Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 14
Король умер... Да здравствует король!
По карнизу стучали редкие капли дождя. В открытую форточку дышал свежий ветер, заставляя колыхаться тонкую прозрачную занавеску. Дождь был несильным, он лил всю ночь, до рассвета. Теперь дождь закончился, и неспешные ручейки тянулись по асфальту к стокам. Эхо далекого грома последний раз прогудело под облаками и затихло. Зубков лежал в постели на животе, повернув голову направо. Он открыл правый глаз и, не отрывая головы от подушки, посмотрел на окно. Голова немного болела, наверное, от смены давления на улице. Всякий раз, когда погода резко менялась, у Кости болела голова. Сегодняшнее утро не было исключением, и он закрыл правый глаз в надежде, что еще немного подремлет и, может быть, боль пройдет.
Зубков пошарил по полу рукой, и нащупав под кроватью пульт от телевизора, включил его. Настенные часы показывали без пяти минут девять. Экран вспыхнул, и через секунду комната заполнилась чудесной мелодией Чайковского. Костя снова приоткрыл правый глаз и посмотрел на экран телевизора. Показывали балет "Лебединое озеро" из Большого театра. "И погодка, и голова, и музыка... полный комплект, — подумал Зубков. — Музыка, конечно, хорошая, только не вовремя". Костя поперебирал каналы и, не отыскав ничего интересного, кроме симфонических концертов и кинозарисовок о природе и Москве, вернувшись к "Лебединому озеру", отвернулся к стене. На улице, где-то вдалеке, послышался вой сирен. Через несколько секунд он стих. Ветер снова дохнул в комнату. Внизу что-то бабахнуло, сильно напоминая пистолетный выстрел, и сразу же залаяла собака.
Музыка закончилась, и комната наполнилась тишиной. Костя начал дремать. В его голове возник феерический коллаж из странных образов, пейзажей, лица Наташи и прекрасной цветовой гаммы.
"Доброе утро, страна! — сказала симпатичная девушка-диктор по телевизору. — Передаем последние новости. Сегодня в четыре часа тридцать минут министр внутренних дел генерал Алферов объявил, что правительство Комитета национального спасения низложено. На шесть месяцев власть переходит к временному правительству во главе с министром внутренних дел генералом Алферовым. — Зубков открыл глаза и медленно повернул голову к экрану телевизора. — Объявляется амнистия всем политическим заключенным, которые были посажены в застенки Штыревым и Мукиным или объявлены в розыск. Отменяются все распоряжения и постановления, сделанные Комитетом национального
спасения за время правления. С восьми ноль-ноль по московскому времени отряды самообороны объявлены вне закона. Комендантский час будет действовать в течение недели. Во время комендантского часа запрещены любые передвижения, кроме передвижений военнослужащих внутренних войск и сил специального назначения. Временное правительство выражает надежду, что граждане не сделают необдуманных поступков и проявят мудрость и выдержку. Это поможет избежать ненужных жертв. Сегодня во время штурма Кремля Штырев и Мукин погибли от взрыва ручной гранаты. Инцидент произошел случайно, что позволило Мукину и Штыреву избежать суда. Анатолий Алферов в своем заявлении отметил, что бездарное и опереточное правление Штырева и Мукина поставило страну на край гражданской войны. Он был вынужден взять управление страной в свои руки, чтобы навести порядок..."
Костя слушал диктора, лежа на диване и глупо хлопая глазами. Такое иногда бывает, когда, проснувшись, человек пытается сообразить, какой сегодня день, который час и куда он уже опоздал... Когда в голове появилась догадка, что именно он услышал, Зубков откинул одеяло и медленно сел на кровати. По телевизору показывали видеожурнал, снятый утром на улицах города, в сопровождении величественных распевов мужского хора. На перекрестках стояли танки, по улицам ходили военные патрули. Подъемные краны грузили бетонные блоки с блокпостов, рабочие разгребали баррикады и увозили металлолом на грузовиках. Затем показали трупы Штырева и Мукина. У Зубкова мелькнула мысль, что все это может быть обычной провокацией, цель которой заставить разыскиваемых людей обнаружить себя, но отмел ее. Слишком масштабная получалась акция. Не по временам.
