— Наш ботинок! Это кто же здесь ходил?..
Сердце Джерри сбилось с ритма раньше чем он осознал на что смотрят его глаза.
— Мистер сержант, сэр! Взгляните!
— Да... Это ясно кто ходил... — протянул сержант разглядывая V-образный след зверя. — Но видишь в чем закавыка, дружище, рупь за сто, они пришли вместе и ушли вместе. Уехали. Так кто это здесь ходил? Джерри не знал кто это.
Вот то-то, — сказал сержант, — пойдем за ними, там и узнаем.
Между прочим , они не были единственными существами в этом мире, кого приводили в удивление и даже страх, его необычная пустота. Мишка, измотанный длительным кроссом, без слов рухнул на землю, не затрудняясь даже поиском подходящего места, когда Пхыт объявил привал.
* * *
Старый волшебник давно, еще с детства, привык к своим межвременным командировкам. И каково, вы думаете, ему было делать серьезное, благоговейное лицо, глядя на забавы Саговникова и восторги его военной братии? Десткая игра, песочница. Он, конечно , отдавал должное тому, что эти демоны-щепотники дорвались до того, что он сам считал чудом Господним, явленным и вверенным ему одному, ради его миссии, ради того, чтобы он стал мечом в деснице Всевышнего. Нужно уважать врагов, иначе легко впасть в ничтожество легкомыслия и беспечности. Хотя что же теперь, теперь щепотники могут надолго, а может и навсегда забыть о путешествиях во времени. Он разорвал связующую нить, уничтожив змеиных выползней по эту сторону времени, ну а дьявольское охвостье по ту сторону сдохнет само собой... Вернее, сдохло бы, если бы у Тимофеича не было к ним разговора. Стало быть именно его руке суждено оборвать течение их смрадных греховных жизней. Что ж , это будет даже милосердно.
Тимофеич вывалился из серой тьмы небытия в мрачном, отгородившемся от солнца зелеными горбами хвои, лесу. Переждал секундное головокружение, прикрыв глаза и целеустремленно зашагал, ничуть не стесняясь треска веток под ногами. Услышат? Не беда. Тем кто нападет, будет хуже. А те кто попытается удрать — не успеют. Он хищно, неприятно улыбнулся. Улыбка его (если б кто ее видел) была ужасна как надрез патологоанатома на свежем трупе. Удивительно было что эта улыбка не кровоточила...
Старик шел не спеша, но быстро, на манер верблюдов, которые двигаются по пустыне как будто бы неспешно, но их не догнать пешком, если путник отстал от каравана. Такой отставший от каравана обречен как и пресловутый человек за бортом, если корабли пустыни не сыграют шлюпочной тревоги или хотя бы не сорвут стоп-кран. Тимофеич шел, на взгляд, как обычный пешеход, но если бы в мезозое водились гаишники и один из них направил бы на Тимофеича радар, то удивился бы обнаружив на экране значение по меньшей мере 30 км/ч.
Тимофеич чувствовал как настроение, испорченное этим хлыщом начинает распрямляться , прямо как ветка дерева весной, с которой свалился намерзший за зиму снег. Еще бы встретить крупного зверя и провести экспресс-сафари. Охоту Тимофеич любил и динозавров не боялся. Здесь, в отличие от 'Там', ему не нужны были крупные калибры. Это место... Или время... Не важно. Оно было источником и основой его могущества. Здесь он был по-настоящему силен , по-настоящему одарен силой Господней, и лишь крохи этой силы ему удавалось пронести с собой обратно... Если бы это было не так, он не стал бы кланяться этим индюкам, полагающим себя пупами всленной и погрязшими в гордыне. Он был вынужден терпеть их, пока был слаб, и пока его интересы совпадали с их интересами, но придет час... Он размышлял над этим — как сохранить силу, возвращаясь из прошлого, но пока ни к чему не пришел... Пока...
