Зверь лютый Книга 40 Нашествие

— Она... не девица. Но это случилось до меня. А со мной... Будешь смеяться: в баню вместе ходили, ночь в моей постели проспала... Но между нами ничего не было. Веришь?

— Я? Я-то верю, а вот люди скажут...

— А кто только что говорил: "мне плевать на этих зырян"? А по сути... "На чужой роток не накинешь платок". "Чужой роток" открывается по любому поводу или без оного. Пока шея, на которой этот роток болтается, с саблей не встретится. Уверен, что Цыба открыла тебе старую истину: "Умный мужчина не думает, кто был до него. Он делает так, чтобы после него никого не было". Ты умный?

— Н-ну. Кажется. А посмотреть сперва можно?

Факеншит! Я тут такие замыслы мультинационального масштаба строю! Королевства — в пыль! Тысячелетняя задача мира между Русью и Степью! Миллионы угнанных, десятки миллионов погибших, сотни миллионов неродившихся! А ему — покажи девушку...

Да какая разница! Хоть бы и крокодил! Она не человек — функция. Позволяющая как-то, пусть и криво, претендовать на престол того королевства. Не личиком или, там, формой ягодиц, а лишь именем своим может уменьшить количество вражеских бойцов. Чуть-чуть, на 5-7%.

У тебя гарем, парень, эта не понравится — других велишь привести.

— Посмотреть — можно. Трогать — нет.

— А как же...? Ну...

— Дождись её желания. Не терпения — стремления. Ты парень молодой, пригожий. Будет. А начнёшь сам лезть — у неё глазки закатываются, серденько заходится... Помереть может. Просто он прикосновения.

У парня — вот та-акие глаза. Ничего, разберёшься. "Должна быть в женщине какая-то загадка". Вот тебе жена с головоломкой. Что не уникально.

* * *

" — Изя, а вы знаете, шо у царя Соломона было 900 жён. Интересно, а чем он их кормил?

— Меня, Сёма, больше интересует другое — а сам-то он кушать таки успевал?".

У Алу гарем меньше. Поэтому он успевает кушать и расти.

Бедный мальчик: ещё такой юный, а уже столько трудов. И тут я с ещё одной...

Не-не-не! Я ж с моногамией! Может, ребёнок чуть отдохнёт, больше сил останется на гос.строительство.

* * *

Факеншит! Отрыжка моего гуманизма. "Женщина тоже человек". В это мире — только потому, что иначе зоофилия.

Хотя... может зря я так возвеличиваю мощу моего гуманизма? Шары-кыпчаки и без меня ставят изваяния мужчинам и женщинам поровну.

— Погоди минутку. Эй, вестовой, ко мне. Вот. Знакомьтесь. Илона, принцесса мадьярская. Как и ты, просила сперва посмотреть. На тебя. Ну, любуйтесь.

Солнце просвечивало сквозь тонкое полотно внутреннего полога, подкрашивая всё в золотое. Два юных создания жадно созерцали друг друга. То прямыми взглядами, то, вдруг смутившись столь явно проявляемого внимания, искоса.

Алу, кажется, что-то заметил во взгляде королевишны на его чудовищно богатый халат и принялся извиняться:

— Я обычно такое не ношу. Тяжело и неудобно.

Он смущённо оглядел своё расклёшенное от горла, шитое золотом, стоящее колом, парадное одеяние.

Илона отозвалась, чуть всхлипнула не то от смеха, не то от напряжения:

— Я — тоже. Обычно такое не ношу.

Оглядела кафтан, пояс с ножнами, сапоги для верховой езды. И продолжая краснеть, мило передразнила Алу:

— Тяжело и неудобно.

И они разулыбались друг другу.

Вот, всего четыре месяца в моём дому, а психичность... выдохлась. Может, Ваня, тебе свой дворец в дурдом переименовать? Очень эффективная псих.лечебница.

Что, завидно когда вдруг искра между душами вспыхивает? Ну, хоть со стороны полюбуйся. И погрусти-потревожся: многим ли хватает сил пронести этот огонь через всю жизнь?

Всё, сща расплачусь-разрыдаюсь...

