Зеркала судьбы. Изгнанники.

— О чем ты?

— Смотри.

Гадалка протянула ладонь, с которой соскользнуло что-то легкое, пестрое, и закружилось вокруг меня, будто крупная бабочка. По знаку когтистого пальца цветной прямоугольник замер в воздухе перед моим лицом. Это была карта — потрепанная, с полустертым, но все еще ярким рисунком, изображающим странное, уродливое существо. У него было тело человека — могучее, мускулистое, прикрытое лишь набедренной повязкой, и увенчанная полумесяцем рогов голова зверя.

— Твоя карта — Повелитель тьмы, — сказала Тир-на. — А на твоих руках я все еще вижу кровь невинных. Ты должна переломить судьбу, Мара. Иначе погубишь много душ, и свою в том числе.

— Но что именно надо сделать? — меня начала раздражать манера ольды говорить намеками и недомолвками.

— Он сумел вырваться из порочного круга. А твой путь проляжет рядом. Но только если сумеешь повернуть свою судьбу туда, куда велит Лак'ха.

Карта взмыла вверх, перевернулась и снова затрепетала перед моими глазами. Только теперь на ней был нарисован облаченный в свободную мантию мужчина со строгим лицом, которое обрамляли длинные светлые волосы.

— Его карта — Маг, — пояснила Тир-на. — Это хорошо. Раньше ему выпадала Башня, но он вырвался из этого аркана.

— Чья карта? — спросила я, не надеясь, впрочем, на вразумительный ответ. — Какой аркан?

— Никому не позволяй распоряжаться твоей судьбой. А сейчас просыпайся. Соберись с силами. Там ждут твоей помощи...

Ольда накинула капюшон, скрывший ее лицо, и отступила, растворяясь в свете.

— Следи за зеркалами, — донеслось до меня на прощанье.

Открыв глаза, я долго не могла понять, где нахожусь, и что вообще со мной произошло. Пахло дымом. За окном висели низкие грязноватые тучи. Кажется, рассвет... а может быть, вечер. Со всех сторон раздавались болезненные стоны, злобные выкрики, предсмертные хрипы. "Да, — вспомнила я. — Форт. Смертельная болезнь. Бешенство. Плесень. И лазарет, устроенный в ратуше — единственном каменном здании..." С удивлением поняла, что лежу среди умирающих в этом самом лазарете. Несмотря на то, что гулявший по форту холодный ветер задувал в пустые оконные проемы, мне было тепло и уютно. Кто-то заботливо закутал меня в несколько пуховых одеял, подстелив еще парочку вниз. "Тюки распотрошил", — подумала я. Пошевелила руками и ногами. Веревок не было. Странно. Ведь всех заболевших непременно связывали. Если обычные погонщики, пораженные болезнью, превращались в опаснейших монстров, то что в безумии могла натворить орка? Скосив глаза в бок, я обнаружила валяющиеся рядом разрезанные веревки. Значит, все же связывали. А потом увидели, что иду на поправку, и сняли. Спасибо им. Кстати, а кому им? Что-то ни одного доброго человека, ухаживающего за больными, видно не было. Но кто-то же укрыл меня одеялами, подносил воду, уговаривал не уходить и еще... пел песню, слова которой, хоть я их и не понимала, сохранились в памяти. Борясь со слабостью, я приподнялась на локте и осмотрелась. С обеих сторон вдоль стены дома лежали люди. Много людей. Одни ревели, пытаясь освободиться от пут, другие постанывали в бреду, третьи тяжело дышали, готовясь отправиться к Десиду. Справа от меня лежал Атиус. Одного взгляда хватило, чтобы понять: дела мага совсем плохи. Лицо его посерело, на губах застыла пена, грудь вздымалась в неровном дыхании. Чуть поодаль я увидела Ала. Мой друг находился еще в начальной стадии болезни: он рычал, извивался и в бессильной ярости бился головой о мраморные плиты пола. Если бы не одеяло, туго свернутое и заботливо подсунутое под затылок, парень давно уже раскроил бы себе череп. Дик... Вальд... еще охранник... погонщик... Я вдруг сообразила, что бешенство поразило едва ли не всех людей в караване. А те, кого я не нашла, скорее всего, уже мертвы. Но все были укрыты одеялами, у многих на лбу лежали смоченные водой тряпицы — единственное средство от жара. Где же тот, кто обиходил целую ораву больных?