Пока он шел, сильный, дьявольски сильный человек, полагающий себя избранником светлых сил и одержимый жаждой... жаждой чего? Ему и самому трудно было понять это, но сейчас, сейчас его бы очень развлекло умерщвление чего-нибудь... чего-нибудь живого...Тимофеич никогда не придавал значения визуализации , и возможно, всего лишь возможно, в этом было его слабое место. Иначе он бы обратил внимание на багрово-черно-красную ауру смерти, летящую впереди него, подобно шотландским слогам, сопровождающим войско на битву, которую мог бы увидеть и значение которой мог понять даже слабый, начинающий эспер. Звери, в радиусе пятидесяти километров от Тимофеича, не видели этого ужасного зловещего цвета, мажущего небо словно бы пятнами крови, но их нутро, наделенное способностью инстинктивно улавливать приближение землетрясения, наводнения и лесного пожара, чуяло опасность издалека. По всей округе травоядные оторвались от сочных листьев и травы. Хищники, не заботясь о маскировке подняли головы, чтобы яснее уловить опасное направление и направление спасения. С минуту они прислушивались. Затем все живое обратилось в бегство. Кроме птеродактилей, самонадеянно полагающих себя в безопасности, да старого тираннозавра, мощного и злобного, чей мозг был поражен червями, в следствие чего он частично утратил слух, частично зрение, и полностью чувство страха, и без того свойственного этим динозаврам лишь в малой степени. Тираннозавр уже больше полугода питался падалью, подъедая за более удачливыми и здоровыми собратьями, и в настоящий момент имел ту же проблему , что и Тимофеич: настроение. Ему ужасно хотелось стравить пар. Ну и конечно, свежатинки...
Они встретились на небольшой полянке. Пятнадцатиметровый, семитонный зверь, возвышающийся над землей на шесть метров, заметив ничтожную маленькую фигурку (на один укус) отвалил нижнюю челюсть и угрожающе пригнувшись издал ужасающий, прализующий рев, от которого казалось, у жертвы мог лопнуть череп и вскипеть мозги.
— А вот тебе , жаба! — насмешливо, надтреснутым голосом сказал Тимофеич и характерным жестом показал тираннозавру болт.
Врядли этот жест мог показаться гипотетическому владыке мезозоя оскорбительным , скорее всего, он не мог, не хотел, не видел смысла больше тратить время на устрашение. Следовало переходить к следующему акту обычной трагедии дикой природы: акту питания. Скажите: приятного аппетита, или скажите: покойся с миром. Тираннозавр рванулся вперед, силы и скорости в этом гиганте было довольно чтобы с места набрать огромную инерцию, по сути это был рывок или прыжок, и...
Зверь с маху ударился словно бы о невидимую стену и с глухим утробным рыком отскочил от нее под действием импульса. Тот же импульс повалил его, мощные задние лапы подогнулись и он тяжело осел на хвост. Некоторое время он пытался поймать равновесие и удержаться от падения, цепляясь за воздух будто бы неживыми, тоненькими передними лапами, особенно вызывающими ужас и отторжение своим болезненным видом. Не удержался и рухнул навзничь с костяным хрустом. Жалобно заскулил. Если этот скрежещущий скребущий высокий звук можно было назвать скулением.
— Господь захочет — вода появится... — удовлетворенно сказал Тимофеич, опуская руки, выставленные ладонями вперед, словно он собирался протереть стекло... По-хозяйски уверенно ступая он обошел зверя, приближаясь к голове. Тимофеич не мало знал об этих богопротивных существах, самим видом своим оскорбляющих Господа, и понимал что теперь эта огромная ощипанная курица не встанет на свои уродливые окорока. Раз завалившись тираннозавр как средневековый рыцарь без посторонней помощи, был обречен стать мясом.
Тираннозавр злобно уставился на него маленькими (относительно) налитыми кровью и мутящимися от боли глазками. Зубастая пасть его раскрылась, как банка тушенки, и язык беспомощно лежал на земле дополняя впечатление.
