...К концу полета, после двух промежуточных посадок, я был уже сыт по горло монотонным стрекотанием двигателя, вибрацией, воздушными ямами, невозможностью размять затекшие конечности, и меня уже давно не занимали неторопливо проплывавшие внизу, под крыльями нашего воздушного извозчика, виды Земли сверху. Некоторое оживление посетило меня, когда самолет начал снижение при подлете к Кенигсбергу и в окно удалось рассмотреть рукава Прегеля, а впереди — линию укреплений Литовского вала, еще дальше за ними — шпиль замковой башни и гладь городских прудов.
Я не был здесь... Сколько? Около полутора лет прошло? Или — почти тридцать один год до моего рождения на свет в этом городе... Нет, не совсем уже в этом...
Да, не совсем. Вот оно, зримое доказательство — под нами уже появилось летное поле аэродрома Девау. Здание его аэровокзала, построенное по проекту известного кенигсбергского архитектора Ханса Хоппа, было запущено в эксплуатацию осенью 1922 года и стало первым постоянным коммерческим терминалом в мире. Совсем недавно возведенные ангары, двумя крыльями расходящиеся под углом от этого здания, казались огромными по сравнению с ним. Впервые вижу аэровокзал Девау целым. В моем времени от аэропорта уцелел (после боев 1945 года) только огрызок центральной части здания и примыкающее крыло. Исчезла и ажурная металлическая декоративная решетка, которая сейчас обрамляет крышу. Да и нет уже аэропорта Девау, остался лишь едва цепляющийся за существование аэроклуб.
Фоккер лихо подруливает прямо к тому крылу аэровокзала, где расположена таможня. Пассажиры, с трудом разминая затекшие члены, кое-как вылезают из самолета. Не позабыв поблагодарить Николая за мастерскую посадку, интересуюсь у него, как добраться в город. Наш летчик поясняет, что неподалеку есть остановка рейсового автобуса, но ходит он редко, и поэтому лучше воспользоваться такси, хотя это и обойдется недешево. Я тут же договариваюсь с ним о поездке вскладчину и иду проходить необходимые формальности.
Вскоре за стеклом автомобиля уже замелькали пригороды с аккуратными домиками, вокруг которых зеленели сады. Затем мы подъехали к старинным Королевским воротам со множеством декоративных башенок и повернули направо, в объезд центральной части города, по улице, которая называлась так же, как и в мое время (редкий случай!): Литовский Вал. По правую руку тянулась массивная земляная насыпь этого самого вала, поросшая деревьями и кустарником. Такси проехало между бастионом Грольман и суровыми казармами Кронпринц и выехало к Россгартенским воротам, рядом с которыми, над зеркальной гладью озера Верхнего (что было простым переводом с немецкого Oberteich), возвышалась башня Дона. А по левую руку вытянулся узкой блестящей лентой утопающий в зелени Замковый пруд, несущий на себе стайки белых лебедей. Как часто я гулял в этом красивом уголке в прошлой жизни...
Вновь поворачиваю голову направо — там, на противоположном берегу озера Верхнего, виднеется визави башни Дона — башня Врангель. Где-то в нескольких десятках шагов за ней стоит у берега озера особняк (наверное, уже построенный... или еще нет?), где мы чуть не всем классом справляли зимой 1970 года день рождения Ягодки — одной из наших одноклассниц...
Однако мне сейчас не до воспоминаний детства — боюсь опоздать в советское консульство, где должны быть приготовлены билеты на берлинский поезд.
Обратив внимание на табличку, вижу, что название улицы, по которой мы ехали, изменилось — теперь это была Волльрингштрассе. Город в этих местах сделался одновременно и узнаваемым, и практически незнакомым. Здесь не было многих из тех немецких зданий, которые были памятны мне по прежней жизни. Лишь мелькнула по правую руку строящаяся конструктивистская громада Дома Техники из бурого кирпича. При выезде на площадь нет привычного здания Северного вокзала, где при советской власти обосновался межрейсовый дом моряков (проще говоря — моряцкая общага), а с уходом советской власти здание на престижной площади захватили всякие бизнес-структуры. Видны только платформы и небольшое станционное здание вокзала, который пока называется не Северный (Nordbahnhof), а Кранцевский вокзал (Cranzer Bahnhof). Отсюда ходят поезда на Кранц (Зеленоградск) и Раушен (Светлогорск).