Он обнаружился неподалеку. Немного ссутулившись и зябко нахохлившись, сидел у небольшого костерка — маленький, безобидный, где-то растерявший свои спесь и задиристость. Кажется, он дремал.

— Эй, — позвала я, удивившись слабости собственного голоса. Откашлялась и повторила: — Эй!

Клевавший носом ушастик встрепенулся, вытаращил зеленые глаза, несколько мгновений непонимающе смотрел на меня, потом поспешно проговорил:

— Я не Лэй...

— Знаю. Ты Дейнариэл, а значит, Дей.

Окончательно проснувшись, эльф подбежал ко мне и первым делом пощупал лоб прохладной ладонью.

— Жара нет, — заглянул в глаза и облегченно выдохнул: — Кажется, ты поправилась. Я не ошибся! Дай-то Гвиневра, не ошибусь и в остальном... — едва слышно добавил он.

Ушастый ринулся к костру, порылся в каком-то мешке и вернулся, держа в одной руке большую склянку с широким горлом, в другой — острый нож.

— Мне нужна твоя кровь. Объяснять некогда. Но это единственный шанс спасти хоть кого-нибудь.

Я молча пожала плечами и протянула мальчишке руку.

— Я вымыл нож и прокалил его на костре. Так что не волнуйся, — пояснил он, туго перетягивая мне плечо веревкой.

— И не думала, — заверила я, наблюдая, как острое лезвие рассекает запястье, и разрез начинает сочиться кровью, стекающей в посудину сначала медленными каплями, потом тоненьким ручейком. — Так ты один за всеми ухаживал?

— Последние двое суток один. После того, как Ал свалился.

— Двое суток? Так сколько тогда провалялась я?

— День и две ночи. Так долго продержались только ты и Атиус. Только ты сумела победить заразу, а ему становится все хуже.

— Почему же ты не заболел?

— Трудно сказать. Возможно, на эльфов споры плесени не действуют. Хотя это только мои предположения. Ведь жители Даллирии не бывают в Безымянных землях. А может быть, мне просто повезло...

— И что, все заразились?

— Да нет, — мальчишка пожал плечами. — Некоторые сбежали из форта. А несколько воинов где-то здесь, прячутся подальше от лазарета.

Кровь текла все медленнее.

— Этого недостаточно, — пробормотал Дей, положил ладонь на мое плечо и прикрыл глаза.

Внезапно я ощутила вспышку жара и дурноту, словно вернулась болезнь. Но это продолжалось всего мгновение и ушло, оставив лишь разливающуюся по телу слабость. Кровь из запястья заструилась быстрее.

— Так я и думал, — бубнил себе под нос ушастик. — Она темнее человеческой. Хоть бы получилось...

Когда склянка наполнилась, эльф нанес на порез мазь и наложил тугую повязку.

— До завтра затянется. А пока отдыхай.

Я посмотрела на его осунувшееся лицо, на котором нетерпеливо поблескивали окруженные серой тенью глаза, и молча попыталась встать. Это оказалось совсем не простым делом. Тут же закружилась голова, к горлу подступила тошнота, ноги подкосились.

— Ложись! — прикрикнул Дей.

— Тебе нужна помощь.

— Помощь — нужна, зомби — нет, — сердито отрубил мальчишка и уже мягче добавил: — Твое выздоровление — это чудо, Мара. Но ты еще очень слаба. Нужно время для восстановления после болезни. А тут еще такая потеря крови. Поспи хоть немного, а там посмотрим. Я справлюсь, не думай.

Не в силах бороться с дурнотой, я рухнула на одеяло. Кажется, ко мне снова явилась Тир-на и пыталась еще что-то сказать. Но я была настолько утомлена, что даже во сне хотела спать. Отмахнувшись от ольды, я перевернулась на бок и окончательно выпала из действительности, погрузившись в теплое забытье.

