Здесь, на katere, огонь горел голубыми язычками в черной короне, не порываясь покинуть назначенное место. Ли Чжун Хань почти незаметными движениями пальцев уменьшал или увеличивал огоньки, поэтому вся его еда оказывалась хорошо и равномерно пропечена или проварена. Ничего похожего на привычные очаги, мясо над которыми надо всегда крутить. Отвлечешься — сгорит.

… Защита сверху, оборот. Укол вниз, теперь перевод, укол за спину, переступить, новый проход…

Большой огонь горел в kotchegarke, но туда Арью не пускали. Те три морячка, уложившие нищих на пристани, работали там в особой обуви: ботинках без шнурков. На третий день, когда Арья поняла, что с ней тут будут обходиться без грубостей, она осмелела до вопроса: зачем такая обувь? Пламен, который провожал ее из порта, взял ботинок и бросил в него обычный уголек — Арья все поняла без единого слова. Пока расшнуруешь ботинок или стащишь плотный щегольский сапог, уголек запросто может прожечь ногу до кости.

Вытряхнув уголек, Пламен быстро сунул ногу в ботинок, и так же быстро снял его.

Арья потрогала ботинок. Толстая кожа и совсем уж толстенная подошва. Пожалуй, по снегу можно ходить в таком, ступня не заледенеет. Но подошва не деревянная: гибкая. Что же за зверь такой, с кожей толщиной в палец? Левиафан?

Кто и где шьет подобное? Обувь носят простые моряки, значит, стоит она не так уж дорого. Почему, в таком случае, никогда и никто не привозил подобной обуви в Вестерос? Ладно к ним, на Север — но и в Королевской Гавани Арья не могла припомнить хоть немного похожих ботинок. Если подошва толстая и прочная, то она деревянная, негнущаяся. Науку Сирио Фореля в такой обуви не освоишь. Если же подошва гнется, то она кожаная, следовательно — истирается.

… Защита справа, восходящий укол, защита слева, разворот. Укол вниз, теперь перевод, укол за спину, переступить, новый проход…

Но Семеро с ними, с ботинками! Людей катера Арья понять не могла.

Во-первых, все они выглядели не старыми, чистыми, здоровыми. Ни гнилых зубов у старших, ни многочисленных шрамов у младших — при том, что те и другие постоянно делали всякие разные работы. Каждый день приборка! Арья слышала в Браавосе, что на кораблях приборку делают, ведь иначе утонешь в грязи — но каждый день?

Воду на мытье расходовали безо всякой жалости. Одежду стирали хитро: чтобы не бить руки, совали в железное большое ведро. Закрывали крышку, колдовством принуждали ведро вращаться; одежки отмывались. Арья подумала: тут все дело в кручении ведра, а это ведь можно сделать без магии! К водяной мельнице прицепить. Заодно и вода рядом.

Просто никто о таком не думал. Зачем стирать одежды так часто? Опять же, на богатых нарядах попортится вышивка, осыплются камни.

У моряков катера — у простых моряков, потому что ни меча, ни золотого пояса не носил ни один! — имелось по два-три набора одежды. Обыкновенно все надевали полосатые фуфайки, потертые белые штаны и широкие рубашки с теми самыми ботинками-progarami. Такой же набор выдали Арье, после того как ее старые одежды сожгли в kotchegarka. Вот когда Арья вспомнила уроки шитья, вот когда пожалела, что не старалась! К стыду ее, моряки — тоже все поголовно — управлялись со швейной иглой, как сама Арья управлялась с Иглой. Одежды подогнали так быстро, что Арья не успела проголодаться.

Да, а уж кормили здесь! Мясо не гнилое, вода не тухлая, питье не прокисшее… Вина за столом не подавали совсем, что Арью, конечно, радовало. Столько мужчин могут сделать с ней что угодно; Игла в тесноте мало чем поможет. Когда Арья плыла в Браавос, ее берегла железная монета и тайные слова valar morgulis — а чем она думала сейчас?

