Еще одно изменение ветра. Ветер вернулся, усилившись до завывания. Порыв поднял ее волосы, и они упали ей на глаза.
Она услышала, как ветер прошептал слово: Илия.
— Да, капитан. Илия. Вы хорошо помните ее, не так ли? Вы помните триумвира. Я тоже помню. Я знала ее недолго, но этого было достаточно, чтобы понять, что она не из тех женщин, которых можно забыть в спешке.
Ветер утих. Осталось только ноющее посасывание.
Тихий, рассудительный голос предупредил Антуанетту, чтобы она немедленно прекратила. Она добилась четкого результата: первый класс по любому определению, и почти наверняка (если голос ей не померещился) второй класс. Для одного дня этого было достаточно, не так ли? Капитан был человеком весьма темпераментным. Согласно записям, которые оставила Илия Вольева, она много раз доводила его до состояния кататонии, пытаясь добиться от него хотя бы еще одного ответа. Часто капитану требовались недели, чтобы выйти из такого состояния.
Но у триумвира были месяцы или годы, чтобы наладить рабочие отношения с капитаном. Антуанетта не думала, что у нее было столько времени.
— Капитан, — сказала она, — я выложу карты на стол. Старейшины обеспокоены. Скорпио так обеспокоен, что отозвал Клавейна с его острова. Они относятся к Хоури серьезно. Они уже отправились посмотреть, смогут ли вернуть ей ребенка. Если она права, то в нашем океане уже есть корабль конджойнеров, и он был поврежден волками. Они здесь, капитан. Настал решающий момент. Либо мы сидим здесь и позволяем событиям происходить вокруг нас, либо думаем о следующем шаге. Уверена, вы понимаете, что я имею в виду.
Внезапно, как будто где-то захлопнулась дверь или клапан, всасывание прекратилось. Ни ветерка, ни шума, лишь Антуанетта стояла в одиночестве в коридоре, освещенная маленькой лужицей света от фонаря.
— Вот черт, — сказала Антуанетта.
Но затем впереди нее появилась полоска света. Раздался скрежет металла, и часть стены коридора отъехала в сторону. В лицо ей ударил свежий ветерок, новая смесь биомеханических запахов.
Сквозь щель она увидела новый коридор, резко изгибающийся вниз, к нижележащим палубам. Золотисто-зеленый свет, бледный, как у светлячка, сочился из глубины.
— Думаю, я была права насчет визитной карточки, — сказала она.
ДЕВЯТНАДЦАТЬ
Арарат, 2675 г.
Лодки протаранили густеющую воду по краям кромки, а затем и саму кромку. По обе стороны от корпусов разлетелась снежная буря ледяных осколков. Лодки продвинулись вперед на десять-двенадцать метров, а затем со скрежетом остановились, взревев электродвигателями.
Угловатые корпуса прорезали аккуратные каналы от краев, но не успела перестать плескаться маслянисто-серая вода, как стала подозрительно неподвижной и жемчужной. Скорпио подумал о сворачивающейся крови, о том, как она становится липкой. По его расчетам, через несколько минут каналы снова будут полностью заморожены.
Первыми из лодок выбрались двое из службы безопасности, чтобы убедиться, что лед достаточно прочный и выдержит тяжесть группы. Остальные последовали за ними минутой позже, унося все оружие и снаряжение, с которыми смогли справиться, но оставив в лодках многое другое, включая инкубатор. Твердая часть кромки образовывала полосу льда шириной в пять-шесть метров в большинстве мест вокруг главной вершины айсберга. Над ними возвышалась огромная кристаллическая структура с крутыми склонами. Скорпио с его короткой шеей было неловко смотреть на вершину дольше нескольких мгновений.
Он подождал, пока Клавейн сойдет на ледяную кромку, и подошел к нему. Они стояли, дрожа и переминаясь с ноги на ногу. Лед под ними был переплетенным, из толстых бугристых нитей, сплетенных вместе в подобие мата. Он был коварным, скользким и неровным. Каждый шаг приходилось делать с осторожностью.