— Господи... Опять... Да что же это такое... — хлопая сонными глазами, бубнил Костя, сидя на диване и неспешно надевая брюки.
По телевизору передали прогноз погоды и продолжили трансляцию балета.
Перед выходом на улицу Зубков подошел к окну и отдернул занавеску. Подъемный кран грузил бетонные блоки на грузовик. Рядом с краном стояли бронетранспортер и четверо солдат. У одного из них за спиной была полевая радиостанция с длинной тонкой антенной. Костя зашел на кухню, на всякий случай переложил консервы из холодильника в рюкзак и, закинув его на плечо, вышел из квартиры.
На улице было сыро и холодно. Дождь закончился. Стоя у подъезда, он огляделся и, не заметив ничего настораживающего, сделал шаг вперед.
Костя шел уверенной походкой, не обращая на солдат никакого внимания. Кран закончил уже погрузку бетонных блоков, и крановщик убирал опорные лапы. Солдаты бросили на Зубкова быстрый взгляд и отвернулись к крану. Через несколько секунд Костя сделал глубокий вдох и ускорил шаг. Вскоре он вышел на проспект и повернул в сторону метро. Риск? Ну что же... не первый на этой неделе.
Редкие прохожие, встречавшиеся Зубкову, шли опустив глаза. При встрече они поднимали их на пару секунд и тут же снова опускали. Лица прохожих были озабочены. По проспекту шла колонна грузовиков и бронетехники. Патрули медленно вышагивали по тротуарам, изредка проверяя у населения карточки.
У входа в метро Зубкова остановили трое военных: два сержанта и лейтенант. Все они были в форме внутренних войск, в бронежилетах, касках, вооружены автоматами Калашникова. За спиной у одного сержанта была полевая радиостанция.
— Здравствуйте, — мрачно сказал лейтенант. — Проверка документов.
Зубков достал желтую карточку и передал ее лейтенанту. Лейтенант вставил карточку в приемник портативной справочной машины и сделал запрос.
"Ну вот и все, — подумал Костя. — Сейчас они меня заберут и отправят к остальным. А вечером крикуны выпьют шампанского, рассуждая, какие же мы были наивные".
— Все в порядке, — сказал лейтенант, возвращая карточку. — Поздравляю с амнистией.
— Спасибо, — сказал Костя, убирая карточку во внутренний карман.
Лейтенант отдал честь, и патруль медленно пошел дальше.
Оказавшись в Наташиной квартире, Костя первым делом через компьютер сделал запрос о ее судьбе. Приговор, вынесенный несколько дней назад, остался без изменений. Никаких сведений. Ни о живой, ни о мертвой. И это было самым страшным.
Первые два часа Зубков провел за компьютером. Он нашел списки реабилитированных, новые списки объявленных в розыск за преступления против народа собственной страны. Был опубликован доклад обо всех преступлениях крикунов за время существования их партии, об их содержании бывшим президентом. Все повторялось. Виновные уже были найдены, пути выхода из создавшейся ситуации обозначены. История всегда повторяется. И, как правило, на новом витке спирали. Именно это заставило Зубкова задуматься. Так ли безобидно начался сегодняшний день, как его пытаются преподнести?
Он еще раз сделал запрос о Наташе. Машина не сказала ничего нового. Лена и Виктор тоже до сих пор значились в командировке. Зубков узнал про дядю Юру. Справочная система выдала, что Чуев был доставлен в тридцать четвертую клинику вчера в половине второго. Диагноз — трещина в правом бедре, два сломанных ребра, побои. В пять часов его доставили домой на дежурной машине. Дышать стало немного легче.
Закончив возиться с компьютером, Зубков снял трубку и набрал номер спутникового телефона Ганса. Трубка ответила практически сразу же.
— Здравствуй, Ганс, — с легкой хрипотцой в голосе поздоровался Костя.