Пробуждение было мгновенным, словно кто-то толкнул меня в бок. Я открыла глаза, повернулась и увидела улыбающегося Атиуса. Он выглядел изможденным, но из глаз исчезла болезненная краснота, и взгляд был осмысленным.

— Я не ошибся в эльфе, — еле слышно проговорил маг. — Он все же сумел нас спасти.

Ал тоже выжил. Сейчас он крепко спал. Ушастик обнаружился неподалеку. Он продолжал обихаживать больных, хотя сам едва держался на ногах от усталости. Я встала, отметив, что за время сна сил у меня прибавилось. Осталось лишь небольшое недомогание. Подошла к Дею, собираясь предложить помощь. Вдруг, неожиданно для себя самой, произнесла слова древней клятвы. Странно, но эльфу она тоже была известна, и мальчишка дал ответ.

— Иди поспи, я подежурю, — сказала я ушастому.

Он даже не возражал, пошел и завалился на мое место. Спустя мгновение Дей уже крепко спал.

Мы пробыли в форте еще четверо суток. Главная опасность миновала, но люди были еще очень слабы. Первыми встали на ноги Атиус и Ал: наверное, догадка эльфа о силе духа была правдива. Чародей проводил много времени с Деем, без конца о чем-то расспрашивал его, делал заметки на листе пергамента. Ушастик охотно отвечал на все вопросы, даже чертил в записях какие-то рисунки. После этих обсуждений волшебник впадал в глубокую задумчивость, становясь рассеянным, что вообще было ему несвойственно.

Наконец Атиус отдал приказ к выступлению. Конечно, не все еще достаточно окрепли. Но мы и так потеряли слишком много времени. Надвигалась зима, а с ней — снегопады и метели, которые могли стать убийственными при переходе гор. Нужно было пересечь их как можно скорее.

Мы покинули форт, чуть не ставший всем нам могилой. Болезнь собрала богатую жатву: в живых осталось двадцать два охранника и шестнадцать погонщиков. Пало два десятка мулов и пять коней. Благодарение Тиру, мой Зверь не погиб. Повезло и коню Дейнариэла. А вот жеребец Ала стал жертвой бешенства. Часть тюков с товаром пришлось оставить. Мы занесли их в ратушу, чтобы забрать на обратном пути.

О судьбе тех, кто сбежал, нам ничего не было известно. Но я не сомневалась: беглецов можно считать погибшими. И через пару миль мы обнаружили подтверждение моих догадок. Они колыхались под холодным ветром — два пушистых холмика плесени. Чуть дальше лежал еще один несчастный, опутанный шевелящимися белесыми ветвями. Потом еще... Наверное, где-то в бескрайних землях затерялись и остальные.

— А не надо было трусить, — безжалостно произнес Ал, когда мы проехали мимо первого такого холма. — Тогда, возможно, были бы живы.

Я усмехнулась и кивнула в ответ. За предательство должно быть лишь одно наказание — смерть. Жаль, что люди не всегда это понимают. Их мягкость по отношению к предателям ведет к новым подлостям. Иногда милосердие творит больше бед, чем любое зло.

Мы остановились на ночлег. Впереди черной громадой маячили горы, до которых оставалось не более пары часов пути. По словам Атиуса, к следующему вечеру мы должны были спуститься к границе Нордии. Разумеется, если все сложится благополучно.

Ехавший во главе каравана маг оставался задумчив. Он нарушал молчание только для того, чтобы сделать короткое сообщение или отдать очередной приказ. На привале больше не рассказывал забавных историй, не отпускал веселых шуток. Быстро перекусил, распорядился насчет караула и лег спать.

Выбор у волшебника был невелик: здоровых воинов, способных нести дежурство, имелось немного. Тем, кто еще окончательно не оправился от болезни, нужно было дать отдохнуть. Иначе люди могли стать обузой в сложном переходе. Неудивительно, что первая половина ночи досталась Алу, Дею и мне.

Мы обошли спящий лагерь и присели у костра, вслушиваясь в звуки ночи. Время от времени один из нас отправлялся проверить, все ли спокойно на стоянке. Но никто на нас не нападал, ночь была тихой, хоть и холодной. Дежурство подходило к концу, и я надеялась, что оно обойдется без приключений.

