— А Трилиссеру надо сообщить, что среди приверженцев НСДАП в Швейцарии ходят слухи о готовящейся гестапо кровавой чистке НСДАП от сторонников Штрассера, занимающих сколько-нибудь важные посты, всплывает в памяти еще одна важная информация. — И если у Михаила Абрамовича есть источники в левом крыле нацистов, их надо предупредить.

Глава 19. Интрига раскручивается

19.1.

Карл Бернгардович Радек завершал свое турне по Польше, вернувшись в Варшаву из поездки в Тарнув, город своего детства. Сегодня он имел важную встречу со специальным представителем Юзефа Пилсудского, Богуславом Медзиньским. На прогулке в Лазенковском парке тот предоставил гарантии, что ранее заявленная им позиция отказа от направленного против СССР сотрудничества с Германией — это позиция самого маршала.

Прихлебывая кофе со сливками в фойе гостиницы, Радек обдумывал свой доклад Сталину об итогах визита, как вдруг к нему за столик подсел незнакомец с гладко зачесанными назад реденькими волосами, и на хорошем немецком языке тихонько окликнул по имени.

— Что вам угодно? — так же по-немецки ответил Радек, внутренне насторожившись. Неужели немецкая агентура уже пронюхала про его дела с поляками?

— Я член коммунистической партии Австрийской республики, произнес рослый сухопарый незнакомец, вперив в Радека пристальный взгляд своих почти бесцветных, то ли бледно-серых, то ли бледно-голубых глаз. — Сюда был вынужден бежать после Венского восстания. Наши товарищи поручили мне передать вам важную информацию.

"Провокатор?" — мелькнула мысль у Радека. — "Но даже если и так, поляки мне сейчас не будут делать пакостей. Рискнем..."

— Какого рода информация? — спросил он у австрийца.

— Вам знакома такая организация, как "Лига Обера"? — ответил тот вопросом на вопрос.

— Вы имеете в виду швейцарских антикоминтерновцев?

— Да, именно их, — кивнул незнакомец. — Они собрали большое досье на видных деятелей Советского Союза, намереваясь пустить его в ход для шантажа. Нашим товарищам с большим риском для жизни удалось изъять это досье. Здесь содержится множество компрометирующих материалов, требующих проверки — мы не можем дать гарантий, что тут не подмешаны фальшивки. Сами мы такую проверку провести не можем, но, думаю ваша комиссия по чистке партии обязательно должна ознакомиться с этими документами. Если хотя бы половина из этого правда... — австриец замолчал, выложив на стол весьма пухлую папку с завязками и похлопав по ней ладонью.

— А почему вы не передали материалы в советское посольство? — задал Карл Бернгардович закономерный вопрос.

— Среди лиц, на которых имеются компрометирующие материалы, есть и дипломаты. Поэтому мы опасались, что они могут придержать это досье. Надеюсь, вы сумеете им распорядиться правильно, — с этими словами незнакомец коротко кивнул, давая понять, что беседа окончена, поднялся со стула и неторопливо покинул фойе.

Карл, разумеется, внимательно ознакомился с содержимым папки. Жаль, конечно, что там не оказалось ничего на ответственного секретаря "Известий" Ивана Гронского, с которым у него были жесткие трения по работе в международном отделе газеты. Но, с другой стороны, на кое-кого из работников НКИДА компромат имелся, и это давало дополнительные шансы в перетягивании каната между его Бюро международной информации и официальным дипломатическим ведомством. А вот сам Радек в материалах папки не упоминался. Так что папочку стоит пустить в ход. Фальшивки там, или не фальшивки, — дело десятое. Даже если и так, пусть потрепыхаются, отмываясь от компромата...

Вернувшись 23 июля в Москву, Радек был вызван на доклад в Кремль лишь в конце недели, на 29 июля. Его принимал сам Сталин, в прямом подчинении которого находилось Бюро международной информации при ЦК ВКП(б), возглавлявшееся Радеком. В беседе участвовали также Молотов и Ворошилов. После того, как обстоятельное обсуждение перспектив советско-польских отношений завершилось, Радек обратился с Сталину:

— Иосиф Виссарионович, хотелось бы с вами обсудить одно конфиденциальное дело, внезапно возникшее во время моего визита в Польшу.

Что еще за дело? — не слишком довольно буркнул Сталин.

— Очень щекотливое дело, многозначительно произнес Карл Бернгардович.

Сталин на мгновение чуть сморщился, а затем махнул рукой Климу и Вячеславу, давая понять, чтобы они покинули кабинет.

— Так что это за дело? — повторил он вопрос, когда дверь в кабинет закрылась.

— Человек, назвавшийся австрийским коммунистом, передал мне весьма пухлую папку с компрометирующими материалами на ряд наших товарищей... — и Карл добросовестно пересказал разговор, состоявшийся в фойе варшавской гостиницы, под конец выложив папку из своего портфеля на стол.

— Хорошо, кивнул Иосиф Виссарионович, когда Радек замолчал, — мы найдем, как распорядиться этими материалами. Вы свободны.