— О-о-о! Костя, — обрадовался Ганс. — Доброе утро. Рад тебя слышать. У тебя все в порядке?
— Да, вроде все нормально.
— Чудесно. Я за тебя сильно переживал. Когда тебя объявили в розыск, я думал, что больше тебя не увижу.
— Спасибо, Ганс.
— Как у вас дела в газете? Я слышал, был пожар?
— Был погром, — уточнил Костя. — Но теперь, я думаю, все наладится. Ты как думаешь?
— Не знаю, Костя. Пока не могу разобраться. Военные у власти — это всегда небольшая опасность. Даже скорее большая, чем небольшая. Но все равно... как это по-русски... прошло очень мало времени, чтобы делать выводы. Пока что очень мало информации.
— Я знаю, — улыбнулся Костя. — Я видел тебя на Красной площади, во время штурма.
— Ты тоже был там? — удивился Ганс. — У меня получились прекрасные кадры. Их показали по всему миру. Правда, меня чуть не расстреляли... но все обошлось.
— Мне тоже там чуть не обломилось... Матросы выручили.
— Подожди... ты что, был на той самой баррикаде?
— Ну... да, на какой-то был.
— Грандиозно! Ты должен дать мне интервью. И не говори "нет". Ты просто не имеешь на это права. Тем более что твоя газета наверняка уже получила эксклюзивный материал, так что по отношению к ней все будет абсолютно честно. К тому же расскажешь о погроме в вашей редакции.
— Хорошо. Наверное, ты прав. Но мне нужно будет посоветоваться. Сам понимаешь.
— Конечно, конечно. Только постарайся это сегодня сделать.
Я тебе вечером перезвоню.
— Постараюсь.
— Тогда до вечера. Удачи тебе.
— И тебе, Ганс.
Повесив трубку, Зубков задумался: зачем он все-таки звонил Гансу? Услышать о том, что он переживал за него? Да, наверное, нет. Спросить, что он думает по поводу последних событий? Так можно было и не звонить. Ганс всегда осторожен в выводах. Если случается что-то непредвиденное, то он отвечает, что мало информации. Нужно время, чтобы разобраться. Вот именно разобраться.
Костя посидел несколько минут в тишине и пошел к Чуеву.
Когда дверь открылась, дядя Юра предстал перед Костей в гипсе и на костылях. Он был весел и слегка пьян. Из квартиры доносились пьяные голоса.
— А вот и он, больной зуб, — с улыбкой сказал дядя Юра. — Заходи, гостем будешь.
— Привет, — без эмоций сказал Костя и вошел в квартиру.
Увиденная картина его не удивила. За столом сидели Мухин и Богатырев. На столе стояли три бутылки водки, одна была почти пустая, блюдце лимонных долек, трехлитровая банка черной икры и батон белого хлеба. Классическая картина "на троих" времен апокалипсиса Эры Водолея.
— Здрасте, — устало сказал Костя на пороге комнаты.
— Привет.
— Ты вовремя.
Косте были рады.
Дядя Юра "прикостылял" в комнату и сел на свой стул. Костя сел рядом с Мухиным. Богатырев разлил водку по рюмкам.
— Итак, господа... — сказал пьяный Богатырев, наливая водку в свою рюмку, — давайте выпьем за нас. За то, что мы еще есть.
И будем надеяться, что и завтра еще будем. Что мы, в сущности, теперь можем еще сделать? Молиться. Но это позже. А сейчас... за вас, господа. И да здравствует начало того конца, коим оканчивается это начало.
Чокаться не стали, а лишь подняли рюмки вверх и молча выпили. Пока Костя закусывал лимоном, Мухин поставил перед ним чистую тарелку и навалил в нее черной икры.
— Откуда икра? — спросил Зубков, подцепив вилкой черную зернистую горочку.
— Так... — сказал Чуев, — держал на черный день. Пардон за каламбур.
— Костян, — сказал Богатырев, — что ты думаешь по поводу новой власти?
