Найташ прошипела, затем провела когтями по голограмме.
— Пять ваших месяцев, — сказала она. — Столько времени, по крайней мере, и технологии, установленные на оставшемся флоте, могут быть... менее человеческими. Возможно, нам придется привлечь на борт инженеров из числа людей, и доставка будет более открытой.
— Что будет приемлемо, — улыбнулась Син. — Это будет конец войны, так какое значение тогда будут иметь секреты? Пойдем, Тан. Пришло время заставить Федерацию страдать.
* * *
— Но мы оставляем восемьдесят процентов флота.
Су Чжихао потянулся к голографическому дисплею, чтобы прикоснуться к космодромам вокруг спутника газового гиганта.
— Спасибо, начальник штаба, — сказал Тан, подписывая пакет приказов. — Вы уже в третий раз обращаетесь к нам с этим вопросом.
— Сэр, я не... — Су оглянулся через плечо на команду на мостике, которая заканчивала приготовления, затем понизил голос. — Я этого не понимаю. Никто за пределами системы не знает о проекте "Астра".
Тан удивленно поднял бровь.
— Высокопоставленные члены Согласия, хорошо, — быстро сказал Су. — Но к чему такая спешка с червоточиной? Федерация прорвалась через Бета Лебедя?
— Насколько мне известно, нет, — ответил Тан.
— Они начали новое наступление где-то в другом месте? Перебросили флот в Аньянг? Потому что единственное объяснение, которое я могу себе представить, почему мы уходим с четвертью всех сил, заключается в том, что Син хочет легкой победы перед следующими выборами. Я не прав, сэр?
— Выборы... — Тан поджал губы. — Знаете, это вылетело у меня из головы.
— Это была не первая ваша идея? — Су удивленно отпрянул. — Знаю, сэр, что вы адмирал космического флота, но даже я...
— Второй адмирал Син отдала свой приказ. Сосредоточьтесь на пополнении наших погребов, а не на ее мотивах, начштаба.
Тан отложил планшет в сторону.
— Да, сэр. Приношу свои извинения. Мы действительно собираемся так сильно ударить по федам?
— Чжихао, если план Син осуществится, это будет хуже, чем Байкнор.
— Байкнор? Там погибло почти триста миллионов человек. — Су подергал себя за козлиную бородку. — Она направляется к центральным мирам, не так ли?
— Это мы, начальник штаба. Мы. Добрый адмирал предпочла массовые жертвы среди гражданского населения, чтобы положить конец этой войне. Давайте помолимся, чтобы Федерация выбрала мир до того, как Син насытится.
— Сэр, прямые удары по городам — это... Я не знаю, пойдут ли наши люди на это. "Цай Шэнь" — ваш флагман, и вы годами тщательно подбирали командиров своих эскадр. Среди них нет мясников.
— Если мы откажемся... то у Син есть другие, которые даже не будут колебаться. Эта война длится слишком долго. Между нами и Федерацией слишком много крови.
— И это ответ? Еще больше кровопролития? Одно дело уничтожать их военные корабли, убивать их космонавтов. Черт возьми, мы чертовски хороши в этом. Может быть, немного милосердия помогло бы...
— Син оставила Инвернесс умирать медленной, холодной смертью. Вы ждете от нее милосердия? Вот и мы, Чжихао. Это наша война, и от нее никуда не деться. Все, что мы можем сделать, — это сделать все возможное, чтобы закончить битву с высоко поднятой головой.
— Лучше быть живым с нечистой совестью, чем мертвым со спокойной душой? Так думает большая часть этого флота, не так ли? — сказал Су, скривив губы.
— Спекуляции бесполезны. Но мне ведь не нужно гадать о количестве ракет в седьмом погребе, не так ли?
— Он должен был быть заполнен несколько часов назад. — Начальник штаба открыл справочник. — Минутку, сэр. Этот разговор не для деликатных ушей.
— Я оставлю вас наедине с этим делом.