— Погодите вы! Светом чувств озарять нищету мира. Где тут в твоём балагане не подслушают? Садитесь, разговор есть. Ну что ты стоишь? Халат мешает? Так сними. Или ты без штанов? А ты чего замерла? Пояс сдвинь, ножик — за спину. Та-ак. Первому, чему научишь королевишну — сидеть на пятках. Стульев и даже наших лавок в юртах нет. Теперь по делу.

Вот только тут я начал "разворачивать полотно". Перед главными персонажами грядущего действия.

Вспомянул старого Боняка, отчего у Алу пропал любовный туман из взора, смысл и внимание появилось. Рассказал о гибели Гезы в Чёрном море. Илона ахнула и прикрыла рукой рот.

И пошли по кругу.

Про то, что после объединения Руси у половцев два пути: смерть или исход.

Алу сперва пытался как-то... выглядеть перед девушкой. Но серьёзность обсуждаемого вышибло всякое манерничание. Его не надо убеждать, он знает. Что я могу уничтожить "жёлтый народ". Не просто, не по щелчку, но — могу. Потому что мне — надо.

Руси для процветания нужна Степь. А мне нужна процветающая Русь.

— В исход идти кусочками — кошами, аилами, куренями... даже ордой — проситься, чтобы "пустили из милости", "посидеть у дверей на приступочке". Или идти всей силой. Тогда можно стать господами. Как Арпады, как Сельджуки. Самая большая сила нынче в Степи — твоя. Под тобой нынче шесть орд.

— Пять.

— Скромность — хорошо. Точный счёт — лучше. Две орды — отцовская Боняка и беруковичи Беру — твои после Переяславля. Две орды шаруканычей — Кончака и Гзака — ты прибрал за этот год. И Приднепровцев Кобяка, кто не успел сбежать. А орду Башкорда прибрал твой отец после моей битвы на "Земляничном ручье".

Я не забыл, как ты тогда на поле боя кинулся чуть не под мечи "акул", спасая своего давнего, детского ещё, знакомца-наставника. А теперь он у тебя в ближниках ходит, тысячами веж управляет.

— Чарджи отдаст тебе бунчук Буджаков. Рабства на Руси нет, полон не продать. Кого не пристроили на Роси — твои. Поволжская орда вымерла. Саксины пойдут за тобой. Потому что иначе князь Саксина Роман, которого Подкидышем кличут, их вырежет. Крымская орда — тоже твоя. Иначе — деспот Всеволод...

— Лукоморцы. Тоглий под Переяславлем остался, но брат его Бокмиш... Теркская орда. Елтуковичи, Токсобичи, Отперлюевичи...

Елтуковичи в 1146 г. приняли Ростислава Ярославича (Калауз — авт.) из Рязани, который бежал от сыновей Юрия Долгорукого Андрея и Ростислава. Они же и вернули город неожиданным наскоком ("изгоном"), когда уже Андрею пришлось "бежать в одном сапоге". Прежде кочевали между Доном и Хопром.

Токсобичи в 1152 г., поддерживая Юрия Долгорукого, добивавшегося в то время киевского стола, подошли к городку Ольгову под Курском. Кочевали в степи в междуречье Донца и Дона. Там же у юго-восточного, слабо заселенного русского пограничья еще одна орда — Отперлюеве.

Так в РИ.

В АИ, после разгрома полчищ Кончака и его союзников, орды двинулась на освободившееся пастбища. Отчасти — "за лучшей долей", отчасти — из страха перед крепнувшей Русью. Ещё больше — перед союзными Руси половцами, перед Алу.

Эта, вдруг возникшая, стремительно растущая, распространившаяся в Степи сила, заставляет ханов очень внимательно прислушиваться к словам молодого, безбородого ещё, парня.

Я перехватываю взгляд Илоны. Уважительный. Кое-что она слышала и раньше, перечень орд, пусть она и не знает сколько там воинов, внушает уважение к её... жениху.

— Княже, не будет ли полезным пригласить досточтимого хана Алу на пароход? Там есть множество интересных и необычных вещей, которые могут быть интересны столь любознательному и живому уму.

О! И голос подала самостоятельно. Эпитеты она, правда... Впрочем, Алу хан не типичный, спишет на неопытность.