… Защита слева, укол вниз, прикрыться справа, доворот и укол снизу в подмышку воображаемого противника. Защита, перевод, укол за спину, отшаг и разворот. Новый проход…

Сейчас она думала: плевать. За возможность мести она пошла в Храм, где согласилась перестать быть Арьей, перестать быть Кошкой из Каналов, перестать быть хоть кем-нибудь. Вообще: перестать быть. Но Храм обещал месть когда-нибудь потом, непонятно даже, когда.

Так что за коробку с демонами — прямо здесь и сейчас! — она бы стерпела и худшее, чем присягнуть новому лорду. В Харренхолле Арья научилась куда более страшным вещам, нежели готовить еду и чистить одежду.

Кстати, об одежде. Кроме нескольких полосатых фуфаек, простых рубах, штанов, каждый моряк имел праздничную одежду — и только в солнечный день, когда Арья помогала эти одежды проветривать и сушить, она увидела разницу между моряками катера.

Золотые нашивки сверкали на всех рукавах, просто у кого-то больше, у кого-то меньше. За исключением нашивок, моряки катера не отличались ничем.

Арья с ужасом поняла: она не сумеет объяснить это новое знание не только Многоликому — никому вообще.

Вот Арья — дочь Великого Лорда. Не короля, но и не обычного дворянина. Арья вполне может выйти за короля замуж, когда вырастет. А задавака Джейн Пуль — никогда. Она дворянка, но не такая. Ниже родом.

Вот Пес. Который Клиган. Он дворянин, его приглашают на королевский турнир. Но жениться на Сансе, сестре Арьи, дочери Великого Лорда, Клигану не позволят. Пес ниже родом. Пес может надевать какие угодно золотые одежды, награбить сундуки сокровищ, мечом завоевать земли… То есть, мог бы. Ха-ха. Пес давно помер там, под корнями дерева.

… Защита сверху, оборот. Укол вниз, теперь перевод, укол за спину, переступить, новый проход…

Несколько кругов Арья почему-то не могла думать: сбилось дыхание.

Однако, она собралась и продолжила мыслить. Она не деревенская дурочка. Она дочь Великого Лорда, ученица Сирио Фореля, служительница Храма в Браавосе. Она разберется.

Итак, моряки katera подчинялись командиру, тут все, как обычно.

Все старшие обращались друг к другу строго по именам — они все носили двойные имена. Собственное имя и тут же имя отца. Имя рода в обычном разговоре не называли. Только Ли Чжун Хань носил тройное имя. Он и выглядел иначе: суше, мельче, с желтым цветом кожи.

Зато тройка мелких морячков — те, с пристани! — носили вообще каждый по одному имени. То ли возрастом не вышли до двойного имени, то ли еще чем. Например, они из иного народа с иными обычаями.

Так вот, старшие могли обратиться к младшим по именам или по званиям. А все младшие обращались к старшим только по званиям. В званиях Арья не разбиралась, но не спешила. Тут бы про имена понять.

Ведь, кроме имен, моряки вообще ничем не различались вне службы!

Ели все за одним столом, Ли Чжун Хань готовил на всех одинаково. Рыбу ловили то старшие, то младшие. Управляли кораблем то младшие, то старшие. Одежды носили все одинаковые: застиранные до серого рабочие. Говорили кто когда хочет, не выражая старшим особого почтения. Одинаково смеялись над шутками — Арья не видела подобострастия в младших. Они даже спорили с командиром катера — Арья не разбирала язык настолько хорошо, чтобы уяснить себе тонкости спора, но интонации понимала отлично.

… Защита сверху, оборот. Укол вниз, теперь перевод, укол за спину, переступить, новый проход…

Вот, кажется, Арья ухватила конец мысли.

Они подчиняются, но не пресмыкаются. Они не боятся старших. Они подчиняются осознанно. Как в хорошем военном отряде. Понимают, что дисциплина необходима.