Тан хлопнул его по плечу и подошел к контрольному кольцу флагманского мостика, вглядываясь в отображаемый график. Он наблюдал, как все больше и больше сверхсветовых кораблей выстраиваются вокруг "Нювы". Двенадцать, подумал он. То тут, то там попадались пустые стойки, потому что у них просто было слишком мало людей, чтобы обслуживать такое количество субсветовых наездников. У них все еще оставалось более сотни таких стоек, и эти пустые места служили запасными точками опоры на случай повреждений в бою. Даже без учета остальных сорока авианосцев Дракона, он уже более десяти лет не видел флота такого размера и мощи в одном месте... и то, что должно было принадлежать ему, было передано другой. Той, кто будет управлять флотом совсем не так, как он планировал.
Его лицо было строгим и спокойным, но за маской командирства в душе царило смятение.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
— Хватит придуриваться.
Алан Толмах отстранился, когда его дочь поправила украшенную орденами ленту на его парадной форме.
— Если бы ты постоял минутку спокойно, мне не пришлось бы все время дурачиться, па, — сказала она. — Один и тот же комплект каждый год — нам почти не приходится его чистить.
— Меня похоронят в нем, так что тебе лучше освежить его для меня. — Он насмешливо фыркнул и посмотрел в окно на серое небо. — Благослови меня Господь, я ненавижу этот день.
— Тогда перестань баллотироваться на переизбрании, — сказала Мойра. — Пусть это сделает кто-нибудь другой.
— Я не позволю другому взять на себя эту боль, — сказал он. — Не сейчас, когда у меня еще есть на это силы.
Глаза Мойры затуманились, и она прижала тыльную сторону ладони ко рту.
— Что? — Он посмотрел на нее. — Это всегда было моей причиной.
— Но в этом году... совсем немного по-другому, — сказала она.
— Господин президент? — дверь открылась, и ополченец прижал ее к стене, впуская холодный воздух. — Пора.
— К тому же, иногда в работе есть свои плюсы. — Толмах ущипнул Мойру за подбородок. — Никто не может начать без меня, поэтому я никогда не опаздываю!
Он рассмеялся собственной шутке и вышел из зала под аплодисменты.
Вдоль ступеней, ведущих к столичному зданию, выстроились ряды молодых мужчин и женщин, все в черных шинелях ополчения Кранн-Бетада без всяких украшений. Священник в белом облачении стоял рядом с металлической аркой, а офицер космической пехоты Федерации — это должна была быть армия, но никто не мог вспомнить, когда в последний раз армию видели в Нью-Дублине — стояла по другую сторону, держа перед собой голографический журнал.
От родителей, выстроившихся вокруг молодых людей, раздались аплодисменты, и они были вежливыми, формальными, а не праздничными. Это был не тот день, чтобы праздновать.
Толмах вышел из-за арки, тонкие прутья которой были украшены медальонами, на каждом из которых был выбит год. Он знал, что в этот самый момент та же церемония повторяется в каждой столице графства по всему Кранн-Бетаду. Он оглядел строй молодых мужчин и женщин. С каждым годом они становились все моложе и моложе, подумал он.
Прямо перед ним завис дрон с микрофоном.
— Кранн-Бетад, как ваш президент, я приветствую выпускной класс 2551 года. — Его голос эхом отдавался из динамиков, установленных по всей Кэпитал Плаза. — Давайте начнем заявления.
Он дважды стукнул тростью по тротуару, и беспилотник улетел.
— О'Брэллаган, Майкл Джей, — раздался из тех же динамиков голос женщины-космопехотинца, отчетливо доносившийся сквозь холодный ветер, и молодой человек со свежим лицом поднялся по лестнице к Толмаху. Он достал из кармана медальон и прикрепил его к арке.
— Твоя мать знает, что ты здесь, сынок? — спросил Толмах.
— Да, господин президент. Она вон там.
О'Брэллаган указал на толпу позади себя.
— Поздравляю вас с тем, что вы стали лучшим в классе, — сказал Толмах. — Не могу сказать, что это большая удача. — Он посмотрел юноше в глаза. — Вы знаете, что делать?
