| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Вот видишь, а ты говорила, что зря я позволил нашей Эйн остаться в борделе и поучаствовать во встрече гостей. Не позволил бы получил бы тычок. А ты ж знаешь, я насилие не люблю.
Добавлять, что при таком вот отношении ко мне, пусть не удивляется, когда я сбегу от неё, не стал.
— Тебе, значит, собственный живот дороже дочки, которую может быть прямо сейчас щупает своими потными пальцами какой-нибудь прыщавый принчёнок или того хуже — жирный царёк со свинячими глазками? Хенья от возмущения даже перестала перемешивать содержимое нескольких сковород, находившихся на плите.
Можно было, конечно, напомнить, что для того чтобы заставить нашу Эйн сделать то, что она не хочет делать нужно быть по меньшей мере кем-то вроде бога планетарного масштаба. Сослаться на то, что мадам Жоржет обещала мне ставить Эйн можно только к тем дочерям, на которых можно смотреть, но нельзя трогать, тоже можно было.
Или вообще прозрачно намекнуть, что Эйн уже давно позволяет себя не только щупать и отнюдь не принцам или царям.
Можно было, вот только решил я ограничиться классическим:
— Я раньше говорил и теперь скажу. Не вижу ничего страшного в том, что меня будут звать дедом.
— Посмотрю я, как ты завоешь, когда принесёт наша умница в подоле дюжину щенков. вернувшись в готовке, усмехнулась моя подруга. — И хорошо, если щенков, и всего дюжину.
Упоминать о том, что Эйн, всякий раз стоило мне коснуться этой темы, клятвенно заверяла в преждевременности опасений получения мной статуса дед, не стал, иначе пришлось бы рассказать и о том, что наша Эйн не без оснований боялась взбучки за то, что превратит Хенью из девицы в самом расцвете сил в почтенную бабушку.
— Пусть уж так. успокаивающе сказал я. Могла ведь, как Брунхильда, уйти в Асгард, к Хрофту. Или вернуться в Кровавый мир, к демонам Нового Дома, или в Первый Дом. Ты ведь помнишь послов, приходили, предлагали.
— Не могла она никуда уйти, ты же её знаешь: лучшие стороны Эйн проявляются лишь когда она либо ест, либо спит выперли б они нашу малютку через неделю-другую, может быть даже нам приплатили, чтобы мы её обратно забрали
То, что Эйн редкостная зануда давно уже не было ни для кого секретом. И в этом я даже завидовал ей, ведь меня не смотря на все мои способности, никто и никогда не звал занудой, а вот дочурку мою звали, кто Занудой, кто вообще Занозой. Оба прозвища мне нравились. Они доказывали то, что я вложил ей в голову тогда, в Терминаторе, почти то, что и хотел вложить.
— Отличный план. Мы с ним озолотимся. в шутку поддержал я идею с вознаграждением за то, что мы будем обратно забирать к себе Эйн. Только вернусь из Города сразу же отправим непоседу в гости к Отцу Дружин.
— Вернёшься ли?..
— Вернусь. Ты же знаешь, я всегда возвращаюсь.
— Знаю, и всё равно не хочу тебя отпускать.
Сказать бы, что и мне не хочется уходить, так говорено это уже сотню раз.
Сказать бы, что иного пути нет, так знает она и это.
Знала, наверное, раньше, чем я знал. В тот самый момент, когда узнал я, что Безымянка сгинула в Городе, — Хенья уже знала, только мне не сказала.
— В крайнем случае найдешь себе кого-то помоложе, поумнее да покрасивее, чем я. на всякий случай уточнил я.
— Найду.
— Обещаешь? хотел спросить я.
Не спросил.
— Обещаю. кивнул я, ещё не зная, что лучше бы мне было не возвращаться.
— Что бы та ни было ты всё равно возвращайся.
— Вернусь.
Вернусь.
Я возвращался даже тогда, когда лучше было бы этого не делать, теперь же, когда меня ждут, я просто обязан вернуться.
Я обязан, и я вернусь.