Сталин устроился за своим рабочим столом и снял трубку телефона внутренней связи:

— Товарищ Поскребышев, вызовите мне Ежова. Срочно!

Отдав распоряжение, Сталин развязал тесемки папки.

Когда начальник Оргаспредотдела ЦК и председатель комиссии по чистке явился в кабинет фактического руководителя партии, Сталин уже успел бегло просмотреть почти все документы. Ответив на приветствие Ежова, он указал рукой на папку, лежавшую на зеленом сукне стола для совещаний:

— Тебе, Николай Иванович, предстоит разобраться с этим делом. Тут нам подкинули горячий материал на некоторых наших товарищей. Посмотри, что там на них накопали и прими необходимые меры. Но все требует серьезной проверки. Полного доверия к источнику у нас нет. Да, и придется привлечь к этому делу надежных людей, владеющих иностранными языками. Многие документы на французском, немецком.

— Разрешите исполнять?

Сталин кивнул:

— Забирай и работай!

Вернувшись в свой кабинет в здании ЦК на Старой площади, Ежов лихорадочно размышлял, кому можно доверить работу по переводу полученных от вождя документов. Людям из Наркоминдела? Из Коминтерна? Из Бюро международной информации ЦК? К товарищам из этих контор Ежов испытывал стойкую неприязнь и недоверие. Наконец, его осенило: ОГПУ! Вот где есть проверенные кадры, владеющие языками.

Николай Иванович полистал свою потрепанную записную книжку и нашел нужный номер:

— Товарищ Агранов? Здравствуйте. Хотелось бы к вам заглянуть по очень важному и очень секретному делу.

...

— Сегодня? Это было бы отлично. Во сколько?

...

— Договорились. Ну, до встречи!

Повесив трубку, Ежов довольно улыбнулся. Уж Агранов-то должен раскопать всю подноготную. По правилам, не следовало обращаться к заместителю Секретно-политического отдела через голову его начальника, Георгия Молчанова. Не то, чтобы у Николая Ивановича было к нему какое-то недоверие, но тот, с точки зрения Ежова, подчас проявлял ненужную осторожность. В деле же, которое ему доверено, надо действовать без излишней щепетильности, и уж в этом-то на Якова Сауловича можно положиться.

19.2.

Я, конечно, не знал, какими конкретно дорожками путешествует подготовленная мною папочка. Попала ли она к Ежову? То, что сообщила Лида, говорило только о том, что папка должна была попасть в Москву. Оставалось только ждать.

Особо задумываться и гадать на эту тему было некогда. Проект реформы управления экономикой требовал интенсивной работы, чтобы уложиться в жесткие сроки, установленные Георгием Константиновичем. Я, не мудрствуя лукаво, решил лишь немного доработать вполне себя оправдавшую нэповскую схему, внеся в нее поправки, связанные как с ростом масштабов экономики, так и с необходимостью применения более жестких механизмов мобилизации ресурсов, с оглядкой на неизбежно надвигающуюся войну.

Гитлер все же получил от Гинденбурга поручение сформировать правительство, хотя и на полгода позже, чем в моей истории. Оно было коалиционным, и также, как в моей истории, пост министра внутренних дел занял Геринг. Так что надо было ждать скорых провокаций против коммунистов (так же рейхстаг поджигать будут?), введения чрезвычайного положения и новых выборов.

Собственно, так и случилось. Только вместо Ван дер Люббе, относительно которого анонимное предупреждение ушло руководству КПГ, на месте вспыхнувшего в середине августа пожара был обнаружен другой коммунист, застреленный "при сопротивлении аресту". Действительно его застрелили прямо в здании рейхстага, или притащили уже труп, принципиального значения не имело. Маховик террора начал раскручиваться. Совместных акций сопротивления социал-демократы и коммунисты так и не организовали, хотя на местном уровне кое-какие акции с участием как коммунистов, так и социал-демократов, и профсоюзных активистов состоялись. Однако заметная часть рабочего класса повернулась лицом к НСДАП, и поэтому на что-нибудь вроде политической забастовки — пусть не всеобщей, пусть хотя бы на одном крупном предприятии — рассчитывать явно не приходилось. А ведь верно говорилось в одном из агитационных плакатов КПГ: "Голосуя за Гитлера, вы голосуете за войну!".

Поэтому механизм управления промышленностью должен был, обеспечивая значительную гибкость планирования и опираясь на экономическую заинтересованность предприятий, в то же время давать возможность моментального переключения на режим военной мобилизации.

Мне совсем не улыбалось вступить на путь увеличения числа отраслевых народных комиссариатов. Отождествить каждую отрасль с административным аппаратом, ею управляющим, было, на мой взгляд, порочным решением, приведшим, в конце концов, к глубокому ведомственному дроблению советской экономики, и усилению борьбы ведомственных интересов в ущерб целостности общегосударственной экономической политики.

