— О, нет, ты всё неправильно понял. Никаких сцен. Я знаю, что ты — мой...
— И Панси, — добавил я, глядя на Паркинсон. Та замотала головой, а Дафна кивнула:
— Правильно, и Панси. Но я... мы? — она вопросительно посмотрела на подругу, которая с независимым видом задрала нос, будто её это не касается. — Мы хотели убедиться, что ты не ударишь в грязь лицом, и дать тебе несколько советов по ухаживанию за девушками...
Правильно прочитав выражение на моём лице, Панси дёрнула её за рукав, и она замолкла. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Как учил Сириус — медленно выдыхаешь с усилием. Лучше, конечно, через одну ноздрю, прикрыв другую пальцем — так мозг быстрее насыщается кислородом — но можно и сквозь узкую щель между сомкнутыми губами, хоть это и не так действенно. Раскрыв глаза, я принялся за решение следующей задачи — развернуться и уйти молча или сначала нахамить? Хамить моим милым девушкам мне наотрез не хотелось, и я развернулся. Дафна сразу же поймала меня за руку:
— Погоди, Алекс. Ну, постой же!
— Ну, ты даёшь! — упрекнул я её, возвращаясь на место.
— Она же к тебе целоваться полезет! — сказала Дафна.
— Как полезет, так и отлезет, — мрачно ответил я.
— Это ты зря, — не согласилась она. — Во-первых, репутацию нужно поддерживать...
— Какую репутацию? — удивился я.
— Такую, — пояснила она. — Кобелиную.
— И ты туда же! — простонал я. — Да что вы все, сговорились, что ли?
— Все — это кто? — поинтересовалась она.
— Все — это те, кто меня кобелём называет!
— А ты, что, не кобель? — спросила она с издёвкой. Я захлопнул рот. Не врать же, в самом деле! Ну, люблю я девушек — красивых и разных, что поделать? Мир полон соблазнов, а неискушённый и любопытный разум ребёнка так слаб...
— А во-вторых? — спросил я.
— А во-вторых мне бы хотелось, чтобы ты набрал статистику... — спокойно заявила она.
— Какую статистику? — вытаращил я глаза.
— По поцелуям. Чтобы, когда я за тебя выйду замуж, у тебя даже и мысли не было, что кто-то может целоваться лучше меня...
— И Панси, — добавил я.
— Нет, — она метнула на подругу полный превосходства взгляд. — В этом вопросе — каждый за себя. Ты, Панси, конечно, извини, но целуешься ты из рук вон...
— Что ты этим хочешь сказать? — спокойно спросила Паркинсон. — И когда это ты успела составить мнение?
— Ну, ты же целовалась с Алексом при мне... Даже издали было видно, как он мучается!
— Мучается? — зашипела Панси.
— Ага, — кивнула Дафна и погладила меня по голове: — Бе-едненький!
— Ах, так! — Панси шагнула к Дафне, притянула её к себе и приникла к её губам. За секунду до этого я попытался ещё что-то сказать, но теперь замер столбом, открыв рот. Очки стремительно запотевали, а рука беспомощно скреблась о карман в поисках мешка с попкорном. Живительного лекарства под рукой не оказалось, и я засунул в рот отворот мантии и начал его жевать. Ноги начали слабеть, и я сделал шаг назад, усаживаясь на подоконник. Позже, анализируя по памяти и по записанному видео происшедшее, я понял, что совсем ничего в тот момент не соображал из-за передозировки милашечности, внезапно со мной случившейся.
Девушки оторвались друг от друга. Панси скривилась, достала платочек и вытерла рот:
— Фе-е-е! — поморщилась она, пытаясь платком вытереть язык, а потом обратилась к Дафне: — Ну, что? Что ты теперь скажешь?
— То же и скажу, — ответила Дафна, вытираясь своим платком: — Фе-е-е! И даже добавлю — бя-я-я!
— Ты мне ещё скажи, что я настолько плохо целуюсь! — упёрла руки в боки Панси.
— Да не знаю я, — морщась, ответила Дафна. — Я вообще только с Алексом до этого целовалась...
— Ага! — обличающим тоном сказала Панси.
— И ещё я поняла, что мне совсем не нравится целоваться с девчонками!
— Даже с лучшей подругой! — согласилась Панси.
— Ага! — подтвердила Дафна.
— Что делать будем? — спросила Панси. Дафна показала глазами на меня. — Ты что мне предлагаешь? Ты же знаешь, что...
— Ты просто скажи, что сдаёшься, — посоветовала Дафна.
— Ну, уж нет! — раздражённо ответила Панси и с сомнением посмотрела на меня. — Думаешь, он в состоянии сейчас что-то воспринимать? — она подошла ко мне и постучала пальцем по лбу: — Алё, гараж! Есть кто дома?
— Все дома, — встрепенулся я, частично выйдя из нирваны. — А кого вам надо?
— Давай, смелее, — подначила Дафна. — Он тебя не укусит.
— Ты уверена? — с сомнением спросила Панси.
— Я уверена, что он сразу придёт в сознание, когда ты его поцелуешь, — прокомментировала Дафна. — Знаешь, как флакончик с нашатырём...
— Ну, знаешь ли, — прошипела Панси, обернувшись в ней. — Так меня ещё никто не оскорблял!
— Да глупости! — отмахнулась Дафна. — То, что ты не умеешь целоваться — не оскорбление, а факт!
— Ах, так? — Панси шагнула ко мне, облизывая губы, прикрыла глаза и приникла ко мне поцелуем. Я ответил, притягивая её к себе.
— Ишь, как его корёжит, несчастного! — прокомментировала Дафна, подходя ближе и становясь вплотную. Я обнял её и прижал к себе, запуская язык Панси между губ. Та, поняв, что попала под микроскоп подруги, старалась выложиться по полной, борясь с моим языком и покусывая губы. В какой-то момент её ноги подогнулись, и она издала едва слышный стон. Дафна носом провела по моей щеке и коснулась губами шеи под ухом. Обе одновременно пискнули от того, как сильно я прижал их к себе.
— Вот, — сказала Панси, оторвавшись от меня и тяжело дыша. — Что теперь скажешь?
— М-м, — ответила Дафна, занятая моей шеей.
— Я тоже так могу! — упрямо сказала Панси, губами скользя к моему второму уху. Я повернул голову к Дафне, и та сразу же впилась в мои губы с таким азартом, что я понял, что лёгким это состязание не будет. Я переместил руку чуть ниже её спины исключительно, чтобы придать ей больше устойчивости, вызвав возмущенный стон. Она оторвалась, чтобы перевести дыхание.
— Ты что это себе позволяешь? — спросила Панси, заглядывая Дафне за спину. Та победно хмыкнула. — Ах, так? — сказала Панси, помещая мою вторую руку себе на ягодицу, которую я немедленно сжал. От нереальности происходящего в штанах стало тесно, и Панси с писком попыталась отскочить, смещаясь вбок.
— А когда меня хватал, такого не было! — разгневанно прошипела Дафна.
— А-ха! — торжествующе сказала Панси.
— Было, — ответил я. — Просто, ты сквозь пальто не почувствовала.
— И всё же! — спросила Паркинсон. — Вернёмся к нашим баранам! Поттер, кто лучше?
— Я не знаю, — честно признался я, пытаясь на ощупь понять. Получалось, что и то — великолепно, и это — выше всяких похвал. Они дружно покраснели.
— Да я не об этом, пошляк! — сказала Панси. — Кто лучше целуется.
— Не знаю, — ответил я. — По-моему, нужен фотофиниш.
— Фото-что? — переспросила она. Вместо ответа я склонился к ней с поцелуем. Через несколько минут Дафна буквально оторвала меня от неё и впилась в мои губы. Панси недолго это терпела, и в свою очередь оттолкнула Дафну, освобождая себе место. Отдышавшись, Дафна оттёрла Панси в сторону, подставляя мне свои губы. Панси не растерялась и втиснула своё лицо между нами, сложив губы трубочкой и вытягивая их в сторону моих. Минут пятнадцать они занимались этой сладостной борьбой, а потом, выдохшись, просто сомкнулись лбами со мной. Я наслаждался ощущением их горячего дыхания на своих губах, пока Панси не отстранилась, выразительно глядя на Дафну. Та оторвалась от меня, а Панси, взяв моё лицо в ладони, зажмурилась и нежно, почти невесомо, коснулась моих губ. Сначала меня будто током ударило, а потом чаще забилось сердце, стуча набатом в уши. Когда она меня отпустила, я увидел две мокрые дорожки на её щеках. Пошатываясь на ослабевших ногах, она выскользнула из моих объятий, подхватила с полки сумку и, ни разу ко мне не повернувшись, поспешила прочь.
— Ты знаешь, — задумчиво сказал я, глядя на поворот, за которым она скрылась. — Вот этот последний поцелуй...
— Бедный мой, бедный, — прижалась ко мне Дафна, глядя по щеке. — Я всё забываю, как тебе много приходится терпеть.
— Твой? — переспросил я.
— Ага, — со вздохом кивнула она. — Мой.
— И Панси? — переспросил я.
— И Панси, — согласилась она.
— Только, пожалуйста, не такой твой, которого хочу — сдам Делакурам в обмен на деловые связи.
— Эх, — вздохнула она. — Не желаешь ты даже сам себе признаться.
— В чём? — удивился я.
— Я хочу быть счастлива, Алекс, — сказала она.
— Ты будешь, я тебе обещаю.
— Ты — бабник, понимаешь?
— Но почему? — возмутился я.
— Потому. Потому, что, узнав про двух невест, ты сразу обрадовался.
— Но как я могу...
— Отказать? — усмехнулась она. — Или отказаться? О, нет, если бы ты был однолюбом, то у тебя бы всё получилось. Скажи мне, — она подняла голову с моей груди, заглядывая в глаза, — ты готов меня потерять?
Я почувствовал, что у меня в груди словно что-то сжалось, словно из меня вырвали сердце, оставив зияющую дыру. Она ощутила, как я содрогнулся, и снова приложила ухо к моему плечу, гладя меня по груди.
— Я знаю, — сказала она. — Мне просто хочется, чтобы и ты это осознавал.
— Я тоже знаю, — охрипшим горлом сказал я.
— И при этом, когда ты видишь Панси с... — я дёрнулся, и она на стала произносить ненавистное имя. — Ты начинаешь страдать. Кстати, — снова подняла она голову, — твоё счастье, что он не слишком наблюдателен. Пока он не заметил твоих мучений, она ему до лампочки. Но если он перехватит хоть один взгляд, которыми ты её сверлишь постоянно...
— Горе мне, — кивнул я.
— Да, горе, — шепнула она.
Наутро, я традиционно поздоровался после завтрака с Асторией и её подружками в коридоре на выходе из Большого Зала:
— Доброе утро, Астория!
— Доброе утро, Гарри!
— Доброе утро, Брайони!
— Доброе утро, мистер Поттер!
— Доброе утро, Мариголд!
— Доброе утро, мистер Поттер!
Я вздохнул. Я делал так каждое утра изо дня в день:
— Может, вам, сударыни, стоит уже называть меня Гарри?
— Мы не можем, мистер Поттер, — ответила Бри. — Это будет невежливо.
— Да, — пробормотал я себе под нос, — грубиянов нам не надо, мы сами грубияны.
— Мистер Поттер, — встряла Мари, заставив меня опять поморщиться от этого её мистера, — а вы придёте к нам на вечеринку?
Я вопросительно уставился на Асторию. Она всплеснула руками и потащила меня в сторону.
— Что это за вечеринка? — спросил я, когда мы отошли от подружек достаточно далеко. Она замялась, отводя глаза. — Ты не подумай, я буду рад составить тебе компанию, но...
— Ты только не сердись, — попросила она.
— А я должен?
— В общем... — замялась она. — Ну, ты понимаешь...
— Да скажи уже толком, — я начал терять терпение.
— В общем... — она намотала край мантии на палец и теперь теребила его. — Пообещай, что меня не убьёшь, — вдруг выпалила она. Я изумлённо вытаращил на неё глаза. Вот, этого мне ещё не хватало.
— Говори уже! — тихонько рявкнул я на неё.
— Я сказала девчонкам, что ты — мой парень...
Я закатил глаза и закрыл лицо рукой. Я — её парень! Поглядите на неё, пигалица, ещё даже... хм... грудь, в общем, не отросла, а туда же. Мерлин, и я после этого — бабник! Да это просто вся девичья половина школы просто не в курсе, что имеются другие особи мужского рода. Может, пахнет от меня как-то? Я поднял локти и понюхал под мышками. Нет, через мантию, свитер и рубашку я вряд ли что-нибудь учую. Тори робко протянула свой носик, тоже принюхиваясь.
— У меня, что, намазано, что ли? — спросил я с укором. — Что, других мальчишек нет?
— А мне других не надо! — задрала она нос. Наш человек! Ей только лучшее подавай! Такой молодец, как я — в единственном экземпляре не только в нашей школе, но и вообще во всей стране.
— Ну, хорошо, — смирился я с новой социальной повинностью. — И что теперь?
Она хитро улыбнулась, и у меня появилось нехорошее предчувствие. Из категории тех нехороших предчувствий, которые возникают у беззаботной мышки, когда со звуком — жмак! — её пришпиливает пружинной скобой к деревянной дощечке мышеловки. — Что-то, однако, пошло не так! — думает мышка, хрипя в агонии. Мышеловка — то есть, Астория — пододвинулась ко мне бочком и взяла под локоть, прижимаясь:
— А теперь, мой дорогой, было бы неплохо хотя бы раз в неделю нам с тобой ходить на свидания. Можно в Хогсмид, а можно в Астрономическую башню...
Я не понял, у Гринграссов девочки, что ли, уже рождаются с калькулятором в голове? Поглядеть только на эту совершенно очаровательную златовласую пигалицу, которая ещё и умильно сложила ручки, умоляюще глядя мне в глаза, одновременно забираясь мне на шею и прочно и надолго на ней обустраиваясь — пробуя, удобно ли будет сидеть, взбивая подушки под бочок и спинку и надевая заранее припасённые домашние тапочки! Честно говоря, сразу захотелось намять ей бока — то есть, обнять и прижать к себе покрепче, отрастить ещё пару рук и третьей рукой гладить при этом по головке, а четвёртой подсовывать пироженку или шоколадную лягушку. И это она сейчас такая, а что будет через пару лет, когда отрастёт... всё, что отрастёт? Ой, боюсь, боюсь! Всё-таки не удержался и погладил этого монстра по голове.
— Тори, а ты в курсе, что у меня, в общем-то и так напряжённый график? — спросил я. — Особенно, по части свиданий?
— А, ты свой гарем имеешь в виду? — беззаботно спросила она. Я схватился за голову:
— Какой гарем? Кто уже разнёс?
