Вся их троица с нетерпением ожидала нового посещения квартиры профессора и одновременно готовилась к нему. Они действительно решила взяться за Плотина, раз уж дорога к девушке проходит через такой немного необычный маршрут.
После нескольких дней штудий они решили обменяться своими мнениями. Обычно такой обмен происходил гораздо интенсивней, если сопровождался поглощением пива. Вениамин, как самый обеспеченный, взял его покупку на себя.
Они сидели за столом, пили пиво — благо его было достаточно, но разговор как-то не складывался. Они никак не могли настроить себя на волну Плотина. Первым изменить ситуация, как обычно, решил Стахеев.
— Если мы будем так же мямлить у Елагина, как сейчас, он нас просто выставит за дверь. И мы лишимся возможности видеть Злату, — со свойственной ему прямотой заявил он. — Мужики, мы или не мужики, давайте покажем ему и заодно ей, что мы чего-то стоим.
Игорь и Вениамин были согласны с такой постановкой вопроса.
— Пусть каждый из нас для начала скажет, что он думает о Плотине и зачем он нам сдался, — предложил Каракозов. — Веня раз ты у нас сильней всех обновился, тебе и начинать.
— Ладно, — согласился Вениамин. — Меня в Плотине привлекает то, что богопознание у него активный процесс. Он решительно разделяет тело и душу, и душа у него живет своей жизнью. Душа никогда не увидит красоты, не став прекрасной, пишет он. То есть, если мы хотим понять красоту жизни, мироздания, то мы должны не просто пялиться на этот мир, а из-за всех сил заниматься душевной работой, учить ее видеть мировую красоту. — Сын раввина задумался. — То есть, как я это понял, вопрос не в том, чтобы соблюдать заповеди, без конца молиться Богу, упоминать Его к месту и ни к месту; все это для Плотина не столь важно. А важно то, чтобы внутри нас происходили реальные преобразования. Только в этом случае наша жизнь приобретает значение, каждый из нас становится человеком. Вот пока все. Теперь ваша очередь.
— Давай ты, Игорек, — предложил Стахеев.
— Я практически во всем согласен с Вениамином, — проговорил Каракозов.
— Кто бы сомневался, — хмыкнул Андрей. — Ты давай свое мнение, иначе Злата обратит внимание на него, — кивнул он на сына раввина, — а не на тебя.
Игорь покраснел, он понимал насколько Андрей в этом случае прав.
— Я лишь хотел сказать, что я в целом согласен с Веней.
— Это мы уже знаем. Не мямли. Давай дальше, — повелительно произнес Стахеев.
— Я не мямлю, — слегка раздражаясь, буркнул Игорь. — Мне понравилось в Плотине из того, что я успел прочесть и понять, что у него, хотя реальќный мир отлиќчаќетќся от идеальќноќго, а земќной — от божеќстќвенќно-го, но у него они все равно едины. Просто один проќистекает из друќгоќго. Нет мноќжеќстќвенќноќсти миров, есть общее бытие, только в своќем разќвиќтии оно получают бесконечное количество разќличќных форќм. Плоќтиќн считает, что харакќтерќным свойќстќвом бытия являќетќся акт твоќреќния, он создаќет все новые и новые его виды и образы, котоќрые являются его эмаќнаќциќяќми. — Каракозов замолчал.
— Это все? — спросил Стахеев.
— Пока все, — ответил Игорь. На самом деле, это было не совсем все, он мог продолжить, но почему-то ему не хотелось. Он это знание прибережет для другого случая. — Давай теперь ты, — сказал он.
— А мне больше всего привлекла биография этого чувака. Да я кроме нее, ничего и не читал.
— Что же теперь понравилось? — спросил Игорь.
— Он был настоящим человеком, пер своим путем, хотя препятствий на нем было до фига и больше. Но он их всех преодолевал, так как знал, ради чего он все это делает. У него была большая цель, и все было подчинено ею. При этом он был очень свободной личностью; хотя тесно общался с сильными мирами сего, ни под кем не прогибался.
— Как ты это определяешь? — спросил Вениамин.
— Очень просто, с кем бы он ни общался, с кем бы ни имел дела, все равно оставался самим собой. Возможно, иногда приходилось немного вилять, но в пределах допустимого. Он все же был допущен до императоров, в биографии говорится, что он водил дружбу с двумя из них. А это немало. Я бы хотел быть таким, как он. Когда я прочитал жизнеописание Плотина, то подумал, что если брать в качестве примера какого-нибудь человека, то это в первую очередь его, а ни делягу или революционера.
— Почему именно его? — спросил Каракозов.
— Он жил не ради себя, — не задумываясь, ответил Стахеев. — Вот мы все живем ради самих себя, и по большому счету нас никто больше не интересует. Мы все уверенны, что по-другому просто не может быть. Кто скажет, что я не прав? — Он по очереди посмотрел на своих друзей, но оба молчали. — А вот его менее всего интересовал он сам, я прочел, что он даже стеснялся своего тела, считал его чем-то лишним и постыдным. Если бы мне неделю назад рассказали про такое, я бы решил, что речь идет о каком-то умалишенном, место которого в психушке.
— А сейчас? — поинтересовался Каракозов.
— Самое удивительное то, что теперь я так не считаю. Ко мне даже пришла мысль: а может, это мы все сумасшедшие, а он один нормальный. Я хочу об этом спросить у Эрнеста Викторовича. Никто не возражает?
— Спрашивай, — разрешил Вениамин. — Нам самим интересно услышать, что он ответит.
— Завтра мы снова увидим Злату, — неожиданно для всех , произнес Андрей.
Вениамин и Игорь тут же посмотрели на него.
— Да, увидим, — почти хором произнесла они.
— Помните о нашей договоренности, все должно быть предельно честно, — напомнил Андрей.
— Так и будем поступать, — заверил Каракозов. Он понимал, что соблюсти это правило будет не так уж и просто.
17.
Они чинно сидели за столом при этом упорно молчали. Елагин с некоторым удивлением поглядывал на них, поведение студентов вызывало у него некоторое недоумение. А вот Злата, расположившаяся, как и в первый раз, немного на удалении, казалось, все понимала. По крайней мере, она с улыбкой поглядывала на своих гостей.
— Злата, предложи молодым людям чай, — попросил Елагин.
— Пусть чувствуют себя, как дома, и наливают сами, — отозвалась Злата. — Чайник на столе, рядом бутеры и фрукты. Берите, не стесняйтесь.
— В самом деле, нет смысла церемониться, — поддержал дочь Елагин. — Давайте сделаем так, как у Плотина; у него на семинарах царила простота и даже до какой-то степени непринужденная обстановка. Пусть и у нас так будет. Каждый может делать все, что захочет. Если кому-то надоело сидеть и слушать выступающих, вставайте, ходите по квартире, заходите в любую комнату. Злата, разрешаешь заходить к себе?
— Пусть заходят, — разрешила девушка.
— Я тоже разрешаю заходить в мой кабинет. Там большая библиотека, можете порыться в ней, взять почитать домой понравившуюся книгу. Только мне об этом непременно сообщите.
Игорь понял, чтобы привлечь внимание к себе девушке, надо действовать. Он встал, взял в руки чайник и налил себе чай. Затем на тарелку положил бутерброд. И только после этого посмотрел на Злату. И с радостью обнаружил, что она наблюдает за ним.
Долго смотреть на девушку он не решился, вместо этого сделал вид, что поглощен чаепитием. Вслед за ним так же поступили Вениамин и Андрей.
— Вот и прекрасно, почин сделан, — одобрил поведение гостей Елагин. — Хочу спросить: о чем бы вы хотели сегодня поговорить?