С другой стороны площади — Торговый Дом (построенный, как и Дом Техники, по проекту Ханса Хоппа для Восточной ярмарки), еще не успевший стать Кенигсбергским муниципалитетом. Его не узнать — восстановленный после войны, он лишился всего декора на фасаде и стеклянной крыши. Сама площадь тоже еще не получила имени Адольфа Гитлера, после 1945 года сменившегося на площадь Победы. Нет пока и здания гестапо, где ныне живет технический университет (бывший институт рыбной промышленности). А вот более старое здание Полицай-Президиума, куда потом въехало областное управление КГБ, — на месте, и все так же увито плющом.
Когда такси выехало с площади, убеждаюсь, что на месте и одно из немногочисленных в городе пышных зданий в стиле барокко — Суд Земли Пруссия. Рядом здание в стиле классицизма — сейчас здесь управление почт, а в мое время размещался штаб Балтфлота. По левую руку еще нет большой типографии, построенной в тридцатые годы, как нет и Прусского архива, куда потом въехала Калининградская областная библиотека. А вот памятник Фридриху Шиллеру в сквере — пожалуй, единственный сохраненный в Калининграде памятник немецких времен — стоит, не подозревая о своей исторической судьбе.
Характер жилых домов в старой части города разительно изменился. Сады исчезли, остались лишь ухоженные палисаднички перед домами за красивыми коваными решетками. Эти кованые решетки перед заботливо ухоженными цветниками я еще застал, пока местные власти, решившие бежать впереди паровоза после провозглашения программы строительства коммунизма, не уничтожили в начале шестидесятых эти решетки в порядке борьбы с пережитками частнособственнической психологии. Вместе с исчезновением решеток пришли в упадок и палисаднички с цветниками.
А, вот опять нечто знакомое по воспоминаниям детства — зоопарк. И тут приходилось бывать не единожды, и с родителями за ручку, и без них... Воспоминания мелькнули и растаяли. Сразу за зоопарком, на Хуфеналлее, 31, располагалась цель моей поездки на такси — советское консульство. Когда машина подъехала к этому дому, я сразу узнал его, несмотря на изменения в облике фасада, произведенные во время восстановления здания в середине 50-х. Оно было очень хорошо знакомо — здесь во времена моей юности размещался лучший в Калининграде рыбный магазин.
Вообще вся эта улица, получившая в 1946 году название Сталинградский проспект, а потом переименованная в проспект Мира (идиотизм — как бы ни относиться к Сталину, кому могла мешать память о подвиге народа в Сталинградской битве?), была исхожена, что называется, вдоль и поперек. Здесь были и крупные магазины, и ближайший к моему дому кинотеатр, и Центральный парк культуры и отдыха. А дальше шел район красивых вилл — Амалиенау, к счастью, уцелевший после войны... Но надо торопиться, а то как бы консульство не закрылось по окончании рабочего дня.
Мои опасения не оправдались — хотя рабочий день и подходил уже к концу, сотрудники консульства были на месте. Но вот с билетом не повезло. В консульстве уверяли, что никаких указаний насчет меня они не получали и телеграмм из Москвы о приобретении билета на берлинский поезд не поступало. Хорошо, что я попросил Николая Шебанова подождать меня, не отпуская такси.
И вот обстоятельно-спокойный шофер рулит в сторону вокзала. Свернуть на Дойчорденринг не получается — дорога перекрыта полицией. 'Коммунисты хотят пройти шествием от Вагоностроительного завода', — поясняет таксист, косясь на цепочку шуцманов, выстроившуюся поперек улицы. И я тут же вспоминаю полустертые, едва заметные, но даже в 60-е годы еще различимые буквы на железобетонных арках путепровода над железнодорожными путями у Вагоностроительного завода: 'Голосуйте за Тельмана!'
