— Людям кажется, — начал адмирал, — что если события однажды приняли какое-то направление, то так будет и впредь. Они не замечают, что с ходом времени меняются сами обстоятельства. И то, что поначалу является незначительным, со временем может приобрести решающее значение. Во время двух летних наступлений немцам казалось, что так и будет продолжаться. Что нет никаких причин для того, чтобы движение вперед прервалось. И не замечали, как меняются обстоятельства. За эту свою слепоту, за нежелание видеть они поплатились двумя зимними катастрофами. Непрерывно наступая, одерживая одну легкую победу за другой, русские тоже не заметили, что обстоятельства изменились, и тут же попали в трудную ситуацию.

— Они вышли из нее.

— НЕ ВПОЛНЕ. Это, во многом, такая же видимость успеха, как достижение немцами... этой реки, как ее? Той, что течет через Сталинград. А для Наполеона такой видимостью полного успеха стал захват русской, кстати говоря, столицы. Они не могут вторгнуться в Японию, и, следовательно, их военные успехи во многом бесполезны. После того, как они добились своих целей на материке, разрушение Японии им более, чем бесполезно. Тогда я спрошу вас: в чем смысл? Только не говорите о патологической кровожадности русских: ее просто нет. Выход на побережье, полный контроль над ним, размещение устрашающей воздушной армады, нависшей над Метрополией, — все это казалось им целью, необходимость достижения которой не обсуждалось. Абсолютным благом. Теперь они ее достигли и не видят особого блага, и поняли, что обманулись. У них было время, чтобы понять, а про американцев этого сказать нельзя. Они пока что находятся только на пути к своему Сталинграду. Ударами по городам Метрополии русские загнали американцев в ловушку стратегического масштаба. Не знаю, было это сознательным действием или же следствием инерции. Скорее всего, — поначалу второе, а потом они продолжали действовать уже сознательно.

— Я не вижу, — прервал его Тодзе, — здесь никакой ловушки.

— Все ловушки рассчитаны именно на то, чтобы их не видели. Тут все просто. Своими головокружительными успехами они заставили нас — стянуть все силы для непосредственной обороны метрополии, а американцев — спешить изо всех сил, дабы не опоздать... Куда? У них нет времени, чтобы задаться простым вопросом: к чему спешить? На что они могут опоздать? Удар по Йокогаме есть сигнал и нам, и им: нам, чтобы ЕЩЕ быстрее, уже не взирая ни на какие жертвы, собирали силы для непосредственной обороны своих берегов, американцам — чтобы спешили побыстрее загнать нас, пока не поздно, пока не обогнали их русские. И чтобы не заметили при этом, как сильно меняются обстоятельства. Ловушка состоит именно в том, что в сложившихся обстоятельствах Америка НЕ МОЖЕТ отказаться от форсированного варианта, даже если там поймут, во что ввязались на самом деле. По политическим причинам.

— Что вы имеете ввиду?

— Нынешний расклад: они объективно сильнее в любом пункте, где нам до сих пор приходилось сталкиваться. Мы действительно стараемся сопротивляться, а они довольно легко побеждают. Расклад ближайшего времени, если они вдруг не поумнеют: примерно восемьсот единиц палубной авиации против трех с половиной тысяч самолетов, которые для нас вполне реально собрать на базах метрополии. Их флот, — против нашего, включая "Ямато" и "Мусаси". Прикрытых с воздуха "Ямато" и "Мусаси". Я знаю, что смеяться над их бесполезностью стало хорошим тоном, но, если все пойдет как надо, кое-кому будет не до смеха. Условия, господа. До сих пор не было условий, при которых эти уникальные корабли были бы и полезны, и незаменимы.

— Вы думаете, — не сообразят?

— Трудно, практически невозможно остановить успешно развивающееся наступление. Даже если появляются определенные опасения. Этому почти нет примеров. Зарвались мы. Два раза зарывались немцы. Три раза зарывался пресловутый Бонапарт. А тут, — они же постоянно кого-нибудь топят. И знают, что это — не жертва с нашей стороны, что все по-настоящему.

— Русские — не зарвались.

— Зарвались. Только не слишком сильно. По той единственной причине, что их движению имеется естественный предел. Берег. А морское наступление имеет особенности: может не быть тревожных признаков вроде растянутых коммуникаций, нарастания организованного сопротивления противника, усталости войск — и тому подобного, что вы знаете гораздо лучше меня. В море есть большие отличия, — вот у одной из сторон подавляющее преимущество, — а вот, через какой-то десяток километров, никакого преимущества уже нет, и эта сторона стоит на грани катастрофы.

— Вы забыли самое главное, господин адмирал. Мы начинаем генеральное сражение, а русские в это время присылают "Соединение 200", отправляя на дно все корабли, которые нам удалось собрать. Иначе говоря, — весь флот.

— На самом деле они послали два сигнала. Первый — рейд на Йокагаму. И второй: прекращение воздушных налетов после этого рейда. По-моему знак вполне ясный: вмешиваться не будем, пусть дерутся сами.

