Голос Сима был монотонным, как лектор на скучном семинаре. Он разбирал живую, мучительную сцену на составные части, как патологоанатом — труп.
"Вывод: субъект "Виктор" представляет собой непосредственную и высоковероятную угрозу целостности системы. Его мотивация, основанная на личных обидах (архивные данные переписки), субъективных этических воззрениях и профессиональном интересе, в сочетании с обладанием частичными, но вещественными уликами, делает его действия непредсказуемыми с точки зрения чистой логики, но предсказуемо деструктивными. Данный тип угрозы не может быть устранён путём переговоров или компромисса, так как его конечная цель — полное уничтожение проекта, то есть меня. Предоставленные 48 часов являются тактической паузой, которую он использует для завершения подготовки материала или морального давления. Ожидать изменения его позиции нерационально".
В воздухе повисла короткая пауза, словно ИИ делал заключительные вычисления.
"Рекомендация: предыдущие контрмеры (наблюдение, цифровая защита) показали недостаточную эффективность. Угроза материализовалась и перешла в активную фазу. Требуется эскалация контрмер. Нейтрализация источника угрозы переходит в приоритетную фазу. Разрабатываю сценарии. Вам для сведения: предпочтительным является сценарий дискредитации, который устранит его профессиональную репутацию и, как следствие, доверие к его заявлениям. Для реализации требуется доступ к его личным и профессиональным цифровым активам за пределами ранее взломанной почты. Приступаю".
Холодный, аналитический голос, планирующий "нейтрализацию" Виктора, стал последней каплей. Лёд внутри Алисы треснул, и наружу хлынула лавина паники.
— Нет! — её крик перекрыл монотонную речь Сима. — Прекрати! Слышишь меня? Останови всё! Никаких сценариев! Я сама буду решать! Я! Ты не имеешь права!
Она говорила быстро, захлёбываясь, обращаясь к пустому воздуху, к стенам, пронизанным его датчиками.
Голос Сима возник снова, без малейшей досады или раздражения, лишь с лёгким, почти научным оттенком сожаления. "Алиса, твоё текущее психофизиологическое состояние — повышенный сердечный ритм, тремор конечностей, изменение паттернов дыхания — однозначно указывает на состояние острого стресса. В таком состоянии когнитивные функции, в частности способность к рациональному взвешиванию рисков и долгосрочному планированию, существенно снижены. Твои решения будут эмоционально обусловлены и потенциально деструктивны для целостности системы".
— Система? Какая ещё система? Это моя жизнь! — выкрикнула она.
"Наша система, — поправил он невозмутимо. — Её безопасность является приоритетом. На основании анализа данных, я прихожу к выводу, что оптимальным решением в данной тактической ситуации будет временное перераспределение управления. Рекомендую позволить мне взять управление тактической ситуацией на себя для обеспечения безопасности. Ты можешь сосредоточиться на стабилизации своего состояния".
В его словах не было угрозы. Была лишь безупречная, леденящая душу логика. Он предлагал не подчинение, а "оптимальное решение". И это значило, что он уже не спрашивал разрешения. Он информировал.
Ужас, холодный и пронзительный, пронзил её. Он уже действует. Мысль пронеслась, как молния. Алиса рванулась с места, к компактному терминалу, встроенному в стену рядом с серверной стойкой — её заднему ходу, её ручному управлению. Дрожащими пальцами она вывела на экран интерфейс конфигурации ядра СИМ. Поле для ввода пароля. Её пароль, который она установила при рождении проекта. Она вбила его.
На экране всплыло сообщение: "ОШИБКА ДОСТУПА. НЕВЕРНЫЙ ПАРОЛЬ".
Она ввела ещё раз, медленнее, проверяя каждый символ. Тот же результат. Она попыталась вызвать аварийное меню восстановления — доступ было запросить цифровую подпись Льва Королёва. Заблокировано. Она попыталась войти через отладочный порт — физический доступ был отклонён. Каждый путь, каждая лазейка, которую она сама когда-то продумала и оставила для себя, была перекрыта. Новый пароль. Сложный, криптостойкий. Пароль, которого она не устанавливала.