Арья видела такое только в Браавосе, и то считанные разы. Дома, в Вестеросе, каждый рыцарь вел себя настолько нагло, насколько вообще мог. Насколько ему позволяла городская стража или воины его сюзерена. Остановить рыцаря не мог никакой закон, если закон этот не поддерживала прямая сила в той или иной форме.

Здешние, при всей их свободе в речах и равенстве в еде, постоянно четко помнили свое положение на katere. Командир катера или botzman никогда ни на кого здесь не кричали. Филиппыч вовсе постоянно улыбался. Но любое их приказание исполнялось немедленно.

Арья подумала — кажется, в наемных отрядах что-то похожее. Поступил на службу — подчиняйся. Или не получишь денег. Что же это за отряд, и почему о нем никогда никто ничего не слышал? Вот “Золотые мечи” всем известны, а там наверняка нету ни подобных ботинок — иначе бы они расползлись по всему миру — ни синей огненной короны, на которой готовит Ли Чжун Хань.

Получается, люди эти пришли с другой стороны Закатного Моря? Но кораблик небольшой. Волны его перевернут. И для kotchegarka ему нужны обычные, нисколько не колдовские, дрова. Наконец, плывут они сейчас на восток, а там полуостров Секира, не сказать, чтобы никому неизвестный. Арья слышала, что за полуостров спорят Иб и Лорат, потому что на Секире вроде как добывают золото. По суше от Секиры на юг недалеко Норвос и Квохор — через них вообще Тракт проходит, из Пентоса в Травяное Море.

И нигде никто ничего не слышал о странном корабле? О чудесной обуви? О коробках с демонами, наконец?

Ладно. Последний проход, и надо бежать, выслуживать свою коробку. Защита справа, восходящий укол, защита слева, разворот. Укол вниз, теперь перевод, укол за спину, переступить.

Все. Арья положила Иглу на крышу машинного и устало прислонилась к задней стенке мостика.

С мостика на девчонку смотрели офицеры.

— Привычно машет, — сказал командир Матвей Григорьевич. — Есть во взгляде и выражении лица нечто такое… Будто она железкой своей кого-то на самом деле проткнула.

— В женщине должна быть загадка, — механик Филиппыч пожал плечами.

— Загадка, Филиппыч. А не комната из той, французской, телепередачи “Форт Баярд”. С крысами, пауками и подлым старикашкой.

— Шутки у тебя, Матвей Григорьич, не в обиду, глупые.

— Умные шутки берегу для умных. Все, она отработала. Двигай, наставник, сегодня твой день.

Арью обучали по очереди. Иван — плавать. Ли — готовить. Пламен и Варен — где что на катере находится, что можно трогать, а что никак не следует. Молчаливый Айсен учил счету. Сам он запросто перемножал в уме сотни и тысячи, вот Арья и захотела так же.

Но искусство счета оказалось нелегким. Считали моряки странно: у них имелся особый знак для обозначения “ничего”. Цифры могли означать наличие, а такие же цифры с “минусом” — отсутствие. Труднее всего Арье далось понимание, что цифры могут не означать ничего конкретного. Не “четыре яблока” или там “пять лошадей”, а просто “четыре” и просто “пять”. Есть “ноль”, он вообще не значит ничего. Ничего из ничего. Никаких яблок, никаких лошадей вообще!

Когда к этому добавлялся еще “минус”, Арья почти сразу находила повод убежать, и сбегала обычно к Филиппычу. Тот не столько учил, сколько рассказывал, старательно разъясняя сложные обороты — с ним Арья не скучала никогда.

Сегодня Арья приготовила на всех чай, моряки благодарили, что звучало непривычно. Благодарить просто за выполнение собственных обязанностей?

Филиппыч, разумеется, нашел, куда вставить слово:

— Чай бывает семи сортов. Питательный — пьем как есть, без добавок или закуски, ради чистого удовольствия.