— Остается риск, — усмехнулся Тодзе, — что вы ошибаетесь, и они все-таки вмешаются.

— Господин премьер министр, позвольте мне напомнить, о чем шла речь до моего выступления. Это был спор о том, что лучше: капитулировать или погибнуть. В таких условиях само обсуждение какого-то риска звучит по-меньшей мере странно. Куда правильнее говорить о шансе. Тем более, что никаких новых действий предпринимать не надо. Все необходимое делается и без того.

— Вы думаете, мы сможем переломить ход войны? Блокада останется блокадой, ее плотность со временем будет только нарастать.

— Мы сможем поставить хотя бы американцев в объективно тяжелое оперативное положение. Это даст нам хоть какой-то простор для маневра на переговорах. На имеющихся запасах мы продержимся около полугода, прежде чем голод приобретет катастрофический характер и полностью остановится производство. Мы получим время, необходимое, чтобы между нынешними союзниками усилились противоречия и возникла рознь. Наконец: к чему искушать Небо, пытаясь загадывать слишком далеко?

Надо отдать Хэлси должное: он четко отработал боксерский финт "шаг назад" прежде, чем разразилась подлинная катастрофа. Впервые с начала марша не вернулись разведчики, честно выполнив долг: успели доложить, что атакованы "значительным количеством истребителей базовой авиации", а следом радары авианосного соединения обнаружили "множественные воздушные цели" прямо по курсу. С передовых авианосцев были подняты более сотни "хеллкетов", которые устроили страшную резню в воздухе, разбили строй многих эскадрилий, но остановить громадный вал базовой авиации не смогли. Японцы прорвались к кораблям. Три "тип "Эссекс", окруженные эсминцами, встретили их огнем такой плотности, что достигнуто было только одно попадание: торпедой. "Индепенденс" с заклиненными рулями уполз в Перл-Харбор, управляясь машинами. Японцы заплатили за этот успех 40 самолетами, что были сбиты только зенитным огнем. Всего на свои базы не вернулось девяносто семь самолетов.

И только теперь перед командованием флота во весь рост встала бездонная глупость случившегося: не стоило себя обманывать. Если они будут упорствовать в своем движении вперед, японцы пожертвуют любым количеством самолетов берегового базирования, чтобы потопить их всех. Но дурные чудеса 25 октября 1943 года и не думали заканчиваться. Американцам было не до чего, отражение атаки с воздуха поглотило все их внимание, когда вдали вдруг полыхнуло, и прошло секунд сорок, прежде чем послышался леденящий душу, нарастающий визг гигантских фугасных снарядов. Три фонтана, вставшие поодаль, были куда выше островных надстроек "Эссексов". Как будто время вдруг отмотало назад лет двадцать пять — тридцать. Как будто на мирное сельское пастбище вдруг вылезла хищная доисторическая рептилия. Безусловно, — архаичная, но обстоятельство это почему-то не утешает.

Вообще говоря, на таком расстоянии попасть можно, разве что, случайно, но чудеса продолжались. Один из снарядов угодил в "Лиском Бэй", и спасти корабль так и не удалось. Случись это где-нибудь у Соломоновых островов, — да нет вопросов! Разделали бы действиями палубной авиации, как Бог черепаху, в лучшем случае отправив в длительный ремонт. Но тут чудовище было надежно прикрыто истребителями с берега метрополии. Японцы дополнили рисунок сражения шахматным мотивом, довольно незамысловатым, но отступать все равно пришлось. В относительном порядке, но со всей поспешностью.

Попытка на другой день найти японскому кораблю супротивника тоже не дала вменяемых результатов: перестрелка между "Саут Дакотой", "Вашингтоном", и "Норт Каролайн" с японскими линкорами по предводительством давешнего чудища не дала ничего определенного. Предполагаемое превосходство в калибре и бронировании, по идее, должно было компенсироваться современными артиллерийскими радарами американских кораблей. Канонада длилась более часа, вчерашние чудеса продолжились, и в "Саут Дакота" тоже угодил один восемнадцатидюймовый полубронебойный снаряд. Линкор получил серьезные повреждения, не носившие, впрочем, критического характера: корабль сохранил ход, управляемость и мог стрелять. Добились ли чего-нибудь американцы, осталось для них неизвестным. Во всяком случае, кордон линкоров во главе с "тип "Ямато" никуда не делся и на следующий день. Результатом необычайно успешного наступления стал, своего рода, пат, позиционный тупик, вещь совершенно неожиданная и даже парадоксальная для современного морского боя с применением авианосцев.

На следующее утро японский суперлинкор был торпедирован ПЛ "Амур", крейсерской подводной лодкой типа "Комсомольск" под командованием капитана второго ранга Николая Суркова. Из четырех торпед в линкор попала одна, но этого оказалось недостаточно, чтобы вывести чудовище из строя: то ли попадание пришлось неудачно, то ли торпеда оказалась недостаточно эффективной. Перед американской армадой во весь рост вставала перспектива возвращения восвояси не солоно хлебавши.