Костер трещал и упорно сопротивлялся попыткам северного ветра задуть его пламя. Глядя на пляшущие огненные языки, я, сама того не замечая, принялась вполголоса напевать какой-то мотив. Эта песенка всплыла в памяти словно ниоткуда, и я мурлыкала ее без слов. Ал поднялся и двинулся на обход лагеря.

— Что ты поешь? — спросил Дейнариэл.

— Сама не знаю. Когда я болела, мне снился чей-то голос. Он говорил со мной, но слов я не запомнила. А еще пел эту песню... — неожиданно для себя я пропела, старательно выговаривая чужие слова:

— Телкони си эт эри эль,

Эстад а эстадери эль...

Эльф улыбнулся и подхватил:

— Риа панни сенириэлль

Тилл ниа ла....

Тут я сообразила, почему тот голос, помогавший преодолеть болезнь и горячку, показался мне знакомым. И песня... точно! Как же я раньше не сообразила, что такую нежную, словно шелест летнего ветерка, неуловимую мелодию мог сочинить только один народ. И эти звучные слова...

— Так это ты пел мне тогда?

— Да, — скромно признался Дей. — И еще сказки рассказывал. Надо было как-то удержать тебя в этом мире.

— А о чем эта песня?

— Я, конечно, не поэт и не смогу передать всей красоты стихов. Но постараюсь перевести ее для тебя на всеобщий... — Мальчишка ненадолго задумался, потом проговорил нараспев:

— Она с тобою рядом шла,

Тебя манила и звала.

Ее дорога — зеркала,

Конца им нет.

— А дальше?

— Средь серебристого стекла

Судьба как кружево сплела

Дорогу из добра и зла

Во тьму иль свет...

— И все?

— Остальных слов я не помню. Это очень старая песенка про судьбу.

Ветер усиливался. Резкий порыв всколыхнул пламя костра, ударил в лицо, забрался под одежду, пронизывая до костей. Мы сдали дежурство и улеглись спать.

А наутро пошел снег — сначала сыпал мелкой сухой крупой, потом повалил пушистыми хлопьями. Когда мы приблизились к горам, ветер стих, и снег падал сплошной стеной, мягко ложился под ноги, устилая степь белым покрывалом.

— Может быть, переждать? — нерешительно предложил кто-то.

— Ни в коем случае, — возразил Атиус. — Перевал засыплет, и мы застрянем здесь до весны.

Я принюхалась к воздуху и подтвердила:

— Да. Засыплет. Это надолго.

— Вперед, — решительно приказал маг.

Перед нами поднималась широкая тропа, на которой свободно могли разъехаться два всадника. Атиус поехал по ней, следом за ним цепочкой двинулись все остальные.

В начале перевал был пологим и казался не опаснее обычной дороги. Но постепенно подъем становился все круче, а тропа — все уже. Она вилась вокруг горы узким серпантином. Протянув руку вправо, можно было прикоснуться к гладкой поверхности утеса, слева зияла пропасть. Ехать верхом стало слишком опасно, и мы спешились, ведя лошадей в поводу. Ноги по колено утопали в снегу, скользили, наступая на мелкие оледеневшие камешки. Двигались мы медленно.

Снова поднялся сильный ветер. Швырял снежинки в лицо, перехватывал дыхание, закручивал вихри, из-за которых не видно было дороги. Атиус шел впереди, определяя направление с помощью чар. И если бы не он, мы потерялись бы в этой белой круговерти.

Спустя некоторое время — не знаю, какое, я потеряла ему счет — тропа вывела караван к широкому прямому перешейку. Этот построенный природой мост, соединявший две горы, словно висел в воздухе между двумя бездонными ущельями. Несмотря на то, что путь, казалось, был безопасен, мы не рискнули оседлать лошадей и продолжали идти пешком.

Я шла сразу за Атиусом, за мной двигался Дей, потом тянулись мулы, понукаемые погонщиками. Остальные охранники распределились по всей длине каравана, Ал замыкал шествие.