В моем проекте сохранялись функциональные наркоматы (Наркомфин, Наркомторг, Госбанк, Госплан...), и наркоматы, ведавшие общегосударственной производственной инфраструктурой (Наркомпочтель, переименованный в Наркомат связи, Наркомат путей сообщения, новый Наркомат энергетики). Что касается остальной экономики, то управление ею разделялось между двумя большими ведомствами, руководящими соответственно всей промышленностью (Высший Совет народного хозяйства) и всем аграрным сектором (Наркомат земледелия).

Внутри промышленности и сельского хозяйства их подотраслями руководили не административные ведомства, а экономические объединения различного рода — синдикаты (Всесоюзный текстильный синдикат, Нефтесиндикат и т.д.), тресты (Орудийно-арсенальный трест, трест совхозов, строительные тресты, трест Рыбпром...) кооперативные союзы (Союз артелей металлистов, Союз старательских артелей...), акционерные общества (АО Союззолото, АО Интурист...). Только над трестами военной промышленности была поставлена административная надстройка в виде Главвоенпрома, но это был особый случай.

В системе планового управления экономикой я предлагал сохранить ту схему, которая сложилась (не без моих стараний) к концу 20-х годов, и которая подверглась частичному разрушению и выхолащиванию в годы первой пятилетки. При этом новинкой новой системы управления было проведение единых принципов планового управления через все уровни — от наркоматов до рабочего места. Общий подход заключался в том, что государственные плановые задания делились на общие целевые показатели, за достижение которых отвечал Совнарком и наркоматы, и обязательные плановые задания, за выполнение которых отвечали предприятия и их экономические объединения. Однако обязательные плановые задания носили не чисто директивный характер (в виде приказа сверху вниз), а договорной — они основывались на заключении государственных контрактов, предусматривающих полное бюджетное финансирование государственного заказа. Вся остальная производственная программа формировалась предприятиями и их экономическими объединениями самостоятельно, на основе договорных отношений между собой.

Для того, чтобы ориентировать предприятия на выполнение не только государственных заказов, но и целевых показателей, Совнарком, наркоматы, и местные Советы народного хозяйства разрабатывали общегосударственные, отраслевые и территориальные программы. Эти программы предусматривали для предприятий, работающих на достижение целевых показателей программ, предоставление различного рода льгот и преференций (льготные кредиты, сниженные налоговые ставки, бесплатный доступ к научно-технической информации, расширенные валютные квоты и т.д.). Участвовать в этих программах могли на равных основаниях не только государственные, но и кооперативные и частные предприятия.

Погрузившись с головой в эту работу, я старался не упустить и текущие дела тех подразделений ВСНХ, которые были поручены мне, как заместителю Орджонкидзе, а заодно и те, которыми занимался без официальной санкции.

С производством автоматической зенитной артиллерии, налаживанием которого я занимался последнее время, дело, как я и опасался, обстояло довольно грустно. Хотя самые грубые провалы на заводе Новое Сормово (он же Љ92) новому директору удалось ликвидировать, и годных стволов для зениток стало заметно больше, но... Хотя опытные образцы в Подлипках, наконец, заработали как надо, серийное производство никак не давалось. Немногим лучше было в Коврове — но и там чуть не половину серийных 20-мм зенитных автоматов военная приемка заворачивала. Да и из войск постоянно шли жалобы на задержки, отказы автоматики и т.п.

Производство артсамоходов СУ-1 на Путиловском заводе в общем, наладилось. Более того, и вариант штурмового орудия с усиленным лобовым бронированием, получившего индекс СУ-4, был принят на вооружение, несмотря на прохладное отношение большинства военных. Другого-то не было...

Появились первые образцы бронетранспортеров пехоты на базе трехосного грузовика Нижегородского автозавода, и самоходная установка с ковровским зенитным автоматом на базе созданного в этой истории "полу-Виккерса" Т-20. Сам Т-20 получил, наконец, более или менее пристойную пушку ПС-3 конструкции Сячинтова. Танк БТ-2 выпускался малой серией как разведывательная машина. Уже без всякого моего участия Автобронетанковое управление выдало заказ на проектирование среднего танка с противоснарядной броней и более мощной пушкой. Но главным препятствием для конструирования такого танка было отсутствие подходящего двигателя. С танковым дизелем большой мощности дела обстояли более, чем кисло.

Обрадовали Фрунзе и Котовский. Их трудами было создано Строительное управление РККА, занявшееся возведением казарм, парков для военной техники, полигонов и учебных классов. Наркому обороны удалось не только положить на бумагу, но и продавить на практике оценку командных кадров по показателям боевой подготовки вверенных им войск. Хотя бы владение оружием, пользование компасом и картой, вождение войск по азимуту и организацию маршей освоят — и то уже будет достижением. Постоянно сокращалось число территориальных дивизий и увеличивалось количество кадровых. Фрунзе козырял в Совнаркоме простой статистикой — подготовка одного бойца в территориальной дивизии обходилась даже чуть дороже, чем в кадровой, при значительно худшем качестве. А ведь переходили на территориальную систему именно из соображений экономии!