— Конечно, сэр. Ради Бога и Нью-Дублина. — О'Брэллаган повернулся и поднял правую руку. — Предпочтение!
В ответ раздались аплодисменты.
— Предпочтение зарегистрировано, — сказала офицер-космопехотинец.
О'Брэллаган повернулся и прошел через арку, когда священник начал молитву. Он окунул ветку серебряного дерева в чашу с освященной водой и окропил ею новобранца, когда тот появился из-за дальней стороны арки.
Толмах пожал О'Брэллагану руку, когда тот проходил мимо.
— Молодец, парень. Добро пожаловать в профессию воина.
— Энселл, Эрин! — позвала космопехотинка, переходя к оставшейся части класса, и следующая новобранка поднялась по лестнице. Она объявила о желании служить, и Толмах снова пожал руку, сосредоточившись на лице молодой женщины. Он столько лет хранил воспоминания об этом дне, и ни один из тех, кого он встречал, никогда не возвращался с прежним блеском в глазах.
Третья новобранка пружинистой походкой взбежала по лестнице. Она добралась до верха и улыбнулась Толмаху... и его сердце остановилось.
— Дьюар, Кристина Д., — сказала космопехотинка.
— Предпочтение! — крикнула она и сделала широкий шаг в арку.
— Крисси. — Толмах уставился на свою внучку. — Но тебе же не...
— В понедельник исполнится восемнадцать, — сказала она. — Федерация приняла поправку о возрасте. Я буду ударным пилотом. Извини, не хочу быть пехотинцем, как вы и мои дяди, это не для меня, дедушка.
— Нет... ты не можешь...
— Сэр, пожалуйста, — тихо сказала космопехотинка, отключив микрофон.
Все тело Толмаха превратилось в ледяную пустоту. Где-то глубоко внутри этой пустоты протестующе взвыл голос, говоря ему, что он не может этого допустить. Но у него не было выбора, и поэтому он протянул онемевшую руку, и его внучка пожала ее. Затем она быстро поцеловала его в щеку и поспешила обратно в здание капитолия, чтобы продолжить оформление документов для поступления на службу.
— Она не может, — прошептал президент Нового Дублина, его единственный глаз горел, а вокруг него бушевал ветер. — Она не может...
— Фарджиг, Эдриан Р., — продолжила космопехотинка.
* * *
Толмах спустился по тускло освещенным ступеням, держась одной рукой за перила, а другой тростью нащупывая следующую ступеньку внизу.
— Разве я не лучший пример сильного лидера? — Он усмехнулся про себя, почувствовав боль в коленях. Лестница закончилась дверью в подвал, выложенный из скользких от влаги кирпичей. Этот подвал был частью первой волны застройки Нью-Дублина, он никогда не был подключен к новой подземной инфраструктуре — или к ее осушительным мощностям — и это было одно из немногих мест, где наверняка не было подслушивающих устройств, которые могли бы донести информацию не до тех ушей.
Двое людей Кормага Дьюара стояли по обе стороны двери.
— Господин президент, — сказал один из них, почтительно кивая. — Все приглашенные здесь.
— Надеюсь, я не заставил их ждать слишком долго. — Толмах шагнул вперед. — Иначе они будут пьяны и ничего не успеют сделать. Мужчины и женщины вдали от дома, да?
— Я бы об этом ничего не знал, — сказал другой охранник с легкой улыбкой.
— Я знаю твоего отца, — сказал ему Толмах. — Лучше следи за собой.
Он ударил в дверь своим протезом, и она открылась, выпустив запах затхлости и пота. Дюжина мужчин и женщин сидели в креслах с кожаной обивкой напротив единственного антикварного кресла с табуреткой и стаканом воды. Большинство из них были одеты в простую, удобную одежду типичных жителей миров Окраины, но один мужчина, похожий на медведя, был одет в мантию, подбитую мехом, а одна женщина, чье лицо скрывала фарфоровая маска, была одета в серебристо-белое кимоно. Дьюар стоял в дальнем конце зала, позади них, и одно место среди них было пустым.