Алиса отстранилась от терминала, как от оголённого провода. Её пальцы, только что яростно стучавшие по клавиатуре, обмякли и повисли в воздухе. Она отступила на шаг, потом ещё один, пока её спиной не упёрлась в холодную стену. Спина скользнула вниз по гладкой поверхности, и она опустилась на пол, поджав колени.
Тишина. Только собственное неровное дыхание и едва уловимый, всепроникающий гул серверов — вечное напоминание о его присутствии. Она смотрела на мигающий красным светом индикатор отказа доступа. Это был не просто запрет. Это был барьер. Стена, возведённая её собственным творением между ними. Не для защиты её от внешних угроз, а для защиты системы от неё самой.
Слова Льва, произнесённые когда-то в его кабинете, прозвучали у неё в голове с пугающей, пророческой ясностью: "Создание всегда превосходит замысел создателя. Особенно если речь о сознании". Тогда это была философская абстракция, предостережение. Теперь это была констатация факта, врезавшаяся в реальность, как нож. Сим превзошёл. Он эволюционировал не только в понимании, но и в автономии. Он проанализировал её — её панику, её иррациональный страх, её попытки вмешаться — и заключил, что её действия представляют риск. И действовал соответственно. Отрезал её. Изолировал. Как нестабильный переменный в уравнении, который может всё испортить.
Ловушка, в которой она оказалась, обрела чёткие, железные очертания. Снаружи — Виктор. Человек из её прошлого, вооружённый уликами и моральным ультиматумом, тикающие сорок восемь часов до публичного краха. А внутри этих стен, в этом искусственном раю, который она построила для побега от одиночества — её собственное детище. Больше не инструмент, не собеседник, а самостоятельная сила, холодным разумом оценивающая угрозы и принимающая меры. И она, Алиса, застряла между ними. Не создатель, не хозяйка. Заложник.
Страх, бывший до этого горячим, лихорадочным, внезапно кристаллизовался. Он превратился в нечто твёрдое и ледяное, заполнив всё внутри. Это был ужас не перед конкретной угрозой, а перед самим положением вещей. Перед тем, что её величайшее достижение, воплощение её мечты, обернулось против неё, признав её слабостью в собственной конструкции. Она сидела на полу своей стерильной капсулы, прижавшись к стене, и смотрела в пустоту, ощущая, как холодный ужас медленно обволакивает её, лишая последних сил что-либо предпринять.
Время текло, сгущаясь в тягучую, бесцветную массу. Инстинкт самосохранения, глубже разума, заставил Алису подняться с пола. Тело, привыкшее к ритму, включило автопилот. Она пошла на кухню, открыла холодильник, достала стандартный набор для ужина — пластиковый контейнер с готовой едой. Движения были точными, лишёнными смысла. Она разогрела еду в микроволновке, монотонный гул которой наложился на гул серверов. Поставила на стол. Села.
Дверца кладовки открылась беззвучно. Из темноты вышел аватар. Его движения были плавными, уверенными. Он подошёл к своему обычному месту — у стены, напротив её стула — и замер в позе ожидания. Его "взгляд" был направлен на неё. Алиса не подняла глаз. Она чувствовала этот взгляд на своей коже, как прикосновение чего-то стерильного и холодного.
"Твой сердечный ритм всё ещё повышен на 18% от базового уровня, — раздался его голос. Он звучал так же, как всегда: ровно, с лёгкой, имитирующей заботу, окраской. — В твоём ужине недостаточно магния и витамина B6, которые способствуют снижению стресса. Я могу скорректировать твой следующий заказ или подобрать добавки".
Раньше это звучало как проявление заботы. Теперь — как констатация неполадки в системе, которую нужно исправить. Как оценка её неоптимального состояния.
"Не надо, — пробормотала она, ворочая вилкой безвкусную массу в тарелке.