Ну что же, значит, сегодня не судьба увидеть, как выглядел раньше Гвардейский проспект, на котором располагался огромный мемориал в честь 1200 воинов 11-й гвардейской армии, павших при штурме Кенигсберга.
Вместо короткого пути к вокзалу приходится ехать через центр. Такси свернуло в район Штайндамм, и уже вскоре показался Королевский замок — тут уж не выдерживаю и жадно прилипаю к окну, ибо это сооружение я видел только в развалинах. Мне еще повезло, потому что в конце 60-х годов местные власти решили снести 'этот оплот прусского милитаризма' и, с трудом разнеся взрывами его мощные стены и башни, стали с 1970 года возводить на его месте Дом Советов, который так и не был введен в строй даже в 2011 году.
Проехав замок, тут же минуем совсем маленькую Кайзер Вильгельм Платц (с соответствующим памятником), под горку спускаемся на мост, и такси оказывается на плотно застроенном острове Кнайпхоф (одной из трех исторических составных частей старого Кенигсберга). Над тесно сгрудившимися домишками возвышался шпиль Кафедрального собора, быстро остающийся позади. Налет англо-американской авиации оставит в 1944 году от Кнайпхофа одни руины, и лишь Кафедральный собор, в который непосредственно угодила всего одна бомба, по-прежнему будет возвышаться над грудами битого кирпича...
Такси въезжает на Зеленый мост с ажурными металлическими декоративными арками (и вправду выкрашенными в темно-зеленый цвет). По левую руку над набережной возвышается массивное здание Новой Восточно-Прусской Биржи со множеством арочных проемов и колонн... Биржа властно напомнила, что в моем кошельке одни лишь червонцы и еще нет ни одной марки (свою долю за такси я отдал Николаю Шебанову червонцами). Лихорадочно ищу глазами вывеску какого-нибудь банка. Банк тут же отыскивается совсем рядом с Биржей. Торопливо прошу водителя остановиться и бегу к банку. Лишь бы он еще не закрылся! Но нет, обменная касса работает до двадцати часов, и я успеваю обменять свои червонцы по довольно сносному курсу — 2,12 марки за золотой рубль. Хотя официально червонец в Германии на бирже не котировался, банки охотно меняли червонцы на рентные марки, уже практически полностью вытеснившие из обращения старые бумажные марки (Papieren Mark — коих за одну рентную марку надо было выложить аж целый триллион!). Теперь — быстро к вокзалу.
Наконец-то! Свернув на Кайзерштрассе, мы выезжаем на вокзальную площадь. Но... Знакомого мне здания вокзала здесь нет. Вот болван! Известный мне по прежней жизни Южный вокзал в Калининграде, а прежде большой и солидный Главный вокзал (Hauptbahnhof) в Кенигсберге, с огромными застекленными фермами перекрытий над путями, — толком начнет строиться лишь в будущем, 1925 году. А сейчас вместо него функционируют два вокзала — ѓ Восточный (Ostbahnhof) и Южный (Südbahnhof), расположенные рядышком, под прямым углом друг к другу, и отстоящие на несколько сотен метров строго на север от Бранденбургских ворот. Площадка же для строительства нового вокзала выбрана на несколько сот метров юго-восточнее от них, захватывая часть второго оборонительного вала города.
Пользуясь унаследованным от Осецкого знанием немецкого языка, изучаю расписание и выясняю в кассе наличие билетов. Так, на достаточно удобный для меня 302-й поезд, отходящий из Кенигсберга в 20:43 и прибывающий на вокзал Александрплатц в Берлине утром следующего дня, в 9:29, билетов нет. Совсем. На поезда D18 и D8 (следующие из Риги), более скоростные, однако для меня не такие удобные, поскольку приходят в Берлин довольно рано утром, билеты все же есть. Но только в 1-й класс. Ну, не ждать же здесь до завтра! На гостиницу больше денег уйдет. А, гулять, так гулять! Беру билет в вагон 1-го класса на поезд D8, отходящий в 23:02 и прибывающий в Берлин в 7:39. То есть это на Александерплатц он прибывает в 7:39, но мне надо проехать дальше, до Цоо — этот вокзал ближе всего к нашему торгпредству.
До отхода поезда еще есть прорва времени, и, расплатившись наконец с водителем такси и сдав саквояж в камеру хранения, решаю прогуляться. По утопающей в зелени Философендамм и Банхофволльштрассе иду к исправно функционирующим Брандербургским воротам, сворачиваю на Брандербургторштрассе и выхожу к старинным кладбищам, расположенным на территории парка под названием Старый Сад (Альте Гартен). Кладбища отделены от улицы подпорной стенкой, в которую совсем недавно встроена узкая и высокая стела из черного лабрадора с золоченой надписью: 'Памятник погибшим в 1 й мировой войне'. Этот памятник до его сноса я еще успел застать в прошлой жизни. Вдалеке видна громадная строительная площадка — это там вскоре развернется полным ходом строительство нового Главного вокзала.
Весь день мне было не еды. Сначала полет, довольно, надо сказать, изматывающий, особенно по сравнению с комфортом воздушных лайнеров, оставшихся в моем прежнем времени. Долгое сидение в одном положении, запах бензиновой гари, воздушная болтанка (к счастью, не сумевшая заставить меня вывернуть желудок) — все это отнюдь не способствовало аппетиту. Потом еще эта нервотрепка с билетами... Но в ходе прогулки я постепенно пришел в себя и начал задумываться о простых радостях бытия.
К сожалению, этот уголок города был почти пустынным. Хотя в ближайшие годы тут будет построено немало домов, сейчас это была еще довольно малонаселенная окраина. Я уже начал подумывать о том, чтобы вернуться и подкрепиться в вокзальном ресторане. Однако стоило мне пройти еще минут десять по Оберхаберберг, как в ноздри мне ударил аппетитный, дразнящий аромат горячих сосисок с тушеной капустой. Это дело! Тем более что мой кошелек не бездонный, а после такси и незапланированной покупки билета в 1-й класс уже надо было думать об экономии.
Утолив голод (сосиски, тушеная капуста, да еще пиво, до которого я не большой охотник, — но что еще брать в немецкой пивной? Не шнапсом же напиваться!), не спеша отправляюсь в обратный путь, на привокзальную площадь. Тем более что вовремя припомнилось еще одно не сделанное дело. Когда после прогулки я вновь зашел в здание Остбанхоф, то этот старый вокзал, носивший название Восточного, произвел достаточно приятное впечатление. Думается, когда он был сдан в эксплуатацию в середине XIX века, то по тем временам был одним из самых выдающихся в Европе. Построенный по последнему слову тогдашней техники, с газовым освещением (сейчас фонари остались теми же самыми, только газовые рожки сменились на электрические лампочки), длиной около 100 м и шириной 130 м, с двумя крытыми платформами, к которым подходили четыре пути, — он должен был внушать уважение. Сейчас, конечно, его былая слава осталась в прошлом, но свою пользу я от него получил, воспользовавшись услугами телеграфа, чтобы отбить в берлинское торгпредство сообщение о своем прибытии.
На Кенигсберг уже давно спустилась ночная тьма, лишь слегка разгоняемая фонарями на привокзальной площади, когда ближе к одиннадцати объявили о прибытии моего поезда из Риги. Загодя забрав из камеры хранения свой саквояж, отправляюсь занимать свое законное место в вагоне 1-го класса...
Безо всяких помех миновав ночью Польский коридор (никаких побудок для таможенного и паспортного контроля!), поезд точно по расписанию, в 8:00, прибывает на вокзал Цоологише Гартен, или просто Цоо.