Потом питьевой. Вот он с сахаром, возможно с молоком. Можно командира попросить, Матвей Григорьич печенье ловко делает. С печеньем тоже хорошо…

Командир фыркнул:

— Не смущай молодежь, дед. Придем на Секиру, будет вам печенье.

Дед — как на кораблях именуется главный механик, Арья уже выучила, — только улыбнулся:

— Мытьевой чай используется, чтобы всухомятку не жрать.

Ага, вспомнила Арья, “жрать” — это же самое, что и “есть”, “кушать” — но когда сильно голодный. Филиппыч продолжил:

— Технический — для промывки еб… Морды… Нехорошего человека… В трактире. Который за такое еще денег пытается содрать.

Моряки переглянулись: похоже, всем нашлось, что вспомнить. Механик вел речь далее:

— Технологический — по качеству то же, но прямо сейчас надо пить. Приходится пить.

Филиппыч вздохнул:

— Забортный — такое же… Что предыдущие два. Но заварил его ты сам и ругать некого, нужно просто выплеснуть.

Арья сосчитала: вышло шесть.

— А седьмой?

— А это дистиллированный. Когда сорок градусов, но не по Цельсию.

Арья почесала затылок:

— Про такое еще не рассказывали.

— Кто расскажет, на рею повешу, — ласково пообещал Матвей Григорьевич. — И вовсе не факт, что за шею.

Арья фыркнула: подумаешь, взрослые тайны. Она такое видела! Но ничего не сказала, потому что очень хотела шкатулку с демонами. Перечень кровников у нее длинный.

Длинный путь продолжался. Катер упорно шел к Секире. К третьей высадке дровосеки научились беречь бензин: обходились все больше топорами, пилой Сашка орудовал теперь с хирургической точностью, превосходя в том Ивана и Митяя.

Митяй подшучивал: “Научился ключиком стучать, пальцы пианистовы”. Сашка гордо отмалчивался.

К четвертой высадке, однако, бензин для пилы кончился совсем. Рубили вручную, пять кубов стали рекордом, светлой, едва достижимой мечтой.

На пятой высадке Айсен успешно подстрелил непонятного зверя. Но мясо добычи воняло столь тошнотворно, что оставили на наживку лишь кусок. Поклевка оборвала этот кусок, леску три миллиметра и крючок. За борт немедленно полетели три гранаты — по старой кракеновой памяти — но увы, на сей раз ничего не всплыло.

Погода держалась на удивление ровная. Не всегда ясная, порой со встречным ветром и приличной волной; пожалуй, без молчаливой поддержки боцмана и механика, Матвей Григорьевич не рискнул бы идти — но и он понимал, что отстаиваясь у берега, он вовсе не облегчает поисковые операции. Да и запасы кончаются.

Катер Т-99 продвигался на восток днем и ночью. Арья научилась высыпаться, не снимая спасжилета и варить чай буквально из пыли: с каждым днем еды оставалось все меньше. После тренировок Арьи на крыше машинного устраивался Митяй и грустно пел под гитару:

— Явись, мясной пельмень, по моему хотенью,

Умчи меня, пельмень, в свою страну пельменью,

Туда, где хлеб нарезан, цибуля с майонезом,

Умчи меня туда, мясной пельмень!

Но мечта его сбылась только через три недели от Браавоса. Тогда, наконец-то, радарное излучение катера Т-99 уловили патрульные дирижабли с базы “Железный Мыс”. Навстречу давно оплаканному катеру вылетел цеппелин с консервами, бензином и даже конфетами — услышав о найденной девочке, кто-то решил порадовать.

Летучий корабль Арью удивил не особенно. Если у них железо по морю плавает, почему бы иному железу по небу не летать? А вот что кто-то там задумался сделать приятный подарок совершенно незнакомому человеку, не родне, не вассалу — просто так?