— А поедем-ка.

Вскочили, поехали. Интересно, как они ловят взглядами друг друга. Она, конечно, как наездник... пара десятков уроков — больше времени не было. Алу видит все огрехи и в посадке, и в управлении. Аж морщится. Но не насмехается — сочувствует. Пытается быть рядом, но этикет...

А вот на корабле Илона в роли экскурсовода... у парня глаза разбегаются: то ли на неё смотреть, то ли на раздвижные ставни на иллюминаторах. Ни того, ни другого прежде не видал. Впрочем, много чего не видал.

Погуляли по кораблику, чайку выпили, бежит наблюдатель:

— Княже, впереди на реке две галеры. Сюда гребут. На хоругви — рюмка, ножка в два хвоста и два хвоста на правом верхе. На другой: в золотом щите три черных колокола, два над одним. А ещё там двуглавый орёл рыбку поймал. Тревогу играть?

"Рюмка" (двузубец) с завитушками — тамга Юрьевичей, колокола — герб Комниных, двуглавый орёл — символ Византии, рыбку поймал — властелин Чёрного моря.

— Играй. Торжественную встречу. Это Всеволод Юрьевич подходит. Деспот Крымский.

— Точно вы сошлись. День в день.

— Ага, Алу. Стараюсь я, чтобы друзья мои попусту не ожидали, время жизней своих в тоске и скуке не переводили. А завтра, поди, и Чарджи придёт. Ты в курсе?

— Знаю. Жду.

И окинув залитый солнечным светом, блестящий Дон, буйную, ещё не выгоревшую, зелень на том берегу, счастливо потянулся, выдохнул задушевное:

— Хорошо-то как... наши собираются.

Эк тебя парень пробрало... гос.строительство. Когда "наши" вокруг... редкость редкостная.

Галеры подходят, пристают к берегу, сводят нескольких коней. Та же проблема: больше двух-четырёх на кораблик не поставить. Несколько ярко одетых по византийской манере всадников подъезжают к "Чёрному Дрозду".

— Господину князю Ивану Юрьевичу от благородного Деспота Северного Чёрного Моря...

— Всеволод! Здравствуй! Сколько лет, сколько зим! Оставь коней и давай сюда. Мы тут как раз с ханом Алу Боняковичем плюшками балуемся.

Машу капитану и пароходный гудок, перекрывая все возможные сомнения и неудовольства, возмущение нарушением этикета и вопросы статусов, поигрывая своими пятью тонами, оглашает окрестности.

Итить-ять, коней держать! Кони... Мои-то привычны, а вот "деспотические"... Один из свитских всё-таки упал, а конь убежал.

Всеволод, несколько смущённый, разгорячённый "битвой с испуганной лошадью", поднимается по трапу. Снова обнимашки, слом ритуалов, встреча старых друзей...

— Вы же знакомы?

— Виделись. В Киеве.

Факеншит! Как быстро растут люди! Особенно — возле меня. Четыре года назад они оба были величинами незаметными. Алу — командир небольшого отряда наёмных половцев, Всеволод — последний из "11 князей". "Молодшие".

А теперь — государи. Немаленьких таких владений. Стали соседями. Важно, чтобы они между собой вражды не имели.

Оп-па! А они меня ревнуют! Ишь как друг на друга косятся. Приглядываются-принюхиваются. Бросьте, ребята, я вас обоих люблю. Не смысле жидкостно-механическом, как сразу представляется коллегам-попандопулам, а душевно. Соприкосновение душ... куда более волнительно и продолжительно.

Акт воссоединения двух тел продолжительностью в жизнь, но не сиамские близнята, представить можете? — Во-от. А для душ такое бывает.

— А вот и Илона. Позволь представить моего единокровного брата Всеволода. Комнин по матери. Ныне Деспот Северочерноморский. Илона — дочь короля мадьярского и хорватского Гезы II. Сестра покойного Иштвана III. Будущая жена Алу Боняковича.

Что, Севушка, "глаз положил"? Теперь снимай.