Межреальность. Бордель мадам Жоржет. Год 3011 после Падения Небес.
Страшно ли мне?
Боюсь ли я, что в дверь постучат ошибки прошлого?
Да, боюсь.
Иногда страх, обида на самого себя за свои слабость, трусость, глупость столь сильны, что даже дышать трудно. Хочется умереть здесь и сейчас, чтобы не осознавать себя трусом и ничтожеством, чтобы не бояться того, что может быть за дверью.
Слишком много прожитых лет за спиной.
Слишком много ошибок, которые не исправить.
Но я живу.
Живу дальше.
День за днём, год за годом.
Живу, помня о той двери, и надеясь к моменту, когда в неё постучат, успеть если не исправить ошибки прошлого, так хотя бы сделать хоть что-то, за что мне не будет стыдно, что по прошествии веков не обратится в противоположность самой себя.
Межреальность. Орочьи Болота. 2409 год после Падения Небес.
Немногим меньше декады назад Мародёры под предводительством Великого Шамана покинули Золотой Город, и теперь от павшей эльфийской твердыни их отделяла немыслимая для любой армии тысяча километров.
Кони пали на вторые сутки пути, и весь остальной путь обоз тащили сами орки.
Три дюжины повозок, заваленных гниющими трупами сильнейших защитников города и трупами товарищей, участвовавших в штурме, на пятый день пути смердели так, что мертвецы, попадавшиеся по пути и погребённые без должного обряда, из земли полезли, сотворив тем самым преграду для тех безумцев, которым пришла бы в голову идеи попробовать преследовать орков, бежавших из разорённого ими города.
Обоз под руководством Пройдохи, с эльфийками-горничными, прислуживавшие самой принцессе Мирианду, купленными на все причитавшиеся Мародёрам за службу Славному Безбородому Ульриху деньги, свою долю боевой славы тоже урвал, о чём на всём пути следования до места встречи красноречиво говорили свежие трупы глупых врагов, решивших, что малый отряд везущих эльфиек станет лёгкой добычей.
Не стал
Отряд погиб, но доверенную товарищами добычу, залог будущего процветания, сохранил.
Отряд погиб, вон только Пройдоха и остался.
Левого уха почитай нет. Морда, и без того безобразная, попорчена ударами кулака в латной рукавице. Посечён так, что вздумай кто содрать с него кожу на барабан, не нашёл бы куска нужного размера. Обломанные древки трёх стрел торчат из левой ноги.
Сидит гоблин на краю одной из опустевших повозок, не дотащили б, не усадили б его выпущенные им перед решающим боем эльфийки, так и остался бы лежать под телами убитых.
— Ловкий у них оказался магик, Великий. с трудом держа голову, чтобы смотреть Ардонту в глаза, произносит гоблин. Тщеславный, правда но ловкий, этого не отнять но ведь то и славно, а, Великий?.. Землю удобрить следует, если урожай хороший собрался получить.
— От помощи остроухих чего отказался, тоже решил удобрением стать? извлекая из карманов своей жилетки корешки и пихая их в бутыль с бодягой, спросил орк.
Оно и правда, такое поведение гоблина со стороны глупостью несусветной выглядело или попыткой самоубийства: эльфийки раны его залечить могли ещё к этому утру и Великого Шамана Пройдоха встречал бы красивее прежнего. Если, конечно, в отношении к гоблину можно применять слово красивее.
— Я ж гоблин, Великий. Гавно из меня выйдет, а не удобрение. По крайней мере воняю я уже соответствующе. Мухи врать не станут.
— Хлебни немного.
Дважды просить Пройдоху залить себе в глотку что-то способное гореть никогда не приходилось, а тут отвёл в сторону друг руку друга:
— Это ведь случайность, что жив остался именно я. Просто случайность.
— Конечно, случайность. Наша жизнь из них и состоит, если ты не заметил. Ну ещё из глупостей, горы всякий глупостей, сам ведь это постоянно повторяешь, так что открывай рот и хлебай: у тебя жар, заражение крови уже началось. подносит ко рту гоблина горлышко бутылки орк и добавляет неслышно, одними губами. И если бы только оно одно
— Глупость и Случайность хорошо-то как звучит
— Хлебай уже.
