— Стой! — придя в себя от неожиданности, закричал гонец, сидевший верхом, и начал разворачиваться.
Второй от него не отстал, прыгнул в седло и помчался вслед.
— Погодите! — крикнул Млад, приподнимаясь. — Погодите же! Он убьет вас!
Если Градята убил своего, только чтобы тот не попал в руки Родомила... Млад не сомневался, что он расправится с двумя гонцами без труда...
— Погодите!
Но те, конечно, его не послушались. Они, наверное, его даже не услышали: от удара об землю раскалывалась голова, и кричал Млад не очень громко. Казалось, плечевой сустав раздавлен в кашу. Млад с трудом сел на снегу, тронул его рукой и попробовал пошевелить плечом — было больно, но, похоже, не так страшно, как представлялось.
Он встал на ноги и подошел к смотрителю: может быть, тот еще жив? Но, нагнувшись над телом, Млад убедился — нет никакой надежды, сабельный удар раскроил череп чуть не напополам... Он вздохнул, подобрал треух и сел на скамейку возле конюшни, откинувшись на стенку.
Всадники вернулись на удивление быстро, и Млад вздохнул с облегчением, услышав конский топот с озера.
— Ушел! — сплюнул один из них, поднявшись к избушке. — Как сквозь землю провалился! Вот только что видели, а потом раз — и нету! Ты-то как? Сильно зашиб?
— Да нет, — Млад пожал плечами.
— Верхом сможешь ехать или сани будем снаряжать?
— Смогу, наверное. Да и домой хочется побыстрей...
Он пожалел об этом через четверть часа: каждый удар копытами по льду отдавался в голове и в плече, измученное тело болталось в седле из стороны в сторону, а ехать предстояло больше трех часов. Но стоило перейти на шаг, как Млада тут же одолевал сон.
До дома он добрался ближе к утру, без сил сполз с лошади у крыльца, отдав поводья провожатым, и ввалился в столовую, шатаясь и хватаясь руками за стены.
— Млад Мстиславич! — хором выкрикнули шаманята, вставая с мест.
— Младик! — Дана кинулась ему навстречу. — Младик, где ты был? Почему ты ничего не сказал?
— Я... Я не успел... Я не мог... — жалко промямлил он.
— Что с тобой? Ты замерз? Ты ранен?
— Нет, я просто устал. Очень спать хочу.
— Родомил послал людей тебя искать!
— Они меня нашли, — Млад зевнул и сел на лавку у входа.
— Где ты был? Ты что-нибудь ел?
— Нет. Но я уже не хочу.
— Как это ты не хочешь? — Дана сжала губы. — Добробой, у тебя что-нибудь есть?
— Сейчас! — откликнулся шаманенок. — Щи в печке, горячие.
Млад с трудом снял полушубок, стараясь не шевелить правым плечом, и от Даны это не ускользнуло.
— Ты точно не ранен? — спросила она, присев перед ним на корточки.
— Нет, ничего страшного. Просто на меня наступила лошадь... — Млад потрогал плечо рукой.
— Как? Чудушко, ты сам понял, что сказал? — Дана поднялась на ноги, снова сжимая губы. — Как это "наступила"?
— Ну как, как... копытом... Я правда очень хочу спать. Мне не надо щей.
— Как лошадь может наступить на плечо? Ты что, лежал на земле?
— Я упал. А она на меня наступила.
— Ты упал с лошади?
— Нет. Верней, да, я сначала упал с лошади. Подо мной упала лошадь. Но это до того. А потом... А потом лошадь... — Млад снова зевнул, — а потом лошадь на меня наехала... и я упал...
— Чудушко мое... — Дана покачала головой, — пойдем спать. За всю мою жизнь мне еще не встречался человек, которому на плечо наступила лошадь.
— Ты просто не видела, как конница врезается в строй копейщиков... — вставил опытный в военном деле Ширяй.
— Родомилу надо сказать... — Млад поднялся и едва не сел обратно, пошатнувшись. — Ширяй, сбегай к Родомилу. Скажи...