Севушка — бабник. Он, конечно, христианин и женат, но, насколько я знаю, у него гарем в Херсонесе куда больше, чем у Алу. Такой... довольно изощрённый. Говорят, там и эфиопка есть. Для экзотики. А вот я, по нашей серости, бедности и от всего центрового отдалённости... не обзавёлся.

Когда строишь "политику с человеческим лицом" необходимо постоянно контролировать не только куда "лицо" смотрит, но и... иные части тела. Кто нынче под одеялом — из важнейших гос.вопросов, уровня численности войск или бюджетного дефицита.

Очень любвеобильный парень. Лишь бы примеру старших Комниных не последовал: те постоянно держат в любовницах то родных племянниц, то двоюродных. А Андроник вообще сбрендит: во времена своего регентства начнёт хватать знатных женщин прямо на улицах и тащить для забав во дворец.

Х-ха. Интересно. Характерный раздевающий взгляд ценителя и пользователя женской красоты, со скрипом, с задержкой сменяется взглядом думающим, рассчитывающим.

— Э... Принц Геза, утонувший недавно возле устья Днепра... брат?

— Да. Последний из братьев. Дальше идут сёстры. Одна утонула там же. Другая умерла зимой под Тверью. Самая старшая замужем за бывшим королём Чехии, ныне безместным. И вот Илона, которая, как я надеюсь, будет послезавтра обвенчана с Алу Боняковичем.

Съел? "Не для тебя цвету". Оценивающий взгляд сладострастца остаётся оценивающим. Но уже властолюбца.

— Вона чего... А я всё понять не мог...

Севушка ещё не знает про план "Западного похода половцев". Ему, как и всем остальным, разослано было приглашение на "саммит мира". В смысле: на "курултай примирения".

Переяславльский разгром изменил соотношение сил между ордами. Теперь они сдвинулись. Угоняя у ослабевших скот и женщин, захватывая пастбища и источники воды. В Степи началась большая "малая война". Год прошёл — все устали от беззаконных шаек "диких половцев". Вот Алу и собрал "конференцию по дружбе и взаимопомощи". Он поклялся на сабле отца, что все прибывшие будут в безопасности, пока не обнажат клинки. Ему поверили, но...

Среди съехавшихся ханов и подханков есть "кровники" — последний год был для половцев тяжёлым, кочевники резались в Степи, пытаясь выжить — уйти от русских ратей, спастись от голода и холода. Эти свежие раны ещё не зарубцевались, "гости" горят ненавистью друг к другу. Хорошо, что Алу уже сформировал "железную тысячу" — личную гвардию из безродных юнцов, которые будут исполнять его приказ, "не взирая на лица".

То, что для мира в Степи нужна единая сильная власть, каганат... некоторые уже догадались.

Сеунчей скачет, орёт с берега:

— Хан! Хан Алу! Приехал хан Кунтувдей! Из Крымской орды!

— О! Подтверждения прежде не было. Надо пойти встретить.

Как он не хочет девушку одну оставлять! В присутствии этого... византийского соблазнителя и сердец покорителя. Тот тоже момент не пропускает:

— Конечно приехал. Я как узнал про эту сходку, вызвал Кунтувдея и повелел ехать. Предупредил, что если запоздает, если я раньше него на место приду — у него будут... неприятности.

Пижон. Я же знаю, что твои отношения крымскими половцами не из разряда: "Я — повелел". Максимум — посоветовал. И ты его не вызывал — вы встречались по поводу обмена нескольких юных придурков из становищ, которые вздумали пограбить крестьян, на баранов — скота у Севушки недостаточно.

Высказался и глазом так на Илону... косяки кидает. Типа: я пальцами щёлкну — ханы как тараканы бегают.

Глава 827

Кадрёж, звиздёж и кокетунство. Она глаз не поднимает, только алеет. Понимает, что врёт. Но — красиво. А у Алу от злости уши краснеют. Скоро и не отличить будет: то ли солнце просвечивает, то ли злоба.

— Илона, ты иди отдохни, переоденься.

Послушная девочка. Но костюм вестового... на её фигурке... сочетание непривычности с гармоничностью до непристойности...

Эти двое... "я смотрю ей в зад...".

Тишина повисла.

Опомнились, ко мне обернулись.

"Когда я на почте служил ямщиком,

Был молод, имел я силёнку,