И гоблин, с улыбкой существа, постигшего смысл бытия, хлебнул, почти мгновенно погрузившись в сон.
Орк хотел было окликнуть эльфийку, которая и сообщила, что отряд погиб не весь, чтобы та подошла и помогла, но остроухая уже была рядом с двумя помощницами.
— Благословение, Великое, песнь Терновник, дуб и ясень, заговор на берёзу для извлечения стрел, наконечники достанете во время чистки ран, чистить Светлой Росой. По окончанию напоите слезами и доложитесь мне. чётко и быстро скомандовала эльфийка своим помощницам, а после чего обратилась к орку, голос её при этом стал гораздо мягче и приятней. Великий Шаман, если у Вас найдётся время, я бы хотела с Вами обговорить нашу дальнейшую судьбу.
Говорить что-то о том, что жизни Пройдохи ничего не угрожает, смысла не было: об искусстве целительства личной прислуги особ королевской крови перворожденных ходили легенды, которые обычно сильно не дотягивали до реального состояния дел.
— Время?.. да у нас вся жизнь впереди, остроухая. пожал плечами орк и подошёл к эльфийке.
Теперь их разделяло меньше метра.
Утёс, иссечённый ветрами тысяч битв, навис над гибкой ивой.
— Разреши остаться с Вами, Великий Шаман. Нам открыты многие секреты жизни, мы будем полезны Вам. Полезны во всех отношениях, которые Вам будут угодны.
Кто другой, услышь он от остроухой полезны во всех отношениях, которые Вам будут угодны да ещё сказанное тоном, отметающим любые сомнения в том каких именно отношениях идёт речь, кивнул бы так быстро и решительно, что скорее всего сломал себе шейные позвонки.
Орк же нахмурился: эльфийки эти нужны были ему только с одной целью, но после случившегося приносить их в жертву было бы не честно.
Вопросы чести и справедливости орка беспокоили сильно, но в том не было ничего удивительного, ведь Сурхва был справедлив и честен, Морхва же был честен и справедлив, поэтому здраво рассудив, что земля уже удобрена кровью воинов, позарившихся на обоз, их болью, жаждой жизни для себя и смерти для врагов. Напитали её и соки тел зеленокожих, принесших и себя, и своих убийц в жертву Богам Хаоса. А привезённые из Золотого Города трупы уже выгружаются из телег.
Рассудив здраво, как лишь Богов Хаоса умеют рассуждать последователи, орк решил, что нет нужды в ещё больших жертвах.
Скоро, совсем скоро все трупы будут втоптаны в землю, и сама земля обратится в жидкую вонючую жижу, пострашнее иных болот.
Мародёрам нужно пополнение. Они его получат.
Старым, запрещённым с приходом Тёмных Богов, способом.
Старым, честным способом, каким пришёл в это Мир сам Великий Шаман.
Здесь будут Орочьи Болота.
— Остроухая, подойди ты и твои подружки с тем же предложением к любому из моих орков, и вы бы получили то, о чём сейчас просишь у меня ты. Но ты, остроухая, подошла с этим предложением ко мне, к последнему Шаману Богов Хаоса, которые слишком часто шептали мне в ухо, что логичные и, казалось бы, верные пути ведут либо в тупик, либо к гибели. скрипит камнями утёс, готовится смять и погрести под собой хрупкую иву.
— Сделай мы всё тихо, не вмешивая Вас, Великий Шаман, это и был бы тот самый логичный, верный путь. Какое Вам было бы дело до рабынь-любовниц-наложниц своих орков? Мало их таких на Вашем веку было?
Не мало когда-то Ардонт и сам с гордостью похвалялся перед товарищами караванами из чьих-то жен-матерей-дочерей, волочившимися за ним после того, как лишь вдохнули феромоны, испускаемые его телом.