Кузнецов, старавшийся поддерживать постоянную связь с союзниками, был, в общем, в курсе происходящего и предложил встречу, как он выразился: "для координации усилий". Сложилась достаточно парадоксальная ситуация: с одной стороны, не было желания выкладывать союзникам Японию на блюдечке с голубой каемочкой, с другой — войну все-таки надо было кончать, и это крепко перевешивало остальные соображения. Хэлси с Нимицем обращаться за помощью к такому не слишком типичному союзнику, как СССР, понятно, нож вострый, но альтернативой являлось отступление: японцы у себя дома сейчас, и на перспективу нескольких месяцев были явно сильнее любого флота. Вообще, угодив в тупик, флотоводцы сами не могли понять, чего, в конце концов, хотели добиться? Неужели же капитуляции стомиллионного народа в ходе набеговой, по сути, операции?

То есть теперь-то было вполне понятно, что ничего подобного не могло случиться ни при каких условиях, что надо оккупировать территории вблизи самого архипелага и вести длительную, правильную подготовку: блокаду, накопление сил и высадочных средств, и уничтожение всех материальных возможностей к сопротивлению.

И вообще, по обычным меркам, наступление стало неслыханно успешным. Освобожден практически весь океан, за исключением территорий, эвакуировать которые было технически невозможно: Филиппины, Индонезия, Формоза, но и они, отрезанные от метрополии, обречены. Япония за месяц лишилась практически всех своих завоеваний.

Вот только неудача в самом конце смазывала весь эффект.

— Во, — изумленно сказал оператор, — нет, ты видел, а? Кто бы другой рассказал, — в жизни не поверил бы...

Они с напарником попали в "Ямато" обеими бомбами. Две "Модификация "ТН" вонзились в широченную палубу, не дав никакого видимого эффекта.

— Бесполезно все, — хриплым голосом ответил Свиридов, — все равно, что кита — шпагой. Эту тварь ничем не проймешь.

— Готовы? — Раздался в наушниках голос командира. — Второй боевой...

Операторы снова напряженно припали к окулярам, и снова добились попаданий. С высоты пробоины от бомб казались мелкими, незначительными крапинками. Во время захода Свиридову почудился легкий, едва заметный дымок над палубой этой неуязвимой глыбы броневой стали, но поручиться бы он не мог. Вторая пара трехтонных бомб канула в бездонные недра корабля так же, как и первая, и так же не вызвала никаких видимых последствий. Собственно, — все. Бомб было четыре. Пятой при полетах сюда, за Восточное побережье, не полагалось.

— Я ж говорю, — без толку все. Эту штуку только если кусками настругать...

И в этот момент "Ямато" взорвался. Они видели, как башня главного калибра как-то лениво приподнялась над палубой и кувыркнулась в воду, а потом на краткий миг сверкнуло ослепительное пламя, и на высоту более двух километров взлетело грибовидное облако дыма.

Слова о координации действий вовсе не являлись демагогией: американцы, воспользовавшись катастрофой, в свой черед предприняли свою попытку нанести удар. И не подгадили. В данном случае они отступили от собственных традиций и воспользовались нацистской идеей, собрав полноценную "волчью стаю". На протяжении какой-то минуты торпеды получили все три оставшихся линкора, тяжелый крейсер, и эсминец "Терадзуки", пытавшийся защитить "Хьюга" корпусом.

Больше всего не повезло "Фусо": он получил около пяти торпед вдоль всего корпуса, внутренним взрывом его разорвало пополам. Эсминец погиб мгновенно, а остальные линкоры американские подводники отправили в длительный ремонт. Если бы не истребительное прикрытие с берега, до порта не дошел бы ни один.

Эпизод этот не изменил, практически, ничего. Это в военном отношении. С политической точки зрения это было то, что надо. Теперь можно было проваливать не просто так, но — с гордо поднятой головой. Непрерывная, потрясающая цепь побед закончилась не глухим тупиком, а еще одной победой. Да не какой-нибудь там, а истинной Победной Точкой. Потрясающая картина взорвавшегося "Ямато" обошла все иллюстрированные издания, все кинохроники в той части мира, которую контролировали союзники. Кое-где, правда, не стали уточнять, кто именно и каким способом нарисовал это эпическое батальное полотно на холсте Неба и Океана.

Что на самом деле являлось существенным, Чарльз Честер Нимиц понял сразу, еще до "консультации" с русскими в Пусане. Захват города обозначал, что Америке не придется, — строго последовательно! — захватывать сначала Гуам с Сайпаном, потом, — Иво-Джима, а потом — Окинаву только для того, чтобы перенести свою базовую авиацию к самым берегам Японии. На материке, точнее, — на юге Корейского полуострова, на самом деле гораздо удобнее разместить любое количество авиации. И накопить любого размера армию для последующей десантной операции на Архипелаг через не слишком-то широкий Корейский пролив. И разместить базы для сколь угодно многочисленного подводного флота. Вот только захватили все это не они. И удержали в ходе жестокого, предельно сложного с оперативной точки зрения трехдневного сражения тоже не они. Расширили базу вчетверо, организовали устойчивое снабжение, — все не они. Понимание этого, — оно сказывалось.