— Родомил Малыч без сознания, у него горячка ночью началась. Мы к нему каждые полчаса бегали, — отозвался Ширяй. — К нему сам доктор Велезар приезжал... И завтра еще приедет. Я с ним поговорил, представляешь?
— Хорошо. То есть ничего хорошего, конечно... — Млад дошел до дверей спальни. — Завтра.
— Млад Мстиславич, а щи? — Добробой стоял с горшочком в руках и обиженно смотрел на него.
— Завтра.
Глава 9. Коляда
Млад проснулся ближе к полудню и был уверен, что еще спит: из сеней раздавалось отчетливое и громкое блеянье козы. Сначала он не мог встать — все тело ломало, любое движение отзывалось острой болью, плечо распухло и ныло, на затылке прощупывалась огромная шишка, и нестерпимо хотелось есть. Но стоило подняться, умыться и расходиться немного, все оказалось не таким уж страшным.
В тесных сенях действительно стояла коза, загораживая проход.
— Добробой, ты решил обзаводиться хозяйством? — спросил Млад, усаживаясь за стол.
— Не, это Ширяй из Сычёвки притащил. Ему на один день дали. Без козы как же колядовать?
— Несчастная скотина...
— Зато у нас молоко козье есть. Хочешь?
— Давай. И щей давай, и каши, — Млад потер руки. — А где Дана Глебовна?
— Она к Родомил Малычу пошла.
Млад потемнел и тут же вспомнил, какую нес околесицу перед тем, как пойти спать. Есть сразу расхотелось.
— Ширяй тоже к Родомил Малычу пошел. Доктора Велезара караулит, — сказал Добробой, — еще раз хочет с ним встретиться, говорит, доктор очень умный.
— Надоедает занятому человеку, — проворчал Млад.
— Вот и я о том же! Только он не слушает ничего. Он сказал, что доктору с ним было интересно. Только я что-то в это не верю.
— Доктор Велезар — вежливый человек. А от Ширяя не так просто отвязаться, — Млад улыбнулся.
Он еще не успел поесть, когда вернулась Дана — озабоченная и какая-то виноватая. Млад решил, что она чувствует неловкость из-за того, что ходила к Родомилу, и от этого стало еще противней на душе.
— Чудушко, — она подсела к нему поближе, — если бы я судила о тебе только по твоим собственным словам...
— То что? — спросил Млад.
— Ничего... — она вздохнула и усмехнулась. — Лошадь на него наступила!
Млад смутился и уставился в горшок со щами.
— Ты слышал, Добробой? Ты знаешь, что с ним было на самом деле? — Дана покачала головой. — Градята сбил его конем и пытался растоптать. Твой учитель сначала проехал семьдесят верст, потом под ним пала лошадь, и он почти тридцать верст прошел пешком!
— Кто тебе это рассказал? — Млад продолжал смотреть в щи.
— Твою лошадь видели всего в версте от ямского двора на Шелони. У Родомила сейчас сидят два гонца, которые тебя нашли, судебные приставы и дознаватели. Все ждут, когда он придет в себя. Не считая Ширяя, конечно.
— А Родомил? — спросил Млад.
— Говорят, в горячке... У него доктор Велезар. Ширяй хочет зазвать доктора к нам, чтоб он посмотрел на твое плечо.
— Зачем? — Млад опустил ложку.
— Я думаю, доктор не откажет. А там коза в сенях... — Дана едва не рассмеялась.
— Не надо ничего смотреть. Тем более — доктору Велезару, — Млад скрипнул зубами. — Ширяю голову оторву.
— Как же! Оторвешь ты ему голову, — Дана посмотрела на него с сомнением. — Распустил ученика, он вообще не умеет себя вести.
— Он хочет утвердиться во взрослом мире, — Млад пожал плечами, — и нет ничего зазорного в том, что он старается мыслить самостоятельно.
— Я и говорю — распустил... — улыбнулась Дана. — Ставь самовар, Добробой, вдруг действительно доктор Велезар придет.
