— Не говори своей маме, — предупредил Аластер. — Она думает, что Лиззи хорошая девушка. И, возможно, действительно хорошая. Просто без особого здравого смысла.
— Нам бы этого не хотелось, — сказал Харт.
— В твоей жизни и так было достаточно плохих суждений, Харт, — сказал Аластер. — Пора начать принимать более взвешенные решения.
* * *
— Не ожидал так скоро снова увидеть тебя, — сказал Брус Куэльцо. Он стоял, прислонившись к машине, и читал сообщение на своем компаде. Харт спустился в каретный сарай.
— Мне нужно было ненадолго отойти от семьи, — объяснил Харт.
— Уже достали, да? — спросил Брус.
— Да, — подтвердил Харт.
— И у тебя еще четыре дня, пока не уедешь, — сказал Брус. — Я буду молиться за тебя.
— Брус, можно задать тебе вопрос? — поинтересовался Харт.
— Конечно, — удивился Брус.
— Ты когда-нибудь обижался на нас? — спросил Харт. — Когда-нибудь обижался на меня?
— Имеешь в виду, за то, что ты был неприлично богат, обладал титулом и принадлежал к одной из самых влиятельных семей на всей планете, не прилагая к этому абсолютно никаких усилий, и за то, что все, чего ты когда-либо хотел, подавалось тебе на блюдечке с голубой каемочкой, не имея ни малейшего представления о том, как тяжело это дается нам остальным? — сказал Брус.
— Э-э, да, — ответил Харт, слегка опешив. — Да. Это.
— Да, был период, когда я так поступал, — сказал Брус. — Я имею в виду, чего ты ожидал? Обида — это примерно шестьдесят процентов того, что значит быть подростком. И все вы — ты, Кэтрин, Уэс, Брандт — не имели ни малейшего представления о разреженном воздухе, в котором жили. Здесь, в квартирах, над гаражом? Да, здесь было какое-то недовольство.
— Ты обижаешься на нас сейчас? — спросил Харт.
— Нет, — сказал Брус. — Во-первых, когда я привел свою студенческую подружку в каретный сарай, то понял, что, учитывая все обстоятельства, у меня все было просто отлично. Я учился в тех же школах, что и ты, и твоя семья поддерживала меня и заботилась обо мне, моей сестре и маме, и не просто из чувства благородства, а как друзья. Черт возьми, Харт. Я пишу стихи, понимаешь? Я получил эту возможность благодаря вам, ребята.
— Хорошо, — согласился Харт.
— Я имею в виду, что у вас у всех все еще бывают моменты классовой неосведомленности, поверь мне на слово, и вы все подкалываете друг друга довольно неприятными способами, — сказал Брус. — Но я думаю, что даже если бы у вас не было денег, Брандт стремился бы к статусу, Кэтрин управляла бы всеми, Уэс плыл бы по течению, а ты бы занимался своим делом, а именно наблюдал и помогал. Вы все были бы сами собой. Все остальное зависит от обстоятельств.
— Приятно знать, что ты так думаешь, — заметил Харт.
— Я согласен, — сказал Брус. — Не пойми меня неправильно. Если хочешь отказаться от своей доли в семейном трастовом фонде и отдать ее мне, я приму ее. Я разрешу тебе спать над гаражом, когда понадобится.
— Спасибо, — сухо поблагодарил Харт.
— Что вызвало этот вопрос, если ты не возражаешь против моего интереса? — спросил Брус.
— О, ты знаешь, — ответил Харт. — Папа давит на меня, чтобы я оставил дипломатический корпус и присоединился к семейному бизнесу, который, по-видимому, управляет всей планетой.
— Ах, это, — сказал Брус.
— Да, это, — подтвердил Харт.
— Это еще одна причина, по которой я на вас не в обиде, ребята, — сказал Брус. — Вся эта ерунда с "рожденными править" уже порядком поднадоела. Все, что мне нужно делать, это возить твоего отца и связывать слова воедино.
— А что, если я не хочу править? — спросил Харт.
