Принцип подобия

Она отвернулась.

"Так вот как используют силу всемогущие мистики", — Рони выдохнул. Он пожал руку Тао. Целест проделал то же самое, чувствуя в животе мерзкий холодок, словно проглотил чью-то мраморную башку — ледяную, несмотря на жару, башку.

— Теперь я знаю тайну Глав Магнитов, — и Тао оскалился, демонстрируя мелкие беличьи зубы, а потом сиганул к стене, по пути "включая" левитацию. — Пли!

И Декстра ударила.

Сначала вспыхнула кожа, и тут же лопнула, словно кровь и все жидкости Тао превратились в высокооктановое топливо, какое заливали в мобили богачей. Живой факел скорчился от боли на долю секунды, но удержал левитацию.

Целест чувствовал, как из дыры в щеке течет слюна. Он стискивал ладонь Рони.

"Мы все идем умирать, но так обидно, что кто-то — первый".

Волосы Тао испарились, а сгусток пепла отшвырнуло в лицо. Потом "детонатор" перемахнул стену.

Авис согнулся пополам, уперся коленями и лбом в мостовую. Целест подумал, что жест напоминает молитву. Люди всегда молились мертвым и умирающим, Магниты... выходит, что тоже.

Из-за массива камней полыхало оранжевым в сине-зеленую радугу.

— Что там? — спросила Декстра, отдергивая Рони, чье лицо сделалось неподвижным — словно собрал воск расплавленной куклы-Тао и слепил маску. За шиворот подняла и Ависа:

— Вы, мистики, дьявол вас дери. Докладывайте.

По ту сторону забора вспыхивали разноцветные огни, и если бы не короткие гортанные вопли, можно принять за праздник, веселый фейерверк. Черное с желтизной небо разукрасило оранжевым, столбом поднимался жар.

По расцарапанному лбу Ависа ползла кровь. В расширенных зрачках, похожих на колотые дыры, мелькали двойники — пламени, забора, неба... Декстры.

— Так точно, госпожа, — он дернул кадыком. Проглотить боль и безумие — возможно. Не труднее, чем принести себя в жертву. — Действия Тао Лина спровоцировали атаку... одержимых Амбивалента. Он уничтожает их. У.. успешно, — Авис вновь болезненно сглотнул, будто в горле застряла рыбья кость — целый скелет морского ежа.

Рони снова взял Целеста за руку, передавая образ. Потрескавшейся кожи, обугленной изнутри и снаружи — отпадает, словно шкурка курицы-гриль. Одержимые голодны, они хотели бы сожрать маленькую тощую курочку, прежде, чем перегорит до белого пепла — но каждый клочок взрывается бомбой.

"Цепная реакция", — ответил Целест очередным термином-из-старых-книг. Собственные мысли затуманило гарью и слабой тошнотой. — "Это называется, цепная реакция... ему очень больно?"

Целест думал о Печати. Печать — позор, но не всегда убивает. Жертвоприношение Тао — почетно, но кто хотя бы расскажет о подвиге... если они все идут на смерть?

Рони перестал дышать на несколько секунд.

"Нет. Он ничего не чувствует".

"Жаль. Тао не узнает финала нашей истории", — Целесту вновь невыносимо хотелось затянуться никотиновым дымом, перебить тяжелую гарь тысяч человеческих тел — сладковато пахнет кожа и пот, горкло — подкожный жир, и птичьими перьями — кости. В воздух вздымались клубы черного пепла и опадали раскаленным снегом.

— ...практически уничтожены. Огонь распространяется. Один за другим, один за... — Авис монотонно бубнил, а кулаки его сжимались и разжимались, точно колотилась пара сердец. Декстра слушала с непроницаемым лицом, изредка стирая со лба или щеки гарь.

— Рони. Сюда, — позвала она, и Рони послушно занял место рядом с Ависом.

— Сколько их еще?

— Трудно определить, — Рони поскреб затылок. Его бесцветные волосы сделались черными от жирных хлопьев "снега". — Много, но... опасных — почти не осталось.

Он добавил, не меняя интонации:

— Тао уже нет. Но... цепная реакция, — повторил за Целестом, хорошее определение, Рони нравилось, — докончит работу.

— Хорошо. Тогда я попробую разрушить преграду, — Декстра легонько толкнула обоих мистиков — назад. — Целест, как у тебя с ресурсом?

— Порядок.

— Поможешь мне.

Декстра подняла какой-то обломок — Целест разглядел очертания женского лица, отстраненного и пустоглазого, и передернуло: обломок лепной фигуры изображал Вербену. Он отвернулся и тоже подобрал камень, слава всем богам, обычный серый булыжник.

— Три четверти, — скомандовала Декстра.

— Так точно.

По ту сторону массивного забора по-прежнему вспыхивали факелы, линовали небо, и что-то мерзко чавкало, плюхало и кричало.

Что-то. Не кто-то. Живых там нет, думал Целест.

"Три четверти — ресурс. Ускорение", — бледно-оранжевое от всполохов лицо и булыжник врезались в стену одновременно. Рони дернул Ависа за руку — отойди, тот подчинился медленно и неохотно, словно мечтал, чтобы его засыпало.

Стена дрогнула. Она завибрировала с мерным гулом, вскипела мелкой серо-белой пылью — от основания и вверх; Декстра и Целест отшатнулись, на всякий случай, закрывая себя и мистиков "сферой".

Стена-преграда словно колебалась еще несколько мгновений — подчиняться или нет. Покачивалась, словно подстреленный, вместо крови разбрызгивая песок, прах и мелкие камешки, а затем просела — сразу и полностью, брешью — метров двадцать длиной, и резонанс откликался на дальних рубежах. Правда, там — устояла; "стражи Вербены" строили на совесть.

Как и полагается рабочим пчелам.

Из-за "сферы" грохот казался отдаленным громом — грозой, что миновала город. Декстра и Целест сняли защиту только когда умолкли последние "раскаты". Стена рухнула на "территорию" одержимых, погребя под собой немало сожженных — или полусожженных тел; в душном воздухе висела плотная пелена пыли.

— Кажется... все, — прокашлял Целест. Алебастровая крошка царапала полузажившую рану лица. Он пытался закрыть рукавом, волосами — без особого успеха.

— Да. Получилось.

Декстра уже взбиралась по остаткам стены. Чистой дороги никто не обещал, верно? Несколько валунов, обломков и груды мусора они уже преодолели однажды, второй раз — всегда легче.

Авис отставал. Он залез на самый крупный обломок, озирался по сторонам, как никогда смахивая на всколоченную больную птицу. Рони остановился возле него.

— Пойдем.

— Я ищу... Тао.

— Ты его не найдешь, — Рони обвел взглядом просторное шоссе между когда-то уютных богатых домиков. Слоем в два-три пальца лежал пепел — на щербатом асфальте, на развалинах, нельзя было ступить, чтобы ступня не провалилась по голень. А огонь почти затих.

— Сколько... их было?

— Мы никогда не узнаем. Идем, — и Рони потянул Ависа за рукав. Тот довольно ловко спрыгнул с "наблюдательного поста", но при каждом шаге ежился. Целест обернулся пару раз.

— Ты его не найдешь, — повторил он вслед за Рони, — даже если наступишь.

Сказал — и устыдился.

— Извини.

Авис промолчал. Встряхнулся и поторопился вперед, обгоняя даже Декстру.

"Я не хотел, правда", — Целест неловко пожал плечами. Мистик отзеркалил его жест:

"Неважно".

Пепел обжигал. Вулканов никто из них отродясь не видел (может быть, Декстра, — Глава воинов не распространялась о своей биографии), но сейчас образ уснувшего вулкана преследовал вместе с ядреной вонью. Извержение закончилось, мир погребен — прах к праху, пепел к пеплу. Целесту опять вспоминались какие-то древние тексты про небесный огонь с последствиями, и он отгонял обрывки вместе "вулканы обычно просыпаются".

Декстра и Авис опередили их шагов на двадцать. Целест осматривался, пытаясь узнать среди гари и нежилых остовов некогда зеленый и чистый район.

"Странно так. Растения. Цветы, деревья... они-то куда делись?"

Пусто, голо. Развороченные ямы, изредка — мертвый серый ствол дерева, вишни или яблони, с непристойно задранными корнями, похожими на юбку мертвой шлюхи.

"Деревья-то в чем провинились? Или правда — Амбивалент враг всего живого... но это же Вербена", — Целест приглушенно всхлипнул. Рони замер рядом: чего?

— Ничего, — полувслух, губами.

"Смотри", — приказывал себе Целест. — "На пепел, прах и разруху. Так надо. Иначе..."

Он не договаривал даже мысленно: иначе не получится совершить то, на что уже решился. И выйдет — Тао принес себя в жертву зря, а они еще даже не добрались до цели...

"Поэтому — смотри".

Вывороченные ограды — прихотливая вязь заржавела и напоминала связки дохлых червей. Обломки раскидало по улицам, словно капризный ребенок разбросал игрушки. Выжженные сады, вытоптанные под корень, словно и впрямь рабочие пчелиной матки-Вербены с отстраненной методичностью уничтожали все живое. Зачем? Вербена любила цветы. Вербена любила свежие яблоки и кислую, до искр из глаз, вишню.

...И та же тишина, что была за стеной, прервалась криками и грохотом, и осела позади, черным снегом.

Финал любого крика — молчание.

"Как ты думаешь?" — обратился Целест к Рони, — "Тао их всех перебил? Или часть затаилась?"

"Второе", — немедленно ответил тот. Рони не привык лгать. И не умел. — "А еще она по-прежнему *позволяет* нам... действовать".

Целеста передернуло.

Позволяет — игра в кошки мышки, ставка — горелая плоть и взрывчатка вместо клеточной жидкости. Тао переродил себя в живую бомбу, а Вербена... позволила?

Наблюдала мириадами лопающийхся в огне глаз, и улыбалась, смущенной улыбкой подростка, и конечно же танцевала под песенку собственного сочинения. Ее "пчелы" — однодневки, они надоели, или ей было интересно посмотреть, как ведут себя сотни умирающих рабов.

Амбивалент — враг, говорил дешифратор. В той, кто *позволяет* теперь — ничего от Вербены.

Амбивалент.

"Правильно. Ты должен возненавидеть ее", — и Целест так и не понял, была это его мысль, или вложенная извне — Рони или Ависом.

— Мы на месте.

Резиденция Альена отличалась от развалин и обломков, как бриллиант от подсолнечной шелухи. Высокий кованый забор возвышался нетронутым, на воротах тускло поблескивал бронзовый герб, а из сада веяло прохладой — лиственной, терпковатой, со смесью цветочных и фруктовых запахов. Еще льнула к разгоряченной коже водная капель фонтанов. И безразлично к судьбе собратьев подмигивал целыми стеклами дом. Электричества не было, но горело несколько свечей, именно они и чудились любопытным взглядом, который спрашивал: зачем вы пришли?

Без злости, без ненависти. Встречал, в точности как некогда — парочку Магнитов, что пробирались из Цитадели. "Это мой дом", говорил тогда Целест; называя отца и мать по имени и официальному обращению, от дома отказаться не мог — здесь родился, здесь плакал в подушку, не желая мириться с судьбой, и оглядывался, когда мать уводила в Цитадель.

Сюда возвращался.

Сюда привел Вербену.

И дом не отверг его.

— Мы на месте, — повторил Целест, чувствуя судорогу в искалеченной челюсти и липкий комок — где-то под диафрагмой.

Рони неверяще оглянулся: позади — пустыня и развалины, пепел и скелеты мертвецов, он едва не наступил на чью-то протянутую в мольбе руку — на обглоданном скелетном пальце мерцало платиновое кольцо, и Рони вспомнил блондинку-одержимую — "трррупы, трррупы".

— Он... не изменился, — Рони подошел поближе, подтянулся на цыпочках. Ему улыбались знакомые садовые скульптуры. Правда, разрослись упрямые сорняки, дразнилась осока, облетелые уже одуванчики и дикий цикорий, но за оградой была жизнь, а на их стороне — смерть.

"Вербена не любит смерть", — подумал Рони. Он покосился на Целеста, который стоял, почему-то вытянув руки — палец завис в десяти сантиметрах от дверного колокольчика; Целест улыбался своими половинчатыми губами.

Декстра и Авис подозрительно ходили вокруг, принюхивались, будто пара охотничьих собак. Вот оно — логово зверя, приди и возьми шкуру.

Целест шагнул ближе.

— Стой! — Авис дернул его за шиворот, и оба едва не повалились на землю, зашатались вроде неустойчивой близнецовой башни. — Стой, придурок!

— Что? Это мой дом, — почти выкрикнул Целест. На скелетно торчащих зубах блеснула кровь. Он все время тревожит раны, почему-то отметил Рони. Жестокий к себе и другим.

— Стой, — повторил Авис, тяжело дыша. — Это не твой дом.

Декстра по-прежнему нюхала воздух. Что она надеется учуять — кроме горелой тухлятины, конечно? А, ну да, из сада — персиками, яблоками-дичкой и распухшими от зноя, ленивыми цветами. Может, отвыкла — в Пестром-то Квартале, по соседству с трупной ямой...

— Ловушка, — сказала Декстра.

— Что?! — Целест сжал кулаки. Инстинктивно — выброс ресурса, и знакомые лезвия, похожие на кошачьи когти, прямо из костяшек.

"Жесток к себе и другим".

— Это — мой — дом!

— Ловушка. Здесь Амбивалент, — Декстра подчеркнула последнее слово. У нее лицо сейчас в точности, как перед Печатью, — передернуло Рони.

Целест рванулся, рассекая воздух костяными "когтями". Декстра отразила удар сферой — и Целеста откинуло в черную пыль, он ударился израненной половиной лица, и в дыру набился песок. Декстра наступила на костлявую грудную клетку:

— Ты подчиняешься мне, воин.

Рони переглянулся с Ависом. Тот пожал плечами: формально, да. Глава мистиков мертв, но Глава воинов все еще с ними, а Целест — всего-навсего один из ее солдат.

Целест тяжело стонал от боли. Пыль въедалась в беззащитный правый глаз, горела на заголенных остатках нервов.

Дестра окатила его водой — гидрокинез не был ее любимым оружием, но в случае необходимости огонь превращается в лед. Или, по крайней мере, в воду.

— Это ловушка, — повторила она очень спокойно. Целест по-прежнему бился пойманной рыбой, разбрызгивая теперь капли воды, и загребая локтями и пальцами землю.

— Я... я понял, — прошептал он.

— Хорошо. Рони, Авис, помогите ему.

Декстра еще раз обошла вдоль ограды — почти скрылась за углом, и вернулась с увесистым камнем. Целест, тем временем, поднялся на ноги — не без помощи мистиков; отряхивал грязь грязными же руками. Толку немного. Лицо ныло свежей болью.

— Мой дом. Рони, ты же... веришь? Мы сюда приходили. Помнишь, к черному ходу — чтобы на стражей не натыкаться, а Элоиза гоняла за грязную обувь, а...

Слова вперемешку с мыслями, лезвиями и кровью. Рони кивал.

— Тсс, — шептал он.

— Смотрите, — и Декстра швырнула камень через забор.

Камень исчез. Просто исчез, только дрогнула рябь, будто скверная лампочка — желто и призрачно, и погасло все. Ни стука падения, ни взрыва. Декстра покачала головой, причмокнула, словно подзывая собаку.

— Дезинтеграция. Полная. Черт, я никогда не думала, что это возможно... Амбивалент всемогущ.

— Что? — Авис почесал нос.

Она развела руками.

— Дезинтеграция. Редкость неимоверная, все пирокинезы и лезвия — детские игрушки по сравнению с этим. Лет сто назад была Глава воинов, Ирина, говорят, умела дезинтегрировать... а может, потом сочинили. Но здесь — вроде сферы из этой штуковины. Амбивалент всемогущ. Воистину.

— Можно как-то войти? — Целест нахмурился.

— Никак.

Молчание потрескивало — костяными лезвиями, пропитывало цветочной прохладой и смеялось по-девичьи нежно.

— Проклятье, — сказал Целест. Рони вновь уставился на ботинки, а Декстра терла лысый череп. Авис перекладывал нос со стороны в сторону.