И доктор Велезар действительно пришел. Его голос был слышен еще перед крыльцом: доктор что-то с жаром объяснял Ширяю.
— Может, козу в спальне спрятать? — неуверенно спросил Добробой, посматривая на дверь.
— Еще чего придумаешь! — фыркнула Дана. — В постель ее положи!
Но дверь в сени уже открылась, и оттуда раздалось:
— Смотри-ка ты! Это что за зверь у вас?
— Да так... — замялся Ширяй, — это мы колядовать... как без козы колядовать?
— Действительно, — рассмеялся доктор. — Как без козы колядовать?
Ширяй долго пытался отодвинуть скотину в сторону — руки у него еще болели, а она блеяла, скользила и стучала копытцами по полу. Парень ругался, и смеялся доктор Велезар, и Добробой наконец догадался выйти в сени и помочь товарищу.
— Здравствуйте, хозяева, — доктор прошел в дом, — меня к больному позвали. Я думал, он без движения в постели лежит, а он за столом чай пьет!
— Здравствуй, Велезар Светич, — Млад поднялся. — Просто в гости заходи, не все ж тебе с больными... Чаю выпьешь?
— Ну, если просто в гости — чего ж не выпить? Считай, праздник уже начинается, завтра солнце народится. Смотрю, твои уже подготовились... Поросенка жарить собираетесь?
— А как же! — обрадованно ответил Добробой, помогая доктору снять шубу. — У нас все как у людей! И на пироги тесто стоит, и кутья преет.
Млад подивился расторопности ученика: про поросенка он не подумал, а ведь к ним наверняка придут ряженые, и не один раз — надо же их чем-то угощать? Студентов много, и каждый рад пожелать своему профессору благополучия, а заодно и разжиться снедью для праздничного стола. Большинство, конечно, пойдет колядовать в Новгород, меряться силами с городскими парнями и сманивать их девушек, но и на профессоров ряженых хватит.
— Раз праздник начинается, может, тогда чего покрепче выпьем? — предложил Млад.
— Нет-нет, — тут же покачал головой доктор, — у всех праздник, а у меня — бессонная ночь. Сегодня жди голов проломленных, а завтра — рук-ног отмороженных.
— Как Родомил? — спросил Млад.
— Неважно, — покачал головой доктор. — Конечно, умереть от пустячных ран я ему не дам, но дело очень, очень серьезное... Если начинается горячка — это всегда опасно для жизни. Я подозреваю, что один из ножей, которым его ранили, был отравлен. И яд этот мне неизвестен. Бывает же... Накануне праздника... Неспокойное время.
— Как же Новгород будет Коляду встречать, когда Смеян Тушич... — начал удивленно Млад, но доктор его остановил.
— Князь решил не объявлять о смерти посадника. До завтра. Незачем людям портить праздник. Слухи, конечно, ходят, но это только слухи. Никто им верить сегодня не хочет, — доктор сел за стол напротив Млада. — Расскажи-ка лучше, как тебя угораздило ночью оказаться на Шелони? Чай, не ближний свет.
— Да по глупости, — усмехнулся Млад. — Хотел князя догнать, поговорить.
— А тебе очень надо? — удивился Велезар.
— Было бы не очень — не помчался бы на ночь глядя.
— Если надо — я князю обязательно об этом скажу, как только он вернется. Думаю, вам давно пора познакомиться поближе. Ты произвел на князя впечатление — и на гадании, и на вече, и на суде.
— Вообще-то, меня к нему посылал Вернигора. Сам бы я, наверное, поехать не решился. Вернигора считает, что ополчение не должно покидать Новгород, а мои видения это подтверждают. И я думаю, князю нужно об этом знать.
— Ты не преувеличиваешь опасность? Вернигора — человек горячий, склонный полностью отдаваться своим замыслам. В некоторых делах это очень хорошо, но иногда... А князь совсем ребенок, очень умный и сильный, но все же — ребенок. Ему недостает опыта и уверенности в себе.