— Я ее боюсь.
— Почему? — удивился Мухин.
— Я вообще боюсь военных. Тем более тех, что у власти.
— Но он не военный... — уточнил Мухин, но Чуев перебил его.
— Раз есть внутренние войска, значит, военный. А если прибавить сюда всех служащих МВД и СГБ да плюс всех стукачей и агентов... получится такая армия, что министр обороны
от зависти удавится на своих любимых камуфлированных подтяжках.
— Ничего подобного, — возразил Богатырев. — Два часа назад министр обороны сказал, что бардак всех достал и он полностью поддерживает действия Алферова.
— Вот так вот... — сказал Чуев и скривил губы.
— Слушай, у ваших ребят столько работы... Что ты здесь делаешь? — вдруг спросил Мухина Костя.
— Я вчера подал в отставку.
— Все мы проститутки, — тихо сказал Богатырев. — В глубине души. И наша главная мечта — продаться подороже. — Он уронил голову, а когда поднял, мотнул ею и сказал с выражением мольбы на лице: — Моисей, давай взорвем че-нить на хрен.
— Извини, Данилыч. Но если ты заметил — я сейчас вне игры.
— А когда поправишься? — заинтересовался Богатырев.
— Возможно, мы обсудим эту тему.
Богатырев улыбнулся и даже приосанился. Наконец-то Моисей перестал играть в святошу и сделал шаг, чтобы вернуться к тому Моисею, которого страна знала двадцать лет назад.
— А ты не поторопился с отставкой? — спросил Костя.
— А какая теперь разница? — улыбнулся Мухин. — Если я поторопился, то меня вместе с вами поставят к стенке. Если бы немножко обождал, поставили бы отдельно.
— Почему это нас к стенке? — спросил дядя Юра.
— Таких, как вы, военные, придя к власти, всегда ставят к стенке. Со временем. А иногда и сразу. На всякий случай. Естественно, пистолет дадут мне, чтобы проверить лояльность. А мне в вас стрелять не хочется. По уху некоторым штатским, — Мухин посмотрел на Богатырева, — порой хочется съездить, а стрелять... Мне вообще ни в кого стрелять не хочется. А если я ошибаюсь... Я уже два года подумываю об отставке. Старею, наверное.
— Чем заниматься думаешь? — спросил Зубков.
— Частный бизнес. Сначала думал пивнячок открыть. А месяц назад приятеля школьного встретил. В морской пехоте до капитана дослужился. Откроем с ним на пару школу безопасности. Будем учить обывателей, как защищать свою жизнь от постороннего вмешательства, как выживать в экстремальных ситуациях. Для желающих недельные походы с тренировками в полевых условиях.
— За новый бизнес, — провозгласил Чуев и поднял рюмку.
В дверь уверенно позвонили, и как раз в тот момент, когда рюмки поднесли к губам. Все замерли, посмотрели в сторону двери, а затем друг на друга. Второй звонок был вдвое длиннее первого.
— Я открою, — сказал Зубков и хотел поставить рюмку на стол, но дядя Юра остановил его.
— Сначала выпьем, — сказал он как-то уж совсем неоднозначно. — Как узнать, что там, за дверью?! Борис, за тебя и твой бизнес.
Выпив водку, дядя Юра отправил в рот дольку лимона, после чего начал вставать на костыли, но Костя остановил его:
— Сиди, одноногий.
Чуть захмелевший Зубков вышел из-за стола, протиснулся между стульями и сервантом в прихожую, подошел к двери и, не взглянув в глазок, открыл ее. В секунду хмель улетучился, как будто бы и не было его вовсе. На пороге стоял лейтенант внутренних войск. Из-за его спины выглядывали два солдата в полном обмундировании с автоматами наперевес. Костя открыл рот, но не смог ничего сказать. От волнения у него перехватило дыхание.
— Чуев Юрий Александрович здесь живет? — спросил лейтенант.
Его вопрос был хорошо слышен в комнате. Все отвлеклись от икры и перестали жевать.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |