинжала я у Лаги, валявшегося сейчас в луже собственных мозгов, разумеется, не видел. — Не волнуйся, все позади. Нам надо уходить, Наташа. Как можно скорее. Тебя не должны тут видеть.
— Почему? Ты что, убил их?.. Всех?..
— Нет времени объяснять. Идем.
Мы быстро пошли вниз по лестнице.
— Как? — снова тихо спросила она. — Я… я вообще не знаю, на что надеялась, когда позвонила тебе. Их было трое, а ты один… Я не слышала шума драки… и, прости, на мастера по борьбе ты тоже не похож… Может, ты застрелил их? Но выстрелов я тоже не слышала… У тебя был глушитель, да?
Она вдруг с силой прижалась ко мне, проведя руками по куртке. Недоумение на ее лице достигло высшей точки.
— Ты выбросил пистолет? Но ведь его найдут, опознают…
— У меня не было пистолета. Давай обсудим это позже.
— Кто ты? — пролепетала она. — Спецназовец? Каратист? Фээсбэшник?
— Я есть я, Ната. Просто сумасшедший тип, который любит гулять без шапки в метель. Тебе лучше не спрашивать об остальном. Верь мне.
Она замолчала, явно пытаясь переварить услышаное.
Я ни капли не сожалел о содеянном. Дети не должны умирать. Тем более — погибать. И не имеют права на жизнь те, кто наживается на отчаянии матерей и сестер. И тем более не имеют права на жизнь те, кто ради раскрашенных бумажек с рисунками и цифрами может пытать и мучить маленькое беззащитное существо. Таково мое кредо. Думайте, что хотите.
Мы вышли на улицу и двинулись к остановке.