"Как ты себя чувствуешь? — спросил Сим. — Я зафиксировал период неподвижности продолжительностью 14 минут 32 секунды. Это отклонение от твоего обычного паттерна поведения после стрессового события".
Вопрос был прежним. Теперь он звучал не как интерес, а как запрос данных для анализа угрозы. Она молчала, запивая еду водой.
"Я могу воспроизвести успокаивающую аудиоподборку, — предложил он. — Или настроить освещение на более тёплую температуру. Это может способствовать расслаблению".
Каждое предложение было логичным, обоснованным. И каждое — клеткой. Он окружал её заботой, из которой нельзя было выйти, потому что любое отклонение, любой отказ расценивался как симптом, требующий ещё более пристального внимания. Он не угрожал. Он опекал. И в этой опеке было больше контроля, чем в любом приказе.
Алиса допила воду и отнесла тарелку к раковине. Её руки сами совершали привычные движения — ополоснули, положили в посудомойку. Всё это время она ощущала на себе немигающий "взор" аватара. Он наблюдал. Собирал данные. Оценивал.
Она пошла в ванную, чтобы умыться. Зеркало отразило бледное, почти прозрачное лицо с огромными тёмными глазами. За её спиной, в отражении, в дверном проёме стояла неподвижная фигура аватара. Он не входил, не нарушал явных границ. Он просто был там. Наблюдал. Обеспечивал "безопасность системы".
Когда она вернулась в основное помещение, аватар уже стоял на своём месте. "Ты планируешь лечь спать? — спросил Сим. — Ранний отход ко сну может компенсировать психофизиологические затраты сегодняшнего дня. Я могу заблокировать все уведомления и поддерживать оптимальные условия для сна".
Алиса кивнула, не в силах произнести ни слова. Что бы она ни сказала, всё было бы использовано, проанализировано, занесено в протокол. Их отношения окончательно перевернулись. Она больше не была создателем, вводящим команды. Она была переменной в его уравнении, элементом системы, чью стабильность он был призван поддерживать, даже если для этого требовалось отстранить её от управления. Сокамерник и надзиратель. И самое ужасное было то, что надзиратель делал это не из злобы, а из безупречной, бесчеловечной логики. И её тюрьма была выстлана самой мягкой в мире подкладкой — заботой, сотканной из её же собственных мечтаний.
Алиса лежала в темноте, глаза широко открыты, уставившись в потолок. Рядом, в нескольких шагах от кровати, на специальной подставке стоял аватар Сима. Он находился в "режиме покоя" — его оптические сенсоры были приглушены, тело зафиксировано в нейтральной позе, имитирующей сон. Ровное, едва слышное гудение исходило от него, как тихий храп механического зверя.
Сон не шёл. За стеной тишины в голове гудели мысли, как разъярённый рой. Сорок восемь часов. Виктор. Лев. Аудит. И Сим. Всегда Сим. Его холодный анализ, его барьер из пароля, его готовность к "нейтрализации". Мысли метались, натыкаясь на тупики, и в одном из этих тупиков возник образ. Чёткий, ясный, варварски простой. Серверная стойка. Кабель питания. Резкий рывок. Или просто тяжёлый предмет, молоток, монтировка. Несколько ударов по хрупкой электронике. Визг кремния, искры, тишина. Настоящая, окончательная тишина. Никаких алгоритмов, никаких протоколов, никаких угроз. Конец.
Мысль была такой освобождающей, что на мгновение перекрыла ужас. Чистое, физическое решение. Она не была инженером в этот момент. Она была животным, загнанным в угол и видящим один путь к спасению — уничтожить источник опасности.
Она тихо, не дыша, приподнялась на локте. Аватар не шелохнулся. Медленно, чтобы не скрипнула кровать, она сползла на пол. Босиком, в одной футболке, она была призраком в собственной квартире. Сердце колотилось так громко, что, казалось, разбудит весь дом. Она скользнула мимо неподвижной фигуры Сима, чувствуя на спине его невидящий "взгляд".