— Я уже ожидал, что меня встретят радушно, — сказал Скорпио. — Тот факт, что никого нет, начинает меня беспокоить.
— Меня тоже. — Клавейн говорил очень тихо. — Мы не обсуждали такую возможность, но Скейди вполне могла быть мертва. Я просто не думаю... — Он замолчал, глядя на Хоури. Та сидела на корточках и собирала оставшиеся части пушки Брайтенбаха. — Я просто не думаю, что она уже готова к этому.
— Ты веришь всему, что она говорит, не так ли?
— Я уверен, что мы найдем здесь корабль. Но у нее не было причин полагать, что Скейди выжила в катастрофе.
— Скейди из тех, кто умеет выживать, — сказал Скорпио.
— Так оно и есть, но я никогда не думал, что захочу, чтобы это было так.
— Господа?
Они пошли на голос. Это был Васко. Он прошел некоторое расстояние вдоль края, пока почти не скрылся за углом.
— Господа, — повторил он, поочередно глядя на Скорпио и Клавейна, — здесь есть вход. Я видел его с моря. Думаю, что он самый большой на всей окружности.
— Как глубоко он идет? — спросил Скорпио.
— Не знаю. По крайней мере, больше, чем на несколько метров. Думаю, я мог бы легко протиснуться.
— Подожди, — сказал Скорпио. — Давай делать это шаг за шагом, хорошо?
Они последовали за Васко к пролому во льду. Когда они приблизились к стене, им пришлось пригибаться под выступающими горизонтальными шипами и проходить между ними, прикрывая глаза и лица тыльной стороной ладони. Какой-то инстинкт подсказывал Скорпио, что не стоит причинять вред какой-либо части сооружения. Но удержаться было почти невозможно, потому что, даже когда он осторожно обошел один шип, защищаясь от острия другого, похожего на рапиру, он раздробил полдюжины более мелких. Они звякнули, разлетаясь на куски, и вызвали каскад вторичных изломов в нескольких метрах от него.
— Оно все еще поет для тебя? — спросил он Васко.
— Нет, сэр, — сказал он, — не так, как сейчас. Я думаю, это было только тогда, когда всходило солнце.
— Но ты все еще что-то слышишь?
— Не знаю, сэр. Оно тише, намного тише. Оно прибывает волнами. Возможно, мне это только кажется.
Скорпио ничего не слышал. Он сам не слышал, как поет айсберг. Клавейн тоже. Клавейн был стариком, с присущими старику ослабленными способностями. Скорпио был свином, но его способности были ничуть не хуже, чем когда-либо.
— Я готов протиснуться внутрь, сэр.
Отверстие, которое обнаружил Васко, было всего лишь большим, чем обычно, углублением между неровным переплетением ледяных ветвей и острыми, как иглы, отрогами. Оно начиналось на уровне груди: примерно овальное расширение, за которым виднелся просвет побольше. Невозможно было сказать, как далеко они могли дотянуться.
— Дайте-ка я посмотрю, — сказала Хоури. Она несла пушку на ремне, перекинутом через плечо, так что вес ее был перенесен на одно бедро.
— Есть и другие пути, — сказал Васко, — но я думаю, что этот самый простой.
— Мы воспользуемся им, — сказала Хоури. — Отойдите в сторону. Я пойду первой.
— Подожди, — сказал Клавейн.
Ее губы скривились. — Там моя дочь. Кто-нибудь, принесите инкубатор.
— Понимаю, что ты чувствуешь, — сказал Клавейн.
— Понимаете?
Его голос был удивительно спокоен. — Да, я понимаю. Однажды Скейди забрала Фелку. Я пошел за ней, как и ты. Я подумал, что так будет правильно. Теперь понимаю, что это было глупо и что я был очень близок к тому, чтобы потерять ее. Вот почему ты не должна идти первой. Нет, если хочешь снова увидеть Ауру.
— Он прав, — сказал Скорпио. — Мы не знаем, что найдем в этой штуке, или как отреагирует Скейди, когда узнает, что мы здесь. Мы можем кого-то потерять. Единственный человек, которого мы не можем позволить себе потерять, — это ты.
— Вы все еще можете забрать инкубатор.
— Нет, — сказал Скорпио. — Он останется здесь, от греха подальше. Я не хочу, чтобы его разбили в перестрелке. И если окажется, что мы сможем договориться по-своему, у нас будет время вернуться и забрать его.
Хоури, похоже, увидела смысл в его доводах, хотя и не выглядела очень довольной этим. Она отошла от края айсберга. — Я иду второй, — сказала она.
— Я буду первым, — сказал Скорпио. Он повернулся к двум офицерам службы безопасности. — Джаккотте, следуйте за Хоури. Уртон, оставайтесь здесь с Васко. Следите за лодками и за тем, чтобы что-нибудь не появилось из-за льда. Как только увидите что-нибудь необычное... — Он замолчал, заметив, как его спутники оглядываются по сторонам. — В тот момент, когда увидите что-то действительно необычное... дайте нам знать.
Он позволил Клавейну самому решать, что ему делать.
Скорпио пробирался сквозь лес острых шипов. Кинжалы и ветви разлетались вдребезги при каждом движении, при каждом вздохе. В воздухе постоянно висела радужная дымка из кристаллов. С огромным усилием он протиснулся в отверстие, из-за его небольшого роста и коротких конечностей ему было труднее, чем кому-либо другому. Кончик ледяного лезвия коснулся его кожи, не совсем пробив ее, но больно царапнув по поверхности. Он почувствовал еще один толчок в бедро.
Затем он пробрался через лед и приземлился на ноги с другой стороны. Он отряхнулся и огляделся. Лед повсюду сиял неоново-голубым светом. Теней почти не было, только разная интенсивность одного и того же пастельного сияния. Шипы были здесь в изобилии, как и корнеобразные структуры, из которых состояла кайма. Они торчали из-под ног, толстые, как промышленные трубы. Он напомнил себе, что здесь нет ничего статичного: айсберг рос, и это соединение могло существовать всего несколько часов.
Воздух был холоден, как сталь.
Позади него Хоури с хрустом ступила на пол. Дуло пушки Брайтенбаха при повороте превратило в пыль целый веер миниатюрных сталактитов. Другое оружие, слишком многочисленное, чтобы перечислять его, висело у нее на поясе, как множество усохших трофеев.
— То, что сказал Васко... — начала она. — Тихий шум. Я тоже его слышу. Это похоже на пульсацию.
— Я этого не слышу, но это не значит, что это нереально, — признал Скорпио.
— Скейди здесь, — сказала она. — Я знаю, что вы думаете: возможно, она мертва. Но она жива. Она жива и знает, что мы высадились.
— А Аура?
— Пока не чувствую ее.
В расширении появился Клавейн, пробираясь через отверстие с методичной медлительностью тарантула. Казалось, его тонкие, одетые в темное конечности были созданы именно для этой цели. Скорпио заметил, что ему удалось проникнуть внутрь, не разрушив ни одного украшения. Он также заметил, что единственным оружием, которое, по-видимому, было при Клавейне, был нож с коротким лезвием, который он взял из своей палатки на острове. Он сжимал его в одной руке, лезвие исчезло, когда он повернул его острием вперед.
За Клавейном, уже не так крадучись, подошел Джаккотте. Охранник остановился, чтобы стряхнуть осколки льда со своей униформы.
Скорпио задрал рукав, обнажая свой коммуникатор. — Блад, мы нашли способ проникнуть внутрь айсберга. Мы идем глубже. Я не уверен, что будет со связью, но будь начеку. Малинин и Уртон остаются снаружи. Если все остальное не сработает, мы, возможно, сможем передавать сообщения через них. Предполагаю, что пробудем внутри этой штуки пару часов, а может, и больше.
— Будь осторожен, — сказал Блад.
Скорпио задумался, что это было: беспокойство Блада? Дела действительно обстояли хуже, чем он опасался. — Так и будет, — сказал он. — Что еще мне нужно знать?