— Туше! — сказал старик и приблизился, словно бы для того чтобы лучше разглядеть противника, но дело было не в этом. Это было рискованно, но Тимофеич знал, что делает. Подобная рискованная игра тоже грела его кровь. Он хотел дать умирающему зверю хотя бы крохотный шанс, иначе было не интересно. И он угадал: тварь выстрелила в него своей уродливой башкой, размером с небольшой автомобиль, резко выпрямив шею, и хлопнув зубищами, наибольшие из которых достигали 35 см. Тимофеич успел отпрыгнуть, и ощутил некоторую приятность от того что сердце, уже немолодое и видавшее всякие виды, забилось чаще хоть на несколько ударов в минуту. А все-таки в этом наверное самом привычном человеку, привычном до такой степени, что мы его не замечаем, звуке биения сердца, есть что-то до такой степени необычное что его нельзя отнести ни к чему из того что окружает наш в тех недолгих днях жизни, что нам отведены. Этот звук можно было бы назвать магическим, волшебным, но он вне магии и волшбы, ибо сердце одинаково и бьется и замирает и у посвященного и у простеца, отмеряя его время смертного и всем придется обняться с землей когда этот стук затихнет навсегда, это только вопрос времени. Тимофеич в свои 85 был сильнее и ловчее любого молодого атлета, но вот сердце... в этом стуке сердца он в последнее время стал слышать некие примеси — эхо старости и смерти. И это было досадно, но всего досаднее была прощальная отстраненная холодность, отчетливо слышимая в звуках производимых его сердцем. Нет он не собирался умирать, эта холодность выражалась в том, что он некоторым образом утратил вкус к жизни. И одиночество... Он, по существу не принадлежал ни к кому, кроме своего Бога, ни к братьям-раскольникам, которые , когда он имел наивность открыться им — рассыпав перед помраченными свиньями бесценные дары Господа, сделавшие его Избранным, прокляли его, предали и едва не убили. Ни к щепотным демонам-никонианцам тем более, ни к безумному безбожному миру, ни к язычникам. Сердце его отвратилось от мира, покрывшемуся отвратительной коростой греха, который давно уж не видит истину глазами, заплывшими бельмами лжи. Но долг перед Всевышним, долг ужасный и тяжкий, призвал его служить этому миру. Пришлось вернуться. И конечно же, вернулся он не для того , чтобы какая-то огромная ощипанная курица разорвала его, даже по его глупости...
— Ну что же... — Тимофеич мысленно вернулся к своей жертве , с которой чуть было не поменялся местами, — ведь это должно чем-то закончиться?
Тимофеич провел рукой с растопыренными пальцами сверху вниз. Это быстрое и сильное движение рассекло тушу на части — словно на пальцах у него были невидимые и очень острые когти длинною метров в пять. Бронированная голая шкура зверя лопнула , по ней пробежали параллельные разрезы , быстро углубившиеся во все могучее тело Ти-рекса как нож в масло, огромные кости не стали помехой колдовству. Так что в итоге он оказалася нарезан пластами как буханка хлеба. Огромные ломти развалились , обильно источая кровь,красную и горячую, дымящуюся...
Лицо Тимофеича ничего не выражало: ни радости, ни наслаждения, ни уместного в данном случае своеобразного азарта убийцы и мучителя, ни даже легкого возбуждения. Оно было бесстрастно и пусто. Но в глазах... На самом глубоком дне его глаз плясали фонтаны, гейзеры, смерчи адского пламени.
Он медленно потянул ладонь к себе собирая пальцы вместе, в хищный клюв и вдруг резко выбросил руку вперед , растопырив пальцы пятерней.
— Пуфф! — тихий внутренний взрыв подбросил голову тираннозавра, кости черепа разошлись, сверкая на солнце, и кипящий мозг и кровь хлынули в разрывы, сварившиеся глаза выскочили с чавкающим звуком из глазниц со свистом ударили струи пара.