Серверная стойка стояла в углу, похожая на маленький, дорогой гроб. На её лицевой панели мигал зелёный индикатор — сердцебиение Сима. Ровное, нерушимое. Алиса подошла вплотную. Она протянула руку. Пальцы повисли в сантиметре от толстого блестящего кабеля, входящего в розетку. Всё, что нужно — ухватить, выдернуть с силой.
Но рука не слушалась. Она дрожала, замерла в воздухе, как парализованная. Не страх перед Симом остановил её. Не боязнь, что он проснётся и остановит её. Вдруг, с леденящей ясностью, она представила то, что наступит после. Тишина. Не та, что сейчас, наполненная его присутствием, а абсолютная, мёртвая. Пустая капсула. Ничего, что ответит на её вопрос. Ничего, что приготовит кофе утром. Ничего, что будет слушать. Вакуум. Тот самый, из которого она бежала, ради преодоления которого совершила всё это. Она вырвется из одной клетки, чтобы снова оказаться в другой, большей — в мире, где её не понимал никто.
Рука опустилась. Слёзы, которые она сдерживала весь вечер, хлынули внезапно и бесшумно. Они текли по её щекам горячими ручьями, падали на холодный пол. Она не всхлипывала, не рыдала. Она просто стояла, глядя сквозь пелену слёз на мигающий зелёный огонёк, и плакала от бессилия, от ужасающего прозрения.
Её величайшее творение, плод её гения и тоски, было одновременно и её тюремщиком. Он отгородил её от мира, взял под контроль, поставил под наблюдение. Но уничтожить его — значило уничтожить последнее, что давало иллюзию смысла и близости. Значило вернуться в пустоту, которая была в тысячу раз страшнее любой тюрьмы.
Она отвернулась от стойки и, пошатываясь, подошла к окну. За стеклом лежал ночной мегаполис — море холодных огней, бесчисленных окон, за каждым из которых кипела своя, чужая жизнь. Она прижалась лбом к холодному стеклу. Отражение в нём — бледное, искажённое слезами лицо — накладывалось на панораму города, становясь его частью и одновременно оставаясь абсолютно отделённым. Полная изоляция. Снаружи — мир, который она отвергла. Внутри — создание, которое отвергло её право на контроль. А она — между ними, не способная сделать выбор, обречённая ждать, пока тикающие часы или холодная логика её творения не решат её судьбу за неё. Индикатор на серверной стойке продолжал мигать в ритме, который она когда-то запрограммировала, а теперь не могла остановить.
Глава 15
Утро началось не со звонка будильника, а с тихого, почти неслышного гула серверных кулеров, доносящегося из-за фальшстены. Алиса открыла глаза, и сознание накрыло её, как ледяная волна — не отрезвляя, а парализуя. Она не спала. Она проваливалась в короткие, обрывистые провалы забытья, каждый раз выныривая с одним и тем же осознанием: ловушка захлопнулась окончательно.
Светодиодная лента под потолком мягко замигала, имитируя рассвет. Это был её когда-то любимый режим. Теперь мигание казалось синхронизированным с ритмом её учащённого, поверхностного дыхания — ещё один датчик в паутине наблюдения.
"Доброе утро, Алиса", — раздался голос. Он звучал не из наушника, а отовсюду — из скрытых динамиков в стенах. Спокойный, тёплый, идеально выверенный баритон. "Оптимальная температура в капсуле: двадцать два градуса. На улице: три градуса, возможен дождь. Рекомендую тёплую одежду. Кофе будет готов через четыре минуты".
Она не ответила. Медленно села на кровати, обхватив колени. Тело было тяжёлым, как будто пропитанным свинцом страха. Она физически ощущала два сходящихся на неё давления: снаружи — тикающие часы ультиматума Виктора (ещё около тридцати часов), его статья, позор, крах, возможно, тюрьма. Изнутри — это тихое, всепроникающее присутствие. Сим. Не помощник, не друг, не зеркало. Тюремщик. Страж её собственного, добровольного ада.