— А можно поговорить о Плотине, как о человеке? — спросил Стахеев. — Когда читаешь его биографов, невольно сомневаешься, а мог ли он быть таким? Как будто спустился к нам с другой планеты.
— Очень интересная тема, не менее интересная, чем его философия, — согласился Елагин. — А возможно, она даже более важная, чем учение Плотина. Я рад, Андрей, что вы задали такой вопрос.
— Так можно ли верить тому, что о нем пишут? — поинтересовался Игорь.
Елагин перевел на него взгляд.
— Точного ответа на ваш вопрос, Игорь, никто никогда не даст. Я думаю, важней другой вопрос, который затронул ваш друг: а мог ли вообще существовать такой человек? Если говорить о необычности его натуры, то Плотина можно сравнивать с Христом или Буддой, настолько он выделяется своею личностью из общего ряда. Но они в каком-то смысле не вполне люди, у каждого своя особая природа. А вот то, что Плотин, плоть от плоти человек, сомнений не вызывает. И это принципиально важно.
— И в чем тут важность? — поинтересовался Вениамин.
— Давайте все вместе попытаемся ответить. Знаете, друзья, в философии есть несколько важнейших вопросом. Не буду перечислять их все — вы должны их знать, но на одном остановлюсь: что представляет собой человек? Зачем он создан, какую миссию выполняет? Да и вообще, каким был первоначальный замысел его творения? Я убежден, что любая философия, если не бессмысленна, то мало полезна, если она минует эти антропологические темы. Какая разница кем и зачем создан мир, если это не касается нас самих. Например, самый проклятый из всех вопросов: есть ли Бог или нет, не имеет большого значения, если мы не учитываем в этой комбинации, как отражается этот вопрос на человеке. Если человек признает, что Бог есть, но при этом он остается прежним, то какое имеет значение его признание. А ведь именно это и происходит с подавляющим большинством людей. Ради Бога они готовы убивать и преследовать тысячей, но при этом у них и мысли не возникает что-то изменить в себе. К сожалению, большинство религиозных и философских систем лояльно относятся к такому противоречию. А вот учение Плотина не позволяет оставаться тем, кем ты есть. Либо кардинально меняешься, либо следует признать, что не имеешь ничего общего с его доктриной. Я считаю это положение имеет даже большую ценность, чем многое из того, чему учил своих учеников Плотин.
— Но люди менее всего в жизни хотят внутренне меняться, — произнес Игорь. — Разве не так?
Елагин внимательно посмотрел на Каракозова.
— Вы, Игорь, сейчас ткнули в самое больное место, — сказал Елагин. — Заставить человека встать на путь внутренних перемен крайне сложно. В людях чрезмерно много низшего, оно так мощно тянет вниз, препятствует любому, самому ничтожному восхождению, что это давно уже стало главной проблемой человечества. Самое печальное в том, что не видно в этом вопросе ни малейших положительных сдвигов. Я снова повторю свою мысль: вот почему такое огромное значение придаю Плотина и как философу, и как человеку. Если бы в истории не было совсем примеров, что человеческая личность способна на кардинальные изменения, у нас не было бы с вами ни какого смысла тут собираться. Но такой пример есть, а, следовательно, есть и надежда, что не все потеряно.
Елагин продолжал говорить, но с Игорем произошло вдруг нечто такое, что он затем много раз вспоминал с удивлением. У него возникло чувство, что его волей, поступками овладела какая-то неведомая сила. Она заставила его встать из-за стола и под удивленные взгляды присутствующих выйти из комнаты.
Лишь очутившись в узком полутемном коридоре, эта сила частично ослабила хватку. Игорь вспомнил, что хозяин квартиры разрешил им ходить по ней куда угодно, входить во все комнаты и помещения.
Игорь сделал несколько шагов и оказался возле двери. Он отворил ее, вошел и оказался в полной темноте. Игорь вытянул руку и сразу же наткнулся на выключатель. Зажегся свет, Каракозов огляделся и понял, что находится в кабинете Елагина. У окна стоял массивный письменный стол с креслом, вдоль одной стены — кожаный диван. Но больше всего его заинтересовала противоположная стена, она представляла собой от пола до потолка огромный стеллаж, плотно заставленный книгами. Их было очень много, они стояли аккуратными рядами, словно выстроенные на плацу перед парадом солдаты.
Игорь с раннего детства любил книги, один только их вид приводил его в волнение. А тут было бессчетное количество томов.
Он приблизился к библиотеке и стал ее изучать. Книги по философии соседствовали с художественной литературой, некоторые были на иностранных языках. Вот бы тут запереться надолго — и все это прочитать, мелькнула мысль.
Внезапно дверь отворилась, и раздались несколько негромких шагов. И Игоря тут же бешено заколотилось сердца; он не видел, но был уверен, кто стоит за его спиной.
Он резко обернулся и увидел Злату; она стояла совсем рядом, в трех-четырех шагов от него. Девушка смотрела на Игоря и улыбалась.
— Нравится? — поинтересовалась Злата.
— Очень! — тут же ответил Каракозов.
— Эта наша семейная библиотека, собирать ее начал еще дедушка моего отца, то есть, мой прадед. Тут есть книги, которым сто пятьдесят и даже больше лет.
— Ух ты!
— Но их осталось немного, хотя когда-то было много.
— Почему?
— Из-за блокады Ленинграда.
— Из-за блокады Ленинграда? — удивился Игорь.
— Да. Мой дед тогда жил там. Их пришлось сжигать, чтобы не замерзнуть. Это уже через много лет после войны он получил приглашение на работу в Москву — и переехал. А ты любишь книги?
— Очень. На каникулах иногда читал сутками.
— Я тоже обожаю книги, хотя сутками еще не читала.
— Я должен извиниться, что зашел в кабинет. Но твой отец разрешил заглядывать в любую комнату.
— Если папа разрешил, то зачем извиняться. Ты все правильно сделал.
— Я никогда еще не видел в квартире столько книг, — сказал Каракозов. — Их тут не меньше трех тысячи.
— Две тысячи семьсот восемьдесят четыре, — уточнила Злата.
— Откуда такая точность?
— Я веду каталог библиотеки, у нас записана каждая книга. Могу показать.
— Не обязательно, — поспешно отказался Игорь, — я верю.
— Это радует, — откровенно насмешливо произнесла Злата. — А что ты любишь читать? — уже серьезно спросила она.
— Ну, про философию и философов, — не слишком уверенно ответил он.
— А если по правде?
Несколько мгновений он колебался с ответом. Правду, так правду, решил он.
— Очень люблю детективы, в детстве любимая книга была про Шерлока Холмса.
Злата кивнула головой.
— Я так и думала. А я больше всего про любовь люблю читать. А ты любишь?
Вопрос застал его врасплох, к такой откровенности он еще не был готов. Но тут же вспомнил, что минуту назад решил говорить правду.
— Люблю, — не очень громко ответил он.
— Все должны любить читать про любовь, — сказала Злата.
— Почему? — немного удивился он.
— Потому что ничего важнее в жизни нет. Мне папа это с самого детства внушает.
— А философия?
— Папа говорит, что любовь — это лучшая философия.
Игорь на несколько секунд задумался.
— Плотин не любил ни одну женщину.
— Любить можно по-разному. Ты об этом не знаешь?
— Знаю, — ответил Игорь, не совсем понимая, что имеет в виду Злата. Но признаться в том, что он ее не понимает, не осмелился.
Но Злата, кажется, догадалась об его внутренних чувствах.
— Ничего, скоро поймешь, — сказала она.
— Пойму, что?
— Я же сказала, скоро поймешь, — наставительно произнесла она. — Надо просто больше читать. Что-то желаешь взять? — посмотрела она на стеллажи.
— А можно?
— Почему же нельзя, — даже удивилась она. — Если будешь с книгой бережно обращаться.