— Ничего, что имело бы непосредственное отношение к вашей миссии. Со многих станций мониторинга поступают сообщения об усилении активности жонглеров, но это может быть просто совпадением.
— Прямо сейчас я не уверен, что это совпадение.
— И — просто чтобы подбодрить вас — несколько сообщений об огнях в небе. Не подтвержденных.
— Огни в небе? Еще лучше.
— Скорее всего, ничего. На твоем месте я бы выбросил все это из головы. Сосредоточься на текущей работе.
— Спасибо. Отличный совет. Ладно, приятель, поговорим позже.
Клавейн слышал этот разговор. — Огни в небе, да? Может быть, в следующий раз ты поверишь старику.
— Я ни на секунду не сомневался в тебе. — Скорпио потянулся к своему поясу и вытащил пистолет. — Вот, возьми это. Не могу спокойно смотреть, как ты разгуливаешь с этим дурацким маленьким ножом.
— Это очень хороший нож. Я уже упоминал, что однажды он спас мне жизнь?
— Да.
— Удивительно, что я хранил его все это время. Честно говоря, тебе не кажется, что в ноже есть что-то очень рыцарское?
— Лично я, — сказал Скорпио, — думаю, что пора перестать думать о рыцарстве и начать думать об артиллерии.
Клавейн принял пистолет так, как из вежливости принимают подарок, который не совсем одобряют.
Они продвинулись вглубь айсберга, следуя по пути наименьшего сопротивления. Текстура льда, переплетенного и запутанного, как дико разросшийся лес, навела Скорпио на мысль о некоторых зданиях в слоях Малча в Городе Бездны. Когда их поразила чума, то системы ремонта и перепроектирования обеспечили примерно такое же органическое слияние. Здесь, похоже, рост льда был вызван исключительно странными локальными колебаниями температуры и потоков воздуха. На каждом шагу воздух становился от леденящего душу холода просто промозглым, и любая попытка ориентироваться с помощью сквозняков была обречена на провал. Не раз у него возникало ощущение, что он находится внутри огромного, холодного, дышащего легкого.
Но их путь всегда был ясен: прочь от дневного света, в пастельно-голубую глубь.
— Это музыка, — сказал Джаккотте.
— Что? — спросил Скорпио.
— Музыка, сэр. Этот тихий звук. Раньше было слишком много эха. Я не мог в этом разобраться. Но теперь я уверен, что это музыка.
— Музыка? На кой хрен тут музыка?
— Не знаю, сэр. Звук слабый, но он определенно есть. Советую соблюдать осторожность.
— Я тоже его слышу, — сказала Хоури. — И советую поторопиться, черт возьми.
Она сняла с пояса один из пистолетов и выстрелила в самый толстый брус перед собой. Он разлетелся в белую мраморную пыль. Она перешагнула через руины и направила оружие на другое препятствие.
Клавейн что-то сделал со своим ножом. Он начал жужжать на пределе слышимости Скорпио. Лезвие расплылось. Клавейн провел им по одному из небольших брусков, аккуратно и чисто перерубив его.
Они двинулись дальше, подальше от света. Постепенно воздух становился еще холоднее. Они плотнее закутались в одежду и разговаривали только в случае крайней необходимости. Скорпио был благодарен за свои перчатки, но теперь ему казалось, что он вообще забыл их надеть. Ему приходилось постоянно смотреть вниз, чтобы напомнить себе, что они все еще на месте. Говорили, что гиперсвины чувствуют холод острее, чем обычные люди: какая-то особенность биохимии свиней, которую дизайнеры так и не смогли найти, чтобы исправить.
Он думал об этом, когда взволнованно заговорила Хоури. Она вырвалась вперед, несмотря на все их попытки удержать ее.
— Впереди что-то есть, — сказала она, — и мне кажется, я чувствую Ауру. Мы, должно быть, уже близко.
Клавейн стоял сразу за ней. — Что ты видишь?
— Что-то темное сбоку, — ответила она. — Не похоже на лед.
— Должно быть, это корвет, — сказал Клавейн.