Пар выходящий из горла зверя подбросил массивную верхнюю челюсть и пасть исторгла шипение, будто трижды мертвый уже тираннозавр прошептал своему убийце что-то отвратительно-интимное. Во всяком случае именно так показалось Тимофеичу, который даже отступил на шаг. По дну чистого водоема его души, проскользнула тень страха. Его душа, посвященная служению всегда была чистым водоемом и страху в ней места не было. Эта вода всегда была прозрачна, да, но... Дно было устлано илом, темным, гнилым, и зловонным, если бы кто-то извлек его на воздух. И вот в этом иле вполне могли водиться твари , черные твари... Страх... И не только... Может и хуже страха...
Он попятился, осеняя себя истинным двуперстным крестом. Мертвая, сваренная изнутри , страшная , по-домашнему пахнущая бульоном, голова тираннозавра смешно (и это было жутче всего) подбрасывая челюсть прошептала ему:
— Ты тоже динозавр, ты сдохнешь вместе с нами...
И тут ужас, скользкий, чешуйчатый, холодный, со сгнившими белыми глазами, не таясь больше, высунул из донного ила свое беззубое сомье рыло...
Тимфеич вытянул дрожащую руку ладонью вниз и с силой сжал кулак:
— Во имя Господа, — с привизгом прошептал он, — да пожрет тебя пламя ада, откуда ты вышел!
Голова и туша нарезанная кровавыми огромными ломтями вспыхнули чадным зловонным пламенем. Тимофеич оглядел полянку, ставшую сценой его небольшого гримуара. Вся она была залита кровью. Но сам Тимофеич был чист. ОН был недосягаем для грязи этого мира. Того впрочем тоже. Чувствуя себя по уши заряженным свежей энергией, Тимофеич, упруго по-молодому ступая, направился в лес. У него возникло обычное убеждение , что идти надо к горам, так он быстрее встретится с... со старыми друзьями...
Старик улыбнулся, обнажив белые крепкие зубы. НА этот раз его улыбка была вполне человеческой. Дурное настроение , навеянное проклятием Ти-рекса, наверняка примерещившимся из-за обилия кислорода (пока не привыкнешь — часа два иногда бывают разные глюки). Чепуха — подумал он и доброе раположение духа стало завладевать им. С доброй усмешкой Тимофеич вспомнил подходящие к случаю стихи — 'и примешь ты смерть от коня своего'. Ну нет, — 'а помирать нам рановато — пропел он хрипло. — есть у нас еще дома дела'...
Волшебное изменение настроения вызвало у него странную ассоциацию (а может виновато было действие кислорода на его энергетическую структуру) — Тимфеич вспомнил анекдот — о доброй фее , помахивающей топором, у которой спрашивают почему это она так вооружилась. Да так, настроение плохое, — ответила фея. Затем он вспомнил, как Сидорцов , бывало, под настроение, сокращая отчество старика, называл его Феичем.
— Вот-вот, — Тимофеич расхохотался, его смех подхватил ветер и понес далеко-далеко, так что его воплне могли услышать местные звери. Но они не слышали, а если и слышали им было не до того — они удирали. — Вот с этого мы с ним и начнем разговор... С воспоминаний...
Он шел не спеша, но быстро. Проблем с определением направления у него никогда не случалось. Он чуял, как собака... Да что собака, ему не нужно было брать след. Он видел свою цель внутренним взглядом (так было всегда). Обычно в виде пятен красно-бурого цвета. Только сейчас что-то случилось с этими голубчиками. Их отражения теперь были нежно-зелеными. Тимофеич не стал задумываться над этим. Он разберется с этим когда настигнет их. А настигнет он их непременно. Любопытно было то, что с ними вместе движется что-то странное... ммм... минутку, навести резкость, вглядеться... э , да это черная тварь... самка... Что ты делаешь среди них, девочка моя? Захватили? Хм, маловероятно... Или зверь следит за ними? Глубины видения Тимофеича не хватало чтобы ответить на этот вопрос. Но скорости было вполне достаточно чтобы догнать голубчиков. Тогда все вопросы и разъяснятся. Минуту назад они следовали на северо-восток, а сейчас изменили направление и пошли севернее. Должно быть обходят препятствие... ну, что ж летите , голуби, летите. Кто не спрятался , я не виноват.