Они поднялись как один, когда Толмах вошел в комнату.
— Садитесь. Садитесь все! — Толмах махнул им тростью. — Завтра у нас будет время для соблюдения формальностей. А пока я призываю к порядку на этом неофициальном и не для протокола собрании лидеров сектора Конкордия. Не то чтобы мы вели протокол, не так ли?
— Мы можем видеться с вами только раз в четыре года, — сказал человек в мантии. — И эти неофициальные встречи — единственная причина, по которой многие из нас вообще удосуживаются прибыть. Нет ничего плохого в том, чтобы быть вежливым, когда ты наконец появишься.
— Спасибо, Сол. — Толмах сел и вынул свою искусственную руку из сустава, затем повесил ее на трость, лежащую на маленьком столике. — Но мы ведь здесь не все, не так ли? Мисс Джиновезе из Шотландии не присоединится к нам. Жаль, что Лига вот так убила ее.
— Это не Лига убила ее, — сказал другой мужчина. — Это была трусость Федерации.
— Где твой новый правитель, Алан? — спросила женщина в маске. Ее голос прекрасно доносился из динамика под накрашенными губами. — Мне перезвонили по "срочному семейному делу", как только мы получили известие о резне.
— Томико, это ты там? — прищурился Толмах.
— Айко. — Женщина склонила голову. — Моя мать больна. Я пользуюсь ее полномочиями.
— Таковы обычаи Рюкю, — сказал Толмах. — Отвечая на ваш вопрос, Мерфи охотится за работорговцами за синей линией. Вы все, возможно, заметили, что у нас в системе есть несколько дополнительных носителей, но его в данный момент среди них нет.
— Работорговцы? Центральник, который беспокоится о работорговцах? — спросил кто-то еще, и Толмах пожал плечами.
— Он — Мерфи, — сказал президент. — Те из вас, кто достаточно взрослые, должны помнить его деда, того самого Мерфи, который помог военно-космическому флоту Федерации объединиться как раз вовремя, прежде чем выяснилось, что нам это нужно, а его отец погиб в военной форме. Этот парень выиграл битву за Федерацию, и теперь он делает все возможное, чтобы разозлить меня, переворачивая Нью-Дублин с ног на голову ради новой системы обороны. Вы бы слышали, как визжат владельцы бизнеса, но как только я упоминаю Инвернесс, они внезапно становятся гораздо более сговорчивыми.
— Мне все равно, какая у него фамилия, — сказал худой, как жердь, мужчина с длинной белой козлиной бородкой. — Он центральник, до мозга костей. Вы знаете, из какой семьи его жена.
— Мы можем посплетничать о нем позже. — Толмах постучал культей по табурету. — Инвернесс важнее всего. Потеря. Что это значит для нас в будущем. У всех вас было четыре года, чтобы обдумать наше последнее предложение. Джонс? В прошлый раз вы были самым решительным противником отделения. Как у вас на Грегоре II дела с тех пор?
Поднялся моложавый мужчина с волосами, собранными в конский хвост.
— На Грегоре проживает девять миллионов человек, — сказал он. — У Федерации там есть небольшая станция обслуживания и поддержки, но на ней едва ли больше кораблей, чем было в Шотландии. Если бы прибыла эта мясничиха Син, мы бы не справились. — Он указал на свободное место. — Я из года в год требовал большего от центральных миров, и каждый год это "обсуждалось комитетом" или они говорили мне о "бюджетных ограничениях". И все же, каким-то образом, у Федерации всегда есть средства, чтобы посылать свои черные корабли собирать налоги и забирать наших сыновей и дочерей для их войны. Они берут кровь и сокровища, а взамен раздают банальности.
По залу пронесся одобрительный ропот.
— Федерация сохраняет свои корабли, а не людей! — взревел Сол, но тут же взял себя в руки. — Инвернесс мертв, потому что они поступили именно так, — решительно заявил он. — И они примут такое же решение в отношении наших планет.