— Хочешь выторговать лучшую участь, остроухая? трутся друг о друга камни, скрипят, одно дуновение ветра и нет ивы. Себе одной или всем вам, остроухим?
— О какой участи Вы, Великий Шаман, говорите? Золотой Город пал, и теперь за пределами этого залитого кровью поля мы лишь товар, на которого рано или поздно найдётся покупатель. И, видя куда катится этот Мир, — я бы не хотела узнать, что со мной за сотню лет могут сделать те покупатели, а за две сотни лет?.. Вы же, орки, честны и справедливы, в своём понимании. Так что любая участь здесь лучше той, что нас ждёт там.
Вздрогнул утёс.
Логика столь простая и понятная, что сомнений в верности принятого решения, и возникнуть не могло.
Наглость и открытость отмеренные и смешанные искусной рукой, которая могла принадлежать лишь эльфийке, обитавшей во дворце многие столетия.
— Любая участь? утёс, заслонив собой небо, сам став небом, громыхает. Вы будете в самом сердце Мира, что мы хотим сотворить, будете его частью. И, пока жив хоть один из Мародёров, не падёт на Вас взгляд чужака. Принцессы?! Королевы?! Да они будут локти себе грызть в бессильно злобе и зависти к Вам.
И пусть осторожность намекала на опасности, которые сулило принятое орком решение.
Логика планомерно приводила довод за доводом, однозначно указывавшие на то, что нельзя оставлять в болотах эльфов, родные и близкие которых были убиты зеленокожими во время штурма города.
Пусть.
Боги Хаоса благоволят тем, кто плюёт на всё, кроме собственных желаний.
А ещё они любят, чтобы всё было справедливо.
Родичи этих остроухих убили многих орков, там пусть они в обмен вырастят ещё больше орков, чем было убито.
Это будет справедливо.
Межреальность. Город. 2411 год после Падения Небес.
Уже через несколько столетий после основания Города основание это окружило такое количество легенд, слухов, домыслов и откровенной лжи, что каждый мог найти версию удобною именно для него или придумать свою.
Через полтысячелетия, прошедших с основания Города, лишь безумцу могла прийти в голову мысль докопаться до того, что же тогда, в 2411 году после Падения Небес, произошло, ведь по прошествии такой уймы времени Город, обретя извращённое подобие сознания, исказил, перемешал или просто без затей стёр воспоминания тех, кто принимал участие в его создании.
Разве что можно было спросить у Червя спросить можно было, но отвечать бы он не стал. Или что хуже подсунул бы вопрошающему выгодную именно ему, Червю, легенду.
Корни Льюсальвхейма, после того как ценой величайшего позора и будущего всей расы эльфов купили себе жизнь, дабы хоть немного продлить своё существование закрыли почти все проходы в свой мир, а для тех, кто всё же будет искать встреч с остроухими, создали обманку Золотой Город. К ним, к Корням, и пришёл Червь, в союзниках у которого уже были сам Император и Смертный Грех Обжорство, главы ветвей Святого Ботульфа и Святого Марка, а также менеджеры фирмы Олафсон и Олафон. Было в его руках и Королевство со всему сокровищами того.
И Золотой Город пал, чтобы Корни в обмен на смерть или обращение своих сородичей, обитавших в Золотом Городе, в Бесправных и в Рабов, обрели почти божественное могущество, а также возможность возрождаться после смерти на алтаре.
И Золотой Город пал, чтобы Обжорство, выйдя за пределы своего тела, стал жить частицей каждого демона Города, вкушая всё, что вкушали они, и наслаждаясь всем, чем наслаждались они.
И Золотой Город пал, чтобы чистые смогли продолжить исследования, прекратившиеся после гибели Мудреца.
И Золотой Город пал, как пал город Чёрного Столпа, чтобы Император смог сделать ещё один шаг к своей цели. Единственной цели, которая могла быть достойна того, чтобы быть целью Императора становлению богом.
И Золотой Город пал, чтобы Тёмные Боги обрели наконец место, откуда их скверна могла бы распространяться по Лоскутному Миру.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