— Не правь, — ответил Брус. — Не совсем понимаю, почему ты об этом спрашиваешь, Харт. До сих пор ты неплохо справлялся с тем, чтобы не править.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Харт.
— Вас четверо, — ответил Брус. — Двое из вас готовы заняться семейным бизнесом: Брандт, потому что ему нравятся привилегии, и Кэтрин, потому что у нее это действительно хорошо получается. Двое из вас не хотят иметь с этим ничего общего: Уэс, который быстро понял, что один из вас может облажаться, так что это вполне можете быть он и ты. Уэс уже занял место облажавшегося, поэтому ты сделал единственную логичную вещь, которая остается третьим сыновьям благородной семьи, — отправился искать счастья в другом месте.
— Ого, ты действительно много думал об этом, — заметил Харт.
Брус пожал плечами. — Я писатель, — сказал он. — И у меня было много времени понаблюдать за вами, ребята.
— Ты мог бы рассказать мне все это раньше, — упрекнул Харт.
— Ты не спрашивал, — ответил Брус.
— Ага, — сказал Харт.
— Кроме того, я могу ошибаться, — заметил Брус. — Со временем я понял, что полон такого же дерьма, как и все остальные.
— Нет, я так не думаю, — не согласился Харт. — Я имею в виду, что это неправильно. Я сохраняю нейтралитет по поводу "полного дерьма".
— Это справедливо, — сказал Брус. — Харт, если не возражаешь, я скажу, что у тебя сейчас экзистенциальный кризис.
— Возможно, так оно и есть, — сказал Харт. — Я пытаюсь решить, кем хочу стать, когда вырасту. Приятно задуматься о том, когда тебе тридцать.
— Не думаю, что имеет значение, сколько тебе лет, когда ты это поймешь, — сказал Брус. — Я думаю, что важно разобраться в этом до того, как кто-то другой скажет тебе, кем ты хочешь быть, и поймет это неправильно.
* * *
— Кто в этом году произносит тост? — спросила Изабель. Все они сидели за столом: Аластер и Изабель, Харт, Кэтрин, Уэс и Брандт с супругами. Дети уединились в соседней комнате, за низкими столиками, и были заняты тем, что бросали друг в друга горохом и булочками, в то время как няни тщетно пытались удержать их под контролем.
— Я произнесу тост, — предложил Аластер.
— Ты произносишь тосты каждый год, — ответила Изабель. — И твои тосты скучные, дорогой. Слишком длинные и в них слишком много политики.
— Это семейный бизнес, — сказал Аластер. — Это семейный ужин. О чем еще нам следует поговорить?
— И, кроме того, ты все еще недоволен выборами, а я не хочу слышать об этом сегодня вечером, — сказала Изабель. — Так что никакого тоста от тебя не будет.
— Я произнесу тост, — сказал Брандт.
— О, черт возьми, нет, — сказал Аластер.
— Аластер, — предостерегла Изабель.
— Ты думала, что мое выступление будет долгим, скучным и полным политики, — сказал Аластер. — Главный злорадствующий здесь определенно превзойдет все твои ожидания относительно меня.
— Папа прав, — согласилась Кэтрин.
— Тогда скажи это сама, дорогая, — обратилась к ней Изабель.
— Действительно, — сказал Брандт, явно немного обиженный тем, что его предложение о тосте было отвергнуто. — Расскажи нам истории о людях, с которыми познакомилась и которых покорила за последний год.
— К черту все это, — сказал Уэс и потянулся за картофельным пюре.
— Уэс, — сказала Изабель.
— Что? — спросил Уэс, накладывая ложкой картофель. — К тому времени, как вы разберетесь, кто что будет жарить, все уже будет сухим и холодным. Для этого я слишком уважаю работу Маджи.
— Я произнесу тост, — сказал Харт.
— Хо! — воскликнул Брандт. — Это впервые.
— Тише, Брандт, — шикнула Изабель и переключила внимание на своего младшего сына. — Давай, дорогой.
Харт встал, взял свой бокал с вином и оглядел сидящих за столом.
— Каждый год тот, кто произносит тост, рассказывает о событиях в своей жизни за последний год, — сказал Харт. — Что ж, я должен сказать, что этот год был богат на события. Инопланетяне плюнули в меня во время дипломатических переговоров. Мой корабль был атакован ракетой и чуть не взорвался рядом со мной. Инопланетянка передала мне человеческую голову в рамках других, совершенно разных переговоров. И, как вы все недавно узнали, я помог привести собаку в бессознательное состояние в рамках третьих переговоров. И все это время я изо дня в день живу на корабле, который является самым старым из действующих, сплю на койке, ширины которой едва хватает для меня, живу в одной комнате с парнем, который большую часть ночи либо храпит, либо пускает газы.
— Если вдуматься, то это нелепый образ жизни. Это действительно так. И, как мне также недавно указали, у меня, похоже, нет большого будущего на этом пути, поскольку я назначен помощником посла низкого ранга, которой приходится с боем пробиваться к такого рода миссиям, от которых более высокопоставленные дипломаты отказались бы как от пустой траты их талантов и способностей. Это заставляет задуматься, зачем я это делаю. Почему я это сделал.
— И тут я вспоминаю, почему делаю это. Потому что, каким бы странным, изматывающим, обессиливающим и, да, даже унизительным это ни было, в конце дня, когда все идет как надо, это самая захватывающая вещь, которую я когда-либо делал. Когда-либо. Я стою там и не могу поверить, что был частью группы, которая встречалась с людьми, которые не были людьми, но все еще могли рассуждать, и что мы рассуждали вместе, и по этой причине согласились жить вместе, не убивая друг друга и не требуя друг от друга большего, чем каждому из нас нужно что-то от другого.
— И это происходит в то время в нашей истории, которое никогда не было более критичным для человечества. Мы здесь, все мы, без той защиты и тех факторов роста, которые Земля всегда предоставляла нам раньше. И поэтому все переговоры, все соглашения, все действия, которые мы предпринимаем — даже те из нас, кто находится на нижней ступени дипломатической службы, — имеют значение для будущего человечества. Для будущего этой планеты и всех подобных ей планет. Для будущего всех, кто сидит за этим столом.
— Я люблю вас всех. Папа, мне нравится твоя преданность Фениксу и твое желание поддерживать его в рабочем состоянии. Мама, мне нравится, что ты заботишься о каждом из нас, даже когда немного насмехаешься над нами. Брандт, мне нравятся твои амбиции и напористость. Кэтрин, мне нравится, что однажды ты будешь править всеми нами. Уэс, мне нравится, что ты — семейный шут, который поддерживает в нас честность. Я люблю вас, ваших жен, мужей и детей. Я люблю Магду, Бруса и Лизу, которые прожили с нами всю свою жизнь.
— Недавно кто-то сказал мне, что если я хочу что-то изменить, то это должно быть то самое место. Здесь, в Фениксе. С любовью и уважением, я не согласен. Папа, Брандт и Кэтрин позаботятся о Фениксе вместо нас. Моя работа — позаботиться обо всем остальном. Это то, чем я занимаюсь. Это то, чем собираюсь заниматься и дальше. Вот почему то, что я делаю, имеет значение.
— Итак, тост за каждого из вас, моя семья. Берегите Феникс ради меня. Я поработаю над всем остальным. Когда я вернусь на День урожая в следующем году, то дам вам знать, как идут дела. Обещаю. Спасибо.
Харт выпил. Выпили все, кроме Аластера, который подождал, пока не встретился взглядом с сыном. Затем он поднял свой бокал во второй раз и выпил.
— Ради этого стоило воздержаться от картофеля, — сказал Уэс. — А теперь, пожалуйста, передайте мне соус.
ЭПИЗОД ОДИННАДЦАТЫЙ. ПРОБЛЕМА ПРОПОРЦИЙ
Первой мыслью капитана Софии Колома, когда она увидела ракету, приближающуюся к "Кларку", было — снова это! Второй мыслью было крикнуть рулевому Кэботу, чтобы он принял меры для уклонения. Кэбот отреагировал превосходно, переведя корабль в режим уклонения и запустив корабельные контрмеры. "Кларк" застонал от внезапной смены вектора; искусственная гравитация на мгновение вызвала ощущение, что поле вот-вот лопнет, и каждый незакрепленный предмет на "Кларке" полетит к верхним переборкам со скоростью пары сотен километров в час.
Гравитация сохранялась, корабль нырнул в трехмерном пространстве, и из-за контрмер ракета промахнулась. Она пролетела мимо "Кларка" и сразу же начала поиск своей цели.
— Ракета производства аке, — сказал Кэбот, считывая данные на своей консоли. — Их передатчик есть в памяти "Кларка". Если они его не изменили, мы можем сбить ее со следа.
— Еще две ракеты запущены и наводятся на цель, — сообщила старшая помощница Нева Балла. — Столкновение через шестьдесят три секунды.
— Той же марки, — сказал Кэбот. — Ставлю им помехи.
— Какой корабль стреляет по нам? — спросила Колома.
— Тот, что поменьше, — ответила Балла.
— Что делает другой? — спросила Колома.
— Стреляет по первому кораблю, — ответила Балла.
Колома вывела тактическое изображение на свой пульт. Корабль поменьше, длинная игла с выпуклым моторным отсеком далеко в кормовой части и еще более узким в носовой части, оставался загадкой для компьютера "Кларка". Более крупный корабль, однако, был обозначен как "Нуримал", фрегат лаланского производства.
Другими словами, военный корабль Конклава.
Черт возьми, — подумала Колома. — Мы попали прямо в ловушку.
— Эти новые ракеты не реагируют на помехи, — сказал Кэбот.
— Уклоняйся, — приказала Колома.
— Они отслеживают наши перемещения, — сказал Кэбот. — Собираются нанести удар.
— Этот фрегат разворачивает свои лучевые орудия левого борта, — заметила Колома. — Они поворачиваются в нашу сторону.
Конклав решил, что другой корабль — это мы, — подумала Колома. — Открыли по нему огонь, тот открыл ответный огонь. Когда мы появились, он открыл по нам огонь в целях самообороны.
Теперь "Нуримал" знал, кто настоящий враг, и не тратил времени на борьбу с ним.
Вот и вся дипломатия, — подумала Колома. — В следующей жизни у меня будет корабль с пушками.
"Нуримал" запустил свое лучевое оружие. Сфокусированные высокоэнергетические лучи устремились вперед и достигли своих целей.
Ракеты, направлявшиеся к "Кларку", взорвались в нескольких километрах от корабля. Первая ракета, которая теперь бесцельно блуждала почти в сотне километров от "Кларка", испарилась всего через несколько секунд после этого.
— Это было не то, чего я ожидала, — призналась Балла.
"Нуримал" перенацелил лучевое оружие, направив его на третий корабль, пробив двигательный отсек этого корабля. Двигатели корабля разлетелись вдребезги, отделившись от самого корабля. Передняя часть корабля потемнела, пропала подача энергии, и он начал вращаться с угловой скоростью, приобретенной в результате взрыва в двигательном отсеке.
— Он мертв? — спросила Колома.
— По крайней мере, больше не стреляет в нас, — ответил Кэбот.
— Это понятно, — сказала Колома.
— "Кларк" опознал другой корабль, — заявила Балла.
— Это "Нуримал", — сказала Колома. — Я знаю.
— Не этот, мэм, — возразила Балла. — Тот, который только что разбили. Это "Урсе Дамэй". Это корвет исо, который был передан дипломатической службе Конклава.
— Какого черта он стрелял по нам? — спросил Кэбот.
— И почему "Нуримал" ведет по нему огонь? — спросила Колома.
— Капитан, — спросила Орапан Джунтаса, офицер связи и сигнализации. — Нас вызывает "Нуримал". Человек, который нас вызывает, заявил, что она капитан. — Джунтаса на мгновение замолчала, прислушиваясь. Ее глаза расширились.
— Что такое? — спросила Колома.