— Я не столь категоричен, как Вернигора. — Спокойные слова доктора немного отрезвили Млада, и вчерашняя уверенность поколебалась, — но князю нужно знать и то, что думает его главный дознаватель, и то, что видел я. Иначе он примет неверное решение.
— Нет-нет, я не убеждаю тебя в том, что тебе не нужно с ним говорить! Я хотел сказать совсем другое: не позволяй Родомилу довлеть над твоими сомнениями. Думаю, он, как истинный громопоклонник, считает тебя неуверенным и избегающим ответственности типом.
Удивительно проницательным человеком был доктор; Млад прекрасно понимал, почему Ширяй искал общения с ним и гордился этим общением. Может, парню нужен был именно такой наставник? Мудрый, спокойный, насквозь видящий подноготную окружающих его людей? Впрочем, в шаманских делах доктор бы Ширяю помочь не сумел.
— А между тем, Вернигора неправ, — продолжал Велезар. — Сомнения плохи в бою, перед лицом опасности, но в жизни — это не самая вредная вещь. Если бы я не сомневался, а всегда действовал напролом, пользуясь первой попавшейся мыслью, которая пришла мне в голову, — я бы вылечивал не больше четверти тех, кого вылечиваю сейчас.
— Вернигора считает, что это война... — пожал плечами Млад.
— Да ну? — доктор поднял брови. — Я думаю, вся его жизнь — война.
— Я тоже видел войну... — сказал Млад, помолчав, и вскинул лицо.
— Это не удивительно. Наша дружина дошла до Нижнего Новгорода, наши пушки уходят в Москву, собирается ополчение. Не думаю, что татары развернутся и уйдут обратно в Крым, только увидев войско новгородское.
— Я вижу другую войну. Большую войну. Татары всегда нападали на нас только для грабежа и вымогательства, мы привыкли откупаться от них, когда не можем отбиться. Я вижу войну, которая идет с Запада.
— Ты в этом уверен? Я знаю, волхование — дело тонкое, не всегда верное...
— Я видел тяжелых коней.
— И только на этом основании ты делаешь вывод о большой войне, идущей с Запада? — доктор посмотрел на него, как на ребенка. — Впрочем, извини, это не мое дело... Я понимаю, волхв часто не может объяснить, почему будущее представляется ему так, а не иначе. Но не ты ли говорил, что будущего не знают даже боги?
— Не надо быть богом, чтобы предвидеть такое будущее. Как одно из нескольких. Собственно, об этом я и хочу говорить с князем.
— Ну что ж, я думаю, князь с удовольствием поговорит с тобой. Он действительно думающий мальчик, а ты умеешь общаться с молодыми. Знаешь, он очень страдает из-за смерти Белояра. Белояр в чем-то был его наставником, одним из немногих людей, которым князь доверял. Может быть, тебе стоит подумать о том, чтобы приблизиться к Волоту.
— Нет, извини, — Млад выставил ладонь вперед, — я не ищу дружбы с князьями. Мое дело — хлеб. Ну, еще лен...
— Ладно, ладно... Никто не знает, как сложится жизнь. Даже боги, — доктор улыбнулся. — Давай я все же посмотрю тебя. Удар копытом — не шутка.
— Не надо. Я знаю, доктор Велезар не интересуется ушибами, он лечит серьезные болезни, — подмигнул ему Млад.
— Ну, ушиб ушибу рознь. И потом, я все равно здесь, и мне это вовсе не трудно.
Млад согласился только из вежливости, да и Дана толкала его локтем в бок. Невероятно, но Ширяй не проронил ни слова, пока они говорили с Велезаром Светичем.
У доктора были удивительные руки. Наверное, у него внутри прятались способности волхва-целителя, потому что Млад чувствовал, как его окутывает теплое облако — такое же, какое он ощущал от прикосновений отца. А впрочем, многие врачи, не будучи волхвами, умели прикосновением и словом успокаивать боль и страх, внушать доверие. Доктор же был великим врачом. В этом облаке хотелось раствориться, довериться волшебным рукам, перестать